Затем пришел из клиники профессор, все вместе поужинали и проводили Федора на вокзал - поезд в Варшаву уходил в ночь. Проводы были грустными. Почему-то у всех было тяжело на душе, а у Федора, когда он уже махал рукой из окна тронувшегося вагона, возникло странное ощущение, что это был их последний вечер втроем. Но потом началась дорога, возник разговор с попутчиками-офицерами, живо и с оттенком зависти интересовавшимися, где молодой врач успел заработать столько наград, бутылка коньяка материализовалась на купейном столике, и тяжелое ощущение ушло куда-то на задний план.
В Варшаву прибыли утром. В городской комендатуре Федор узнал, где находится его госпиталь, отметил командировочное предписание и двинулся дальше. К вечеру, хорошо намерзнувшись по дороге в ожидании попутных машин, он прибыл в госпиталь, где о нем, откровенно говоря, и думать забыли.
Самое забавное заключалось в том, что задержись Федор в пути еще на пару дней, и ни своего госпиталя, ни корпуса в целом, он бы уже не застал в Варшаве. Соединение перебрасывалось, причем местом его новой дислокации оказался Нижний Новгород. Что делать ударным частям так глубоко в тылу не понимал никто. Брошенная кем-то идея: будем завоевывать Урал! - вызвала у всех чувство недоумения. Всем к этому моменту уже было ясно, что из Польши придется уйти, но было бы логично несколько оттянуть корпус в тыл на европейском направлении или перебросить на юг - как там дальше дела с Турцией будут складываться, но на Волге им уж точно делать было нечего. Что еще более странно, корпус получил приказ передать большую часть боевой техники соседям. Во время боев это было бы нормальным: личный состав уходит на переформирование, а техника идет на доукомплектование остающихся частей, но бои были позади, большая часть подбитой техники была уже отремонтирована и вернулась в строй, так что практического смысла в таком решении практически не было. Командование, вероятно, что-то знало, но молчало, а спрашивать в армии не принято.
Госпиталь тоже максимально разгрузили. Вообще было такое чувство, что части корпуса как будто специально ужимали, оставляя в строю около половины личного состава. Так что поехали налегке. Федора быстро подключили к предотъездным хлопотам, поэтому Варшавы он толком и не увидел. По дороге было много разговоров о том, что будет дальше. Черту под ними подвел заглянувший однажды вечером на стакан чая в купе к молодым врачам начальник госпиталя.
- Вот увидите, на автозавод едем.
- Куда? На автозавод? Зачем?
- Думаю, что за новой техникой. А что, куда и зачем потом - не спрашивайте, не знаю. А думаю так потому, что перед этой польской войной взяли нашу дивизию, фактически разоружили и отправили в город Харьков. И там началось: новые танки, другая техника - все мобильное, на автоходу, оружие новое, измененные штаты, и получился в результате ударный корпус. Но главное в нем было - танки. А в Нижнем самый крупный в стране автозавод. А на нем - отдельный конвейер по производству бронетехники.
- Но это же совсем другое дело. Их броневики и бронетранспортеры и у нас в корпусе были!
- Да, были. Но главной ударной силой у нас были танки. А теперь что будет - посмотрим. И хватит спорить, через пару дней все станет ясно.
Оценка, правда, оказалась излишне оптимистичной. Даже сокращенный на половину корпус в Нижнем размещали долго и с трудом. Недели две мучились, тем более, что надо было еще иметь в виду и предстоящее прибытие пополнения.
Госпиталь опять разделили на несколько частей и распихали по городским больницам, так что Федор очень скоро утратил контакт и с коллегами, и с несколькими офицерами, с которыми он успел сойтись по дороге. Так что делать ему было особенно нечего, и он легко соглашался на дополнительные дежурства в хирургическом отделении больницы, куда временно определили и его с коллегами.
И вот как-то в конце марта, возвращаясь уже поздним вечером после дежурства на свою съемную квартиру в старой части Нижнего он услышал в соседнем переулке звуки какой-то возни. В другой ситуации Федор может и не стал бы вмешиваться - было известно, что в городе пошаливают и не все жертвы грабежей их переживали, но среди прочих звуков он явно различил женский вскрик. Надо было решаться. Федор был в штатском, но как всегда по вечерам носил в кармане табельный пистолет. Он вытащил оружие, завернул в переулок и пытаясь, чтобы голос его звучал максимально твердо, громко крикнул:
- Немедленно прекратить! Иначе буду стрелять!
Как выяснилось, основание для вмешательства были вполне достаточные. Три невысоких, но жилистых и даже на вид очень опасных типа пытались затащить вглубь переулка высокую молодую женщину. Не очень понятно даже, почему они не могли с ней справиться: двое держали ее за руки, а третий, похоже главный из них, угрожал финкой. Пускать ее в дело он не решался, судя по всему, не в силу врожденной деликатности, а стремясь сохранить светлую шубку женщины из какого-то дорогого меха, которую троица явно намеревалась снять с нее среди прочего. Казалось бы шансов у женщины не было, но по непонятной причине ей пока удавалось не только сохранять дистанцию с вооруженным налетчиком, но и, выворачивая руки в разные стороны, не давать схватить себя более плотно тем его сообщникам, которые удерживали ее за руки. Кроме того, она постоянно отвешивала обоим весьма энергичные пинки ногами, причем судя по всему ее остроносые сапожки уже не раз достигали цели. Так что пока она держалась, но долго так продолжаться не могло.
Шпаны в родном Федору Воронеже тоже хватало, но эти были на порядок опаснее всех, с кем ему приходилось иметь дело раньше.
Появление штатского, пусть и вооруженного пистолетом, налетчиков застало врасплох, но не смутило. Главарь с финкой повернулся к Федору, развел руки в стороны и завел свое:
- Все-все. Зачем стрелять? Никто никого не трогает, расходимся миром...
"- Сейчас ударит," - понял Федор, и его палец начал давить на спусковую скобу.
Но стрелять ему не пришлось. Дама вдруг сильно толкнула одного из налетчиков, освободила правую руку, одновременно влепила главарю хороший удар носком сапожка прямо между ног, после чего сунула третьему налетчику в нос откуда-то оказавшийся в ее руке небольшой пистолет. Да так ловко сунула, что тот взвыл и улетел куда-то в сторону. Главарь тем временем не выл. Он выронил финку и медленно опускался на землю как-то странно свинчиваясь вокруг своей оси и издавая сдавленный вой очень тонким голосом. Но даме и этого показалось мало. Каждый из державших ее ранее за руки налетчиков получил еще по паре хороших ударов, на этот раз каблуками ее сапог - обувь она явно решила не жалеть. После этого она критически осмотрела сложившегося на земле в кучку главаря и добавила ему еще разок по голове рукояткой пистолета. Вой прекратился.
Затем она подобрала с земли свою сумочку и обратилась к обалдевшему Федору:
- Пистолет уберите, молодой человек. Надеюсь, у Вас на него есть разрешение? А вообще в следующий раз лучше сразу стреляйте. Первый раз можно в воздух, ну а уже потом...
Федор за словом в карман лезть не привык:
- А почему же Вы не стреляли? Или разрешения нету?
- Не успела вытащить. Сразу сумку вырвали, отбросили в сторону и на руках повисли. Секунды не хватило достать пистолет из рукава. Но все равно, весьма Вам признательна. Ваше эффектное появление заставило их отвлечься, а большего мне и не надо было.
- Да уж, умеете. Кстати, может посмотреть, что с ними. Я вообще-то врач.
- Не стоит. Насмерть я не била, но запомнят они этот день надолго. Да и вообще, это очень живучая публика. Пойдемте лучше отсюда, а то сейчас жители полицию вызовут, до утра объясняться будем.
Новая знакомая, как заметил Федор уже на освещенной улице, была лет на десять постарше его и явно видывала разные виды. После таких приключений обоим захотелось выпить чая. Да и чего покрепче перехватить было бы не лишним. К счастью, подвернулось такси, и дорога до центра города, где еще работали рестораны, не заняла много времени.
