Где-то в глубине души зарождались эмоции, готовые принести слишком много боли. Той, которую не сможет выдержать даже Гвин. Но он отмахнулся от предупреждения Древней магии.

Он здесь. Всё-таки он вернулся. И теперь не собирался сбегать. Больше нет.

Медленным размеренным шагом он прошел по дорожке. Калитка была закрыта. Краска почти содралась, оголив серое от дождей дерево. Рука не дрогнула, когда Гвин ухватился за калитку и толкнул её от себя. Тихий скрип. Осторожно, словно на проволоке над пропастью Гвин вошел внутрь, в сад.

Серого камня под ногами не было видно – его скрывала выросшая трава. Лишь подошвой чувствовалось, что там – не просто земля. И мужчина вдруг замедлил ход. Эта дорога вела не просто к его персональному аду. В место, где он жил и был счастлив. Где всё потерял. Домой.

Над домом простиралось серое небо, угнетаемое тяжестью туч. Но дождь прекратился. Обнажая мокрый мир, полный тьмы.

***

Листва опала с деревьев и тихо шуршала под ногами. Голые темные ветви в беззвучной мольбе вздымались к небу, но боги, если и были, их не слышали.

Мерлин вышел из тени вишен, и сердце его рухнуло далеко-далеко в пропасть. Лишь с губ сорвался чужой отчаянный хрип, последний вздох умирающего сердца.

Серые камни перед домом стали черными от пролившейся на них крови. И запах смерти заполнил воздух, даже легкий свежий ветер не помогал. Словно расстояние между атомами уменьшилось, и теперь каждый глоток кислорода резал легкие острыми осколками.

Это не могло быть правдой. Еще десять часов назад они улыбались ему, стоя на крылечке дома. Через неделю у него должна была быть свадьба… И упрямое почти детское неверие в близость смерти вдруг сломалось. И хруст этот, казалось, слышал весь мир.

Мерлин упал на колени, закрыв лицо ладонями и даже не почувствовав боли, когда ударился о камни.

- Нет…

Мистер Гвин лежал на животе, раскинув в стороны руки, в луже собственной крови. Лицо его застыло, серое и почти незнакомое. Миссис Гвин находилась рядом. Конечно. Вместе. Рука об руку. Всю жизнь. Только так и могли они встретить смерть. Рядом. В попытке защитить своих детей. Именно поэтому они первые.

Мерлин буквально видел, как, ломая защитные чары, окружающие дом, черная тень врывается в сад. Навстречу ей выбегает отец с палочкой. Рядом – мама.

Не поднимаясь на ноги, юноша подполз к своим родителям и захлебнулся в рыданиях. Лицо женщины застыло в последнем ужасе, а горло было исцарапано глубокими порезами, черными от крови.

- Мама, - позвал Мерлин детским плаксивым голосом. Он вдруг превратился в ребёнка. И этот ребёнок сейчас умирал. Один. – Мама.

Одной рукой он погладил её растрепавшиеся волосы. Такие густые, красивые. А второй сжал её ладонь и поднял, чтобы поцеловать. И только тогда заметил под её ногтями кровь. Понимание пришло сразу же – это она. Она раздирала себе горло. Узел в груди сжался сильнее.

Сухие губы прижались к ладони, ощутив лишь холод там, где прежде было тепло. И Мерлин заплакала. Тихо-тихо. Он уронил голову, уткнувшись матери в грудь. Если бы мог, он отдал бы всю свою магию, свою жизнь, чтобы она была жива.

Плечи содрогались от рыданий. Медленно юноша поднял лицо и обернулся к отцу. Его последняя улыбка тотчас всплыла в памяти. Если бы Мерлин знал, что тот раз последний, он бы никогда не уходил из дома.

- Папа, - прошептал он, одной рукой потянувшись к мёртвому мужчине.

Они были его всем. Всю жизнь. Они любили его бесконечно сильно, и он отвечал им тем же. Они оба подарили ему жизнь. Подарили мир. Они всегда в него верили и поддерживали, переживали искренне и самозабвенно. Они отдали бы всё ради его благополучия. И всё, что хотел Мерлин с тех пор, как стал более или менее сознательным, так это сделать их счастливыми в ответ. Подарить им ту жизнь, о которой они мечтали, но не позволили себе, пока растили детей. Они хотели увидеть другие страны – весь мир. И Мерлин так хотел быть тем, кто подарил бы им эту возможность.

И вот их нет. Он так редко говорил им о своей любви, он считал это само собой разумеющимся. И лишь сейчас, целуя их мёртвые руки, осознавал с опозданием, что должен был говорить им это каждый день.

Взгляд его покрасневших глаз от мёртвых родителей скользнул в строну, и дыхание вновь сорвалось отчаянным хрипом. Мартин.

Ноги шатались, словно стали ватными. И едва дойдя до брата, Мерлин рухнул на землю безвольной сломанной куклой. Марионеткой, чьи ниточки вдруг обрезали – слишком резко и без предупреждения.

От ужаса тошнота подкатила к горлу. И пусть Мерлин видел уже не менее страшные вещи, но то были чужие люди. А это – брат. Его брат.

- Мартин…

Трясущимися руками он провел по лицу мужчины, по его щекам. Еще совсем недавно такое весёлое, красивое, оно почернело, и сквозь кожу виднелись капилляры. Тихо, большими пальцами Мерлин в последний раз закрыл эти ясные синие глаза.

Ладони его невольно скользнули вниз, к шее, но замерли на подбородке, в страхе не решаясь спуститься ниже. Горло Мартина было раскроено от уха до уха ужасной резаной раной. Кожа распухла, стала мягкой и влажной, словно покрытой слюной. И из этого разрыва до сих пор лилась и лилась черно-алая кровь, орошая тело и мостовую. Омывая вырванные наружу мышцы и мясо. Тонкие шейные косточки, переломанные резким сильным ударом. Руки Мартина были в крови, словно он еще пытался закрыть эту дыру, но безуспешно. И сломанная, как и он сам, палочка валялась рядом.

Стиснув зубы, Мерлин все-таки прикоснулся к месту разрыва. И пальцы его тотчас окунулись в кровь, ощутив ее последнее тепло. Ушедшая жизнь. Она должна была быть не такой. Мартин Гвин мечтал жениться. Мечтал о детях, с которыми стал бы возиться Мерлин. О доме. Хотел еще раз побывать в Бразилии, где ему так понравилось. Где осталась та загадочная девушка, о которой он не говорил. Мерлин всё ждал удобного случая, чтобы выспросить у брата о ней, да вот… Уже поздно. Теперь он не сделает этого никогда.

Наклонившись, он тихо поцеловал брата в лоб. И его горестные слёзы упали на мёртвое лицо.

- Прощай, Мартин, - прошептал он, не открывая глаз. – Прости меня, прости.

Он прижался лбом ко лбу мужчины, тяжело дыша. Это было так больно. Так невыносимо. Страшно. Словно все ужасы, что он наблюдал со стороны в течение своих миссий, лавиной обрушились на него.

Еще десять часов назад у него была семья.

Лучше бы он никуда не уходил и сейчас лежал мёртвым вместе с ними. Потому что смерть – единственное, что ему теперь оставалось. Его жизнь всё равно была сломана.

Мерлин поднял лицо, боясь идти дальше. Боясь увидеть еще чью-то смерть. Он словно наивно и упрямо верил, кусая до крови губы, что кто-то выжил. Что кого-то успели спасти. Пожалуйста. Хоть кого-нибудь.

Юноша сделал несколько шагов. Его сердце умирало с каждым движением. Около крыльца виднелось сломанное тело. Темные волосы. Голубая пижама. Она еще спала, когда всё началось. Но вместо того, чтобы спрятаться, бросилась на помощь. Так всегда поступала Марлин. Стараясь быть похожей на своего героя-брата.

Мерлин подбежал к ней и опустился рядом. Девушка лежала на животе, и юноша, обняв её со всей нежностью, на которую был способен сейчас, перевернул. Осторожно убрал волосы с лица. Приоткрытые серые губы. Сомкнутые веки. Порез на щеке. Уже подсохший. Мерлин никогда не видел это лицо без скрытой улыбки. Его Марлин всегда была полна жизни, радости. Даже когда грустила, в ней все равно жил этот теплый солнечный лучик. В уголке её губ.

И Мерлин сидел, обнимая свою сестрёнку. В памяти вместе с новым потоком боли всплывали воспоминания. Вот он держит малышку Марлин на руках. Вот ловит её, когда она падает. Вот учит летать на метле. Защищает от обидчиков. Сам в шутку дразнит её. А вот они вместе смеются над Мартином.

Нет. Это не может случиться… Прошу, нет…

Пальцы правой руки замерли на губах девушки. Там, где прежде всегда было солнце. Вторая рука скользнула в её волосы, и на затылке ощутила липкую кровь и осколки черепа, запутавшиеся в волосах.