Живут ныне в одном из уфимских домов три сестры.
Все сестры Бикмуллины закончили институты. Марьям Магасумовна и Рабига Магасумовна — кандидаты медицинских паук. Они преподают в Башкирском медицинском институте. Зайнаб Магасумовна тоже много лет преподавала в институте. Основная ее профессия инженер-строитель. Три сестры, три ученых дочери неграмотной башкирской женщины Зиникамал Бикмуллиной…
Вот какой переворот в судьбах людей совершил Октябрь!
Я думаю об этом, вспоминая не только Рамзию Гайфуллину, которая стала сейчас помощником бригадира комплексной бригады, но и других башкирок — Героев Социалистического Труда — свекловода Банат Батырову и нефтяника Ляйлю Марданшину.
А Герой Советского Союза Маргуба Сыртланова в составе знаменитого Таманского авиаполка громившая фашистов!..
Башкирские женщины достойно представляют свой народ в советских и партийных органах. Есть среди них секретари райкомов, председатели райсоветов и министры. Много лет своей жизни, сил и знаний отдали организации обучения и воспитания детей неутомимые труженицы, знатные женщины Башкирии — министр просвещения Фатима Мустафина и заместитель министра Хаят Яфаева. А сколько тысяч учителей, воспитателей детских садов, врачей и других заслуженных представителей самых разных профессий трудятся на башкирской земле! О светлой судьбе некоторых из них знают во многих странах. Народная артистка РСФСР Гузель Сулейманова со своим партнером Фаузи Саттаровым побывала в десятках стран Европы и Азии, Африки и Америки. И везде танец; башкирской балерины принимался восторженно.
Этот список я хочу дополнить одним очень дорогим для башкирского народа именем.
Хадия Давлетшина… Ее уже нет в живых, но она оставила роман «Иргиз», одно из значительных произведений башкирской литературы.
Такое произведение мог создать только народ со зрелой, высокой культурой. И радостно сознавать, что написан он башкирской женщиной, судьба которой в дореволюционное время была особенно безрадостной.
За сто миллионов пудов!
В 1962 году Башкирия обещала дать стране сто миллионов пудов хлеба.
Это сказала республика, народ которой вплоть до Октября считался не способным к земледелию.
Это сказала республика, которая шесть — восемь лет назад сдавала хлеба вдвое меньше.
На полях уже шла настоящая битва за хлеб. В лучших бригадах с площадей в 300–350 гектаров снимали по 25–30 центнеров ржи. Пшеница уродилась под стать кубанской или целинной. Просо было такое, что казалось: ляг на него — не согнется.
Но только-только появились в газетах сообщения об успешном начале косовицы, как над Башкортостаном встала черная туча. Не встала — легла, навалилась на землю, стремясь раздавить своей тяжестью золотые стебельки сказочного урожая.
Туча шла войной.
Солнца не было во всю уборочную страду.
И хлеборобам предстояло совершить настоящий подвиг.
Между прочим, в те дни был произведен подсчет: если вытянуть перед комбайном все хлебное поле Башкирии, то это будет дорога шириной в пять метров и длиной в пять миллионов километров. А это длина трассы, составленной из всех 112 витков вокруг земли звездных братьев-космонавтов Николаева и Поповича.
Весь народ поднялся против тучи.
Особенно здорово, как и обычно, работали хлеборобы всех колхозов Илишевского района. Это ударный отряд башкирских земледельцев. Несколько раз я выезжал на поля илишевцев и каждый раз поражался их дружной, красивой, поистине богатырской работе. С них брал пример весь Башкортостан.
Сильная, вооруженная отличной техникой, встала на защиту урожая армия хлеборобов, и туча была побеждена.
Сверх плана Башкирия сдала более десяти миллионов пудов хлеба. Это 50–60 тысяч груженных доверху грузовиков-трехтонок.
Вот какая это была победа, вот какой рубеж взяла наша республика в 1962 году.
В следующем, очень тяжелом для страны году Башкирия дала стране почти 80 миллионов пудов: штурм новых рубежей продолжался. Илишевцы тогда сдали зерна вдвое больше плана.
В 1964 году башкирские хлеборобы продали государству более 90 миллионов пудов хлеба, перевыполнили план. Не так далеко до великого рубежа — ста миллионов пудов хлеба. Это астрономическое число становится обычным показателем уровня сельского хозяйства Башкирии.
Кумыс — богатырский напиток
Жажда погнала меня в кумысный ларек.
Кумыс!
Да, надо написать об этом самом напитке, за которым я стою в очереди. Очень мало где его еще делают, кроме Башкирии. А уж такой популярности, как башкирский, ни один кумыс не имеет…
Подошла моя очередь.
Сажусь за столик с бутылкой жидкости, приготовленной из кобыльего молока. А кругом столько о кумысе разговоров!
— Вы посмотрите, какие сведения приводит доцент Карнаухов в своей книге: еще в восемнадцатом веке в башкирские степи «съезжался из Московии и Дону недужный люд для питья кумыса, так как оный большую пользу для здоровья имеет»! Оказывается, именно в Башкирии русскими врачами была создана первая школа кумысолечения, имевшая своих учеников и за границей.
— Вы лучше вспомните, что Толстой и Чехов специально приезжали к нам лечиться кумысом. Чудо-напиток: сколько тысяч взрослых и детей в кумысолечебницах вернули утраченные силы, здоровье, бодрость духа! Ведь он самое верное средство избавления от туберкулеза.
— Да, удивительная это штука: толстые от него худеют, худые полнеют…
— Что ж удивительного: обмен веществ стимулирует.
— Ну все же… А жажду как рукой снимает!
— А аппетит поднимает!
— Одно слово — живая вода.
— Башкирское шампанское.
У кумыса и впрямь «шампанский» нрав: один из собеседников зазевался, и в тот же миг пробка отлетела прочь, а из бутылки, шипя и пенясь, вырвалась белоснежная струя.
Скоро мне представился случай побывать там, где производится кумыс, — на одном из государственных конезаводов.
Вообще-то основная его задача — растить коней хорошей породы. Но конезавод № 119 выполняет и другую задачу — изготовляет прекрасный кумыс.
Для этого содержатся специальные косяки кобылиц.
На одном из пастбищ мы стали свидетелями любопытного зрелища: ровно в 12 часов косяк лошадей без всякого сигнала и без чьего бы то ни было принуждения споро направился к месту доения.
Лошади выстроились в очередь.
— Привычка, рефлекс. Кобылы доятся через каждые два часа, и они привыкли к этому, сами прибегают. Есть кобылицы, дающие в сутки двадцать и более литров молока, — рассказывали доярки. — Нормальный же удой восемь-десять литров. Мы от наших косяков надаиваем в год около тысячи двести центнеров молока.
Здесь мы обратили внимание на жеребенка, стоящего на привязи у самого навеса, под которым доили кобыл.
— Это наш Нахаленок. Последите за ним.
Вот одна из кобылиц заупрямилась, перестала давать молоко. Доярка отвязала Нахаленка, и тот, как говорится, без лишних слов, уткнулся в лошадиное вымя. Как только молоко пошло, жеребенок был отведен на место, а доярка закончила доение.
Прошла минута, а уж другая доярка зовет Нахаленка на помощь, и тот стрелой устремляется выполнить приятный долг.
— Не всякий жеребенок отваживается лезть под незнакомую лошадь. А этот ничего не боится. Зато и перепадает ему кобыльего молока больше, чем другим: дружков-то его мы коровьим молоком поим.
А Нахаленок стоит себе, смежил длиннющие ресницы, ждет…
Косяк уходит на пастбище.
Но вот прошло два часа, кобылицы вновь подошли к навесу.
На этот раз после доения мы отправились вслед за телегой, увозящей свежее молоко к кумысной мастерской.
Острый и какой-то свежий запах встречает нас за дверью. Под ногами цветной, на стенах — белый кафель. Это в сельской-то местности! Тщательно вытираем ноги, плотно закрываем за собой двери: эти правила диктует безукоризненная чистота, которая царит в мастерской и без которой не может быть хорошего кумыса.
