Валька поежился, вспоминая выражение женькиных глаз во время их последнего разговора. Было в них что-то такое, отчего на душе становилось тревожно и тоскливо: сострадание, жалость, отвращение и суровая решимость одновременно.

«Может, он и прав, — с отчаяньем подумал Валька. — Да ведь советовать легко. Не тебя в милицию загребут. А загребут, как дважды два. Сторож-то помер…»

Валька прерывисто вздохнул и только теперь почувствовал усталость.

«Подожду автобус» — решил Валька, кое-как добрался до остановки, со вздохом облегчения сел на скамейку под досчатым козырьком и закрыл глаза. Мысли одна мрачнее другой теснились в голове. Он представил себе, что приходит в милицию и начинает рассказывать, как было дело, длиннолицему милиционеру со злыми глазами навыкате. Почему милиционер рисовался ему именно таким, он не задумывался, зато отчетливо представлял, как тот, не дослушав до конца, хватает его за шиворот и по темному сырому коридору тащит в камеру-одиночку, где содержат убийц. В камере тесно, холодно. В зарешеченном окошке виднеется клочок хмурого, затянутого тучами неба. Со скрежетом захлопывается железная дверь. Гремят засовы…

Валька почувствовал, как по лбу холодными ручейками заструился пот. «Не пойду, — решил он. — Ни за что не пойду». Открыл глаза и вздрогнул: прямо перед ним стоял милиционер.

— Задремал? — добродушно — поинтересовался милиционер.

У Вальки пересохло во рту, язык словно присох к небу.

— Ну-ну, — милиционер потрепал мальчика по плечу. — Проснись.

«Сейчас арестует!» — с ужасом подумал Валька.

— Не подскажешь, как на Тезикову дачу проехать? — спросил милиционер. — Два часа мыкаюсь.

— К-куда? — запинаясь, переспроси. Валька.

— На Тезикову дачу. Корешок у меня там живет. Служили вместе. Я-то сам из Свердловска, проездом тут. А он здешний.

У Вальки отлегло от сердца. Сбивчиво, торопясь и глотая окончания слов, он принялся объяснять милиционеру дорогу. Тот выслушал и с сомнением покачал головой.

— Ты случаем не приболел, а? Перегрелся, может? Бледный весь. И пот в три ручья.

— Нет, дяденька, — Валька мотнул головой. — Все в порядке. Вон ваш трамвай идет.

— Ну смотри. А то давай до врача провожу.

— Не надо, я тут живу рядом.

— Тогда бывай здоров. Спасибо.

Милиционер помахал рукой и заторопился к трамваю. «Пронесло. — Валька вытер ладонью лоб. — До врача он меня проводит! Знаем мы этих врачей!» К остановке подкатил автобус. Валька взобрался в салон, пристроился возле окна, перевел дух. Милиционер на другой стороне улицы сел в трамвай. Автобус тронулся.

«Нет, — окончательно решил про себя Валька. — Ни в какую милицию заявлять не пойду. Пусть ищут. Все равно никого не найдут! Никто ничего не видел, никто ничего не докажет».

Он почти совсем уже было успокоился, как вдруг новая мысль заставила его похолодеть от страха: «Женька! Он все знает! Подождет день-другой, а когда станет ясно, что идти в милицию не собираюсь, — пойдет и все расскажет. А может, не пойдет? Это Рудин-то? Этот от своего не отступится. Для него принцип дороже друга. Очкарик паршивый!»

Занятый невеселыми мыслями, Валька, не заметил, как проехал свою остановку и расстроился еще больше.

«Ну погоди, Рудин! — мысленно грозил он, шагая по раскаленному тротуару. — Ты еще пожалеешь!»

Вальку душили злоба и страх. Он уже не отдавал себе ни в чем отчета. Женька-очкарик представлялся теперь ему единственной по-настоящему реальной угрозой, и он с каждой минутой ненавидел его все больше и больше.

На следующее утро все пятеро собрались в пойме реки, там где они накануне так весело провели день. Теперь настроение у ребят было подавленное. Напрасно Валька пытался расшевелить их, отвлечь от тягостных мыслей. Даже пистолеты, извлеченные из тайника, их не радовали.

— Эх, лучше бы я из пионерского лагеря не возвращался! — горестно вздохнул Сашка. Ему, единственному из всей компании, действительно повезло: мать, как вдова фронтовика, сумела выхлопотать в завкоме путевку для сына в пионерский лагерь. Пионерских лагерей в те послевоенные годы было еще мало и путевки выдавали ребятам с очень слабым здоровьем. А Сашка всю эту зиму хворал: кашлял, температурил, часто пропускал занятия.

— Там чего хочешь, все было, — продолжил Сашка тоскливо. — Волейбол, баскетбол, пинг-понг. В походы ходили… А здесь…

— Да замолчи ты! — цыкнул на него Валька. — Расхвастался!

— Я разве хвастаю? — обиделся Сашка. — Что было, то и говорю.

— А пистолеты там были? — злорадно усмехнулся Валька. — Ну, что? Были?

— Не было пистолетов, — угрюмо признался Сашка. Остальные молчали. — Век бы их не видеть!

— Ну это ты зря, — Валька хорохорился, хотя и у него на душе кошки скребли. — Пистолет это вещь. Гляди!

Он прицелился в оставшееся с прошлого раза старое ведро на высокой галечной насыпи и выстрелил. Рядом с ведром брызнули каменные осколки.

— Мимо, — вяло констатировал Федя. Касым подобрал с земли второй пистолет, зарядил и тоже приготовился стрелять.

— Погоди, — остановил его Валька. Тщательно прицелился и нажал на спусковой крючок. Ведро покачнулось.

— Так-то лучше. — Валька опустил руку с оружием. — Пали, Касым, твоя очередь.

Касым несколько раз выстрелил, но, хотя до ведра было всего шагов двадцать, не попал ни разу. После Касыма стрелял Андрей, за ним Федя.

Дай и я стрельну, Валь, — не выдержал Сашка.

— Так уж и быть, — великодушно согласился Валька. — На, держи!

Ярко светило набирающее силу солнце. Неумолимо шумела река. Сашка прищурил левый глаз и тщательно прицелился. Рука дрожала то ли от волнения, то ли от тяжести пистолета.

— Локоть согни, — посоветовал Касым. Не помогло. Тогда Сашка взял пистолет двумя руками и выстрелил несколько раз подряд. Ведро подпрыгнуло и повалилось набок.

— Ну ты даешь! — удивился Валька. — Признавайся, раньше стрелял?

— Первый раз сегодня.

— Врешь!

— С места не сойти!

— Ну, значит, быть тебе чемпионом.

— Скажешь тоже, — сконфузился Сашка. — Какой из меня чемпион!

— Ладно, не скромничай. — Валька похлопал его по плечу и забрал пистолет. — Ступай, ведро на место поставь.

Сашка со всех ног кинулся к насыпи, установил ведро на прежнем месте, нагреб с боков гальки, чтобы прочнее держалось, и вернулся к ребятам.

Они стояли кружком, заряжали пистолеты, Сашка завистливо покосился и отвел глаза.

— Чего отворачиваешься? — Валька кончил заряжать свой пистолет, протянул Сашке. — Держи, пока я добрый. Залпом стрелять будете. По моей команде. Ясно? Приготовились.

На стук дверь открыла невысокая рыхлая женщина с болезненно-одутловатым лицом.

— Саша дома? — спросил Женька, поправляя очки.

— Нету. — Голос у нее был хрипловатый, усталый. — С утра куда-то убег.

— Извините, — Женька повернулся, чтобы уйти.

— Найдешь, скажи, мать велела домой идти, — уже вдогонку крикнула женщина.

— Скажу! — пообещал Женька, заворачивая за угол. «Где они могут быть? — размышлял он, шагая по тротуару. — И Вальки дома нет, и Феди». Где жили Андрей и Касым, Женька не знал, но был почти уверен, что их тоже нет дома. Валька вчера сказал завтра на старом месте. О времени ни слова, значит, раньше сговорились. Где же это их «старое место» может быть?

Женька шагал, машинально обходя встречных прохожих. Ничего не видел и не слышал, занятый своими мыслями.

«Старое место… Старое… Значит, они там уже были все вместе. Зачем собираться вместе? Теперь, когда у них есть пистолеты? Пострелять, ясное дело! А где можно стрелять так, чтобы тебя никто не слышал и не видел? Ну конечно, за городом. И скорее всего — в пойме Чирчика. От дороги далеко. Кругом кустарник — не продраться. Лучшего места не выберешь. И как это он сразу не догадался».

Женька повеселел и прибавил шагу, то и дело поправляя сползавшие с носа очки. Женька спешил. Так спешил, что не заметил идущего за ним в метрах в пятидесяти участкового уполномоченного, того самого Ивана Христофоровича, который ходил с расспросами по домам заводского поселка.