Громова сделала воду погорячее и задержала дыхание, подставляя голову под душ и тщательно промывая волосы. Смахнув с лица крупные капли, она открыла глаза, которые все-таки немного щипало, несмотря на все предосторожности, и потянулась за мочалкой. Ароматный гель наполнил душевую кабину запахом вербены, покрывая тело девушки густой шелковой вуалью.
«И почему это, интересно, именно я должна просить? Я что, мужика себе не найду? Тоже мне, подарок судьбы!» — внутренне фыркнула она, поджимая губы и старательно намыливая грудь и плечи.
Чем больше она думала, тем яростнее терла себя мочалкой и тем сильнее заводилась, находя все новые и новые поводы для злости и аргументы против положения, в которое непостижимым образом угодила.
«Да кто он вообще такой? Средний футболист средней команды, который половину своей жизни провалялся на больничном либо просидел на скамейке! Кто знал его имя до того, как я начала заниматься его пиаром?»
Кира ополоснулась водой, вылезла из кабины и принялась растирать тело махровым полотенцем, равнодушно наблюдая за тем, как нежная кожа покрывается красными пятнами от ее чрезмерного усердия.
«Завтра они вдуют хорватам, он уедет в свою Испанию и все забудут, что он вообще здесь был! И я забуду!»
Закончив с незапланированным массажем, девушка провела ладонью по запотевшему зеркалу над раковиной и внимательно посмотрела на свое отражение в образовавшемся просвете.
— Не хочет? Не надо! — вслух сказала она, остервенело размазывая увлажняющий крем по порозовевшим от злости щекам. — Скатертью дорога! Пусть горит в аду!
Немного подсушив волосы и завернувшись в белый отельный халат, Громова вышла в комнату и посмотрела на свою пустую кровать. Сна не было ни в одном глазу, а бушующая внутри гроза и вовсе сводила все шансы уснуть на нет. В этот момент она почему-то представила себе Дениса, который мирно спит в своей уютной постели, предварительно помолившись и выпросив у Бога прощения за все свои грехи. Больше всего в этой ситуации ее бесило его благодушное спокойствие, с которым он раз за разом брал над ней верх, в то время как в ее голове и теле происходила настоящая кровавая революция. Он будто знал наперед все, что она сделает, подумает, скажет, и снисходительно наблюдал за ее агонией с вершины своей уверенности и самомнения.
Волна ярости накатила с новой силой, стирая последние остатки рассудительности и самоуважения. Мозг не давал никаких новых идей или хитроумных ходов, полностью отдаваясь одному-единственному желанию — поставить зарвавшегося футболиста на место любым, пусть даже и самым примитивным, способом. Кира довольно редко решала серьезные конфликты с помощью криков или прямых оскорблений, предпочитая более тонкие методы закулисных интриг и эмоциональных ловушек, но сейчас она уже не видела других вариантов закончить эту изматывающую войну.
Мысль о перспективе вылить на Черышева все накопившиеся претензии, просто по-бабьи наорать, послать куда подальше и, может, даже врезать ему, если представится удобная возможность, приятно защекотала нервы. Скинув на пол халат и натянув прямо на голое тело ставшие уже почти любимыми джинсовые шорты из магазина «Виктория» и белую футболку, Громова рванула из комнаты, не обращая внимания на часы, стрелка на которых уже приближалась к часу ночи.
«Зайду всего на пять минут, — убеждала она себя, быстрым шагом приближаясь к номеру Дениса. — Просто выскажу все, что я о нем думаю, и сразу уйду!»
Кира остановилась у закрытой двери, глубоко вздохнула и резко постучала, не давая себе времени для раздумий или подготовки. В ту же секунду, как тишину коридора нарушил отрывистый стук костяшек ее сжатых в кулак пальцев о деревянную поверхность, она пожалела о том, что сделала это. На смену решительности внезапно пришли волнение и страх, не подкрепленные никакими рациональными доводами, вместо ярости и жажды мести в сознание прокралась малодушная надежда на то, что он уже крепко спит и не услышит ее стука. Девушка сама не поняла, чего так испугалась, но с каждой секундой ожидания сердце билось все сильнее, гулко отдаваясь в ушах и заглушая собой все остальные звуки.
Громова уже решила, что ей повезло, и она сможет улизнуть незамеченной, оставив на своей совести очередное позорное решение, как вдруг дверь распахнулась и на пороге появился Денис. Кира несколько раз моргнула и растерянно уставилась на него, словно он был последним, кого она ожидала тут увидеть. Черышев же, напротив, выглядел абсолютно спокойным и, казалось, нисколько не был удивлен ее появлению. Он был босой, в одних джинсах и без футболки, но не выглядел заспанным или растрепанным, будто вовсе еще не ложился. На его лице девушка не смогла прочитать ни самодовольной удовлетворенности, ни радости, ни беспокойства. Только усталость и тихую манящую неизбежность этих голубых глаз, от которой она растеряла последние крупицы своей решительности.
Денис сделала шаг в сторону, шире открывая дверь и молча приглашая ее войти. Громова прошла внутрь комнаты, окидывая взглядом застеленную кровать и осматривая просторное помещение, освещенное лишь тусклым светом лампы на прикроватной тумбочке. Его номер был намного больше, чем у нее и Вадима, да и мебель здесь была на порядок дороже, что вполне красноречиво говорило о том, что Златопольский вновь не упустил шанса немного сэкономить на своих сотрудниках.
— У вас комнаты получше, чем у моих ребят, — ехидно подметила Кира, отходя к комоду в углу и проводя кончиками пальцев по недешевой столешнице красного дерева.
— Ты пришла, чтобы обсудить условия проживания сборной? — отозвался Черышев, продолжая стоять посреди комнаты в нескольких шагах от девушки и внимательно наблюдая за ее перемещениями.
— Нет, — максимально равнодушно ответила Громова, разворачиваясь к нему лицом и опираясь руками о комод за своей спиной. — Почему ты не спишь так поздно?
— Не могу уснуть без тебя, — без капли стеснения или кокетства спокойно ответил Денис, прямо глядя ей в глаза.
— Я тоже, — сдавленно прошептала Кира, отводя глаза в сторону и чувствуя, как они предательски наполняются слезами.
Все напряжение последних дней, наполненных бессмысленной и ожесточенной борьбой с этим мужчиной, вдруг разом упало ей на плечи, сдавливая грудь и окончательно лишая самообладания. До невозможности вдруг стало жалко себя, потратившую все силы на сражение, в котором она воевала лишь с самой собой.
За что она так отчаянно билась? За свое одиночество? За право вариться в собственном соку, лелея и бережно защищая от посягательства извне свою извращенную любовь к человеку, с которым она все равно никогда не сможет быть вместе? С чего она вообще решила, что Денис — это угроза ее маленькому миру, что ему нужно противостоять и что-то доказывать, когда он короновал ее с первого же дня, преклоняя колени и признавая ее безоговорочную власть над собой. И все, что он просил взамен, — лишь ответное признание ее очевидной привязанности, немного веры, одного маленького шага ему навстречу, который ей так трудно оказалось сделать.
Громова подняла на Черышева растерянный взгляд, читая в его глазах ответы на все не заданные ею вопросы. Он стоял перед ней, такой близкий, понятный, земной, мужчина, с которым не нужно ничего из себя строить, который способен принять ее такой, какая она есть. Кира так привыкла играть, строить планы и просчитывать ходы, что уже почти забыла, как может быть по-другому, когда все, что от нее требовалось — просто быть женщиной и следовать своей природе.
Девушка прерывисто выдохнула и вновь опустила глаза. У нее не осталось никаких сомнений в том, что ей следовало делать. Мозг больше не диктовал свои условия, опыт не подкидывал отговорок, а страх падения не сковывал сердце, уступая место простой и естественной женской сущности, запрятанной глубоко внутри, замаскированной острым умом, сарказмом и тщеславием, но отчаянно рвущейся наружу. К тому, кто смог разглядеть ее несмотря на все уловки и гримасы.
Кира осторожно потянула за края футболки вверх, снимая ее и отбрасывая на пол. Так же медленно расстегнув молнию на шортах, она спустила их вниз, переступая через скомканную джинсовую ткань и неловко отодвигая их в сторону ногой. Она снова вздохнула, несмело подняла глаза на Дениса и еле слышно произнесла:
