И тогда, в тот последний день, Марлин просила его быть героем. И Гвин нарушил это слово в порыве мести. Может, пора возвращать долги. Нет, Гвин не претендовал больше на это звание. Но раз уж он не мог умереть, то мог сражаться за других, как всегда хотел тот Мерлин. Как хотела его сестра.
Лишь в последний день августа Гвин вернулся в Лондон. Его постоянно бросали то в одно место сражений, то в другое. Каждый раз он выходил из битвы невредимым и с чужой кровью на руках.
И вот он снова в Лондоне, в своем старой недо-жизни, в пустой квартире. Уже почти ночь, когда он приезжает, и едва сдерживается, чтобы тотчас не отправиться к дому Маккинонов. Но всё в порядке. Если бы что-то случилось, он бы знал. Мракоборцам бы сообщили.
Гвин ворочается без сна всю ночь. В голове так некстати всплывают воспоминания о том, как прежде он возвращался с миссий. Домой. Но там, дома, Гвин не был уже семь лет. Не был с того утра, когда нашел там мертвыми всех, кого любил. И вернуться туда он не мог. Он боялся той боли, что ждёт его там. Призраков прошлого. Он итак едва существовал во тьме и отчаянии, в пустоте, что оказавшись там, пал бы в пропасть навсегда.
Наутро Гвин трансгрессировал на вокзал Кингс-Кросс.
Марлин он нашел сразу. В окружении ребят из кружка. И сердце Гвина отчего-то пропустило удар. Он бы так хотел подойти к ним сейчас, он знал, что они были бы рады его увидеть. Но вместо этого остался стоять в стороне, невидимый для них. Нет. Если Гвин решил их отпустить, чтобы спасти, то не стоило менять решений из-за секундной слабости. Они не часть его жизни. Они никогда ей не станут. У них свои дороги. И с дорогой Гвина им больше не пересечься. Ради того, чтобы сохранить в них свет.
Гвин смотрел, как один за другим они заходят в поезд. Марлин поднималась последней. На ступеньке вагона она остановилась и тоскливым взглядом с какой-то надеждой обвела вокзал. Вздохнула. И скрылась внутри.
- Хорошей дороги, Марлин, - прошептал ей Гвин, когда поезд тронулся с места. – Береги себя.
И больше ни на кого не глядя, пошёл прочь.
========== Страница семнадцатая, в которой Мерлин Гвин возвращается домой. ==========
Мерлин и Шмидт были в Уэльсе. Их вызвали, чтобы задержать скрывшегося от закона торговца драконьими яйцами. Ничего серьёзного. Мерлин, к своим юным годам уже успевший побывать в куда более страшных переделках, считал такое задание ерундой. Шмидт, видимо, тоже. Мерлин всю дорогу до Уэльса раздумывал, приходилось ли его нынешнему напарнику убивать. А убивать друзей? Но спросить так и не решился.
Всё случилось внезапно. Шмидт уже скрутил преступника и позвал Мерлина на помощь, когда в грудь юноши словно вонзили нож. Боль была такой сильной, такой настоящей, что он закричал. Рука потянулась к груди, но лезвия там не было. Шмидт удивленно и немного напугано уставился на Мерлина. Но тот не видел ничего. Боль продолжала разрывать сердце, и крик, полный отчаяния, не мог прерваться. Тьма окутала мир. И внезапно к этой боли присоединился глубокий ледяной страх. И что-то ещё. Иная боль. Боль от потери. От горя. Роза.
Это имя осколком врезалось в разум, разрывая клетки и выплескивая потоки крови.
- Мерлин! Что ты делаешь?! Куда ты?! – выкрикнул ему в спину Шмидт.
Но Мерлину было всё равно. Ужас крепкими пальцами сдавливал его горло, разрывал легкие, вспарывал грудь. Дыхание сделалось почти невозможным, и от недостатка кислорода сердце билось слишком истерично, а в глазах темнело.
Юноша трансгрессировал. Сначала в Бирмингем. Затем в Лондон. И лишь после, уже запыхавшись от гнетущего острого страха – домой.
Мерлин увидел, что что-то не так, едва, покачиваясь, ступил на дорожку. Калитка была распахнута. И около неё толпилось много людей.
Лица их были бледными и встревоженными. Они шумно переговаривались, держа наготове палочки, но едва завидели Мерлина, как все затихли, словно по команде.
Он знал. Знал их всех. Мракоборцы. И бегом бросился туда. Домой. Пожалуйста. Пожалуйста. Дыхание срывалось, и юноша не понимал, где только мысли, а где – уже слова. Он ринулся к калитке, как несколько крепких сильных рук перехватили его, не пуская туда.
- Мерлин! – чей-то голос звал его по имени. – Не ходи туда. Не сейчас.
- Нет! – Мерлин пытался выбиться из рук. – Я должен. Это мой дом. Там моя семья. Я должен помочь им.
- Мерлин, - в этот раз он различил голос – мистер Пристли. – Ты им уже ничем не поможешь. Мне жаль.
Слова ударили словно пощечина. Быть может, Мерлин уже чувствовал это. В тот самый миг пять минут назад, в Уэльсе. Но надежда давала ему дышать. А знание нанесло очередной ножевой удар в сердце. Это неправда!
Глаза Мерлина бесконтрольно озарились огнем, и тело его тотчас раскалилось так сильно, что те, кто держали его, с криками отпустили, чтобы не получить ожоги.
Освобожденный, он бросился вперёд. И не задумываясь влетел за калитку, в сад. Но на серой каменной дорожке вдруг замедлил ход. Потому что знал, что отныне она ведёт не домой, а в ад.
Над садом вставало солнце, начиная новый день. Алый рассвет словно кровь разлился по горизонту. Было пять часов утра. Время, когда Мерлин Гвин погиб.
***
Очередное письмо от Мэтью Сноу Гвин сжег, даже не открыв. Он и без чтения знал, о чем там говорится. Выпустившиеся из школы ученики, входившие в его кружок, желали продолжать обучение. И Гвин будет говорить им «нет» столько, сколько потребуется, чтобы они отступили. Чтобы поняли, что такая сила не даётся просто так. Но цена за неё может оказаться такой, которую они не будут готовы заплатить.
Но эти письма, все эти мысли о школе, о кружке, о Марлин Маккинон и Мэтью Сноу – всё это мешало Гвину вновь погрузиться в лёд. Словно за тот год в школе в нём что-то ожило. Будто на черном пепелище спустя годы вдруг появился маленький зеленый росток. Он может умереть или вырасти в нечто особенное. Но он жив. И Гвин впервые за семь лет ощущал себя живым. И несчастным. Он был сильным, потому что в его душе нечему было больше ломаться. Но сейчас нашлось еще что-то, что хрустело по кусочкам с каждым днём тишины в этой пустой квартире, которую Гвин вдруг стал ненавидеть. Она не была его тюрьмой – для этой цели ему служила сама его жизнь. Но это место так резко показывало ему всё одиночество, весь страх, загнанный по углам, всю боль, что хотелось просто упасть на пол и завыть.
Но Гвин этого не делал. Даже когда в душе его разверзлась пропасть хаоса, внешне он оставался спокоен. Даже в глазах, когда-то ярких и живых, был лишь серый лёд.
За окном уже вторую неделю шли дожди, выматывавшие мужчине душу. Не меньше погоды давило бездействие. После последнего задания Гвину дали что-то вроде отдыха, хоть он и протестовал. Но по глазам, по лицам людей в Министерстве он ясно видел ужас. Они боялись его. Боялись так же сильно, как и восхищались. Они знали его историю, многие помнили его другим, были дружны с его отцом и братом. Одни думали, что давая ему отдыха, берегут от срыва, заботятся, другие – что спасают себя. Гвин был согласен с последним.
Он долго смотрел в камин, даже когда огонек от горевшего письма потух, оставив лишь кучку пепла на дровах. Разжигать их мужчине не хотелось. Холод снаружи и внутри – разве так и не должно быть? Словно он уже гнил в могиле. Иногда ему казалось, что он слышит шаги смерти, но каждый раз с сожалением понимал, что ошибся. Его час не настал. Видимо, у судьбы на него какие-то планы.
Глаза заболели, и Гвин прикрыл их. Внезапная решимость откуда-то взялась в нём, и он решительно поднялся и, схватив плащ, направился к выходу. Довольно он бегал от себя. От прошлого. Пришла пора вернуться. Домой.
Пока не передумал. Пока такой живой и сильный страх вновь не заставил его отступить. Гвин вышел на улицу и, убедившись, что на него никто не смотрит, трансгрессировал.
Шум города так резко сменился тишиной, словно заложило уши.
Прошло семь лет.
Гвин замер, слыша лишь звук собственного вновь забившегося учащенно сердца в мертвой тишине вокруг. Он думал, что в его груди уже нет ничего, кроме черной затягивающей пустоты.
