Ему даже послышалось, что Бирн, в какой-то момент резко подпрыгнув ввысь на ухабе как на зимней горке и пролетев несколько метров, протяжно крикнул то ли «свобода», то ли «505, купол!», точно Алёша разобрать не смог.

Так и неслись наездники странных железных коней через весь лес не сбавляя скорости перед препятствиями и держа сумасшедший темп, подпрыгивая на кочках, взмывая с гиканьем над поваленными деревьями и приземляясь на землю с чавканьем, поднимая вверх щепки, комки земли и клочки вырванной колесами травы.

Подпрыгнув на очередной кочке и повторяя движения Гуннара, который привставал в стременах, когда они скакали по бездорожью, Алёша неожиданно проникся моментом. Время замедлилось и он испытал чувство внутренней свободы, ни с чем не сравнимое и ранее неизведанное.

Дорога тем временем стала чище, лес реже, солнце поднялось в зенит и освещало теперь уже редкие участки снега, бежали ручьи, и грязь красиво поднималась из-под колес вверх, а брызги, поднятые в воздух, переливались радугой в солнечных лучах.

«Ух ты, — подумал Алёша, — это так прекрасно! Надобно бы повторить.»

Наконец отряд выскочил из леса и, сбавив скорость так, чтобы кони не сильно фырчали, приблизился к краю холма, под которым находилось озеро, ещё скованное толстым льдом, но уже покрытое неглубокими проталинами и кое-где даже с уже виднеющимися трещинами.

Гуннар огляделся по сторонам, заприметил что-то внизу и жестами велел всем спешиться и спускаться. У подножья холма мужчины, все еще незамеченные со стороны озера, оставили своих верных коней среди редкого кустарника и накрыли их привезённой в заплечных мешках сеткой, покрытой неживыми листьями и ветками.

Бирн тут же побежал куда-то вбок, вдоль озера, а возле леса упал наземь и пополз, разматывая за собой веревку с пустыми жестяными кружками и звонкими медными колокольчиками. Стараясь не шуметь, он стал укладывал кружки по земле.

Эниас передал Алёше боевую косу, проверил свою кольчугу и коротко пожелал удачи. Затем, вскинув на руку щит, кивнул Гуннару и отправился вслед за Бирном.

Алёша поправил капюшон, сделал пару пробных взмахов, примеряя косу в руке, и припустил следом.

*

Внизу холма у самого озера недавно был разбит лагерь — стояли свежие деревянные срубы, теперь на половину сожженные и разрушенные.

«Не иначе как взрывами», — подумал Алёша, разглядывая повреждения и огромные дыры в домах и раскуроченные и погоревшие куски оборудования, которые валялись на стылой и припорошенной снегом земле.

У самого озера стоял один уцелевший дом, и вокруг него важно расхаживали около десяти пехотинцев из рода вестаров — внушительные, рослые и замерзшие, а оттого выглядевшие такими угрюмыми и злыми. Еще с десяток людей копошились по разбитому лагерю что-то собирая.

Рядом с уцелевшим домом у костра сидел невысокий мужчина с большой черной бородой и абсолютно лысой головой, на которой, переливаясь камнями, сияла корона.

«Ага, это видимо, сам Больдур», — смекнул дрыгвич и короткими перебежками, нагибаясь насколько позволяла коса, продолжил свой путь, беря левее, чтобы оказаться максимально в центре тыла противника.

Рядом с кшейсаром вестаров расположилась кавалерия. Воины, восседавшие на крупных конях, казались каменными исполинами в своих тяжелых и громоздких доспехах, неприступными и могучими, ровно до тех пор, пока взгляд не утыкался в их плечи. Между широкими железными наплечниками из дутых кирас торчали тонкие шеи и маленькие и тоже лысые головы с бородами на манер их предводителя и короля.

«Ничего себе, страшилища! И тяжелые поди ж ты будут. Наверное даже с коней слезть не могут. Такой упадет и не встанет сам», — дивился Алёша.

Еще двое всадников неспешно осматривали территорию, глядя куда-то на холм. Один поерзал в седле.

«Интересно, а как они нужду справляют при такой увесистой конструкции? Да-а, в таком наряде лучше много не пить. И не есть. Голодные верно при такой жизни», — продолжал раздумывать дрыгвич, бесшумно, как и положено жнецу, скользя вдоль деревьев, пока наконец не оказался ровно за спиной вестаров и не занял свою позицию.

Вдруг рядом с холмом послышался шум, и на противоположный берег озера вышел экипаж Дракко. Впереди был Хейдар в нательной рубахе и кольчуге поверх неё.

Он, демонстративно красуясь, неторопливо вышел вперед и сложил на груди руки. Лёгкий меч покоился в ножнах, несколько ножей были надежно спрятаны в креплении на левом бедре. За ним неспешно выстроились и другие участники отряда, встали в цепочку, так, чтобы их было хорошо видно противнику с берега.

Хейдар дождался, пока вестары окончательно поймут, кто перед ними и что намерения их воинственные, и как только все пехотинцы подошли ближе к своему кшейсару, издал боевой клич «Бара вольдын!»

Изобразив страшное лицо с кровожадным оскалом в лучших традициях берсерков, широкими шагами Хейдар кинулся в сторону противника. Нордсьены устремились вслед за ним, огибая лужи и проталины, скользя между трещин и стараясь держаться прозрачного льда с синеватым оттенком, на котором не было видно воздушных пузырьков.

Вестары не были готовы к такому повороту событий, ведь знали Хейдара как расчетливого командира, хладнокровного и даже, по их неохотному признанию, весьма разумного.

Этот же огромный мужчина с перекошенным лицом и следовавшая за ним группа товарищей, неумолимо приближавшиеся со стороны озера, напоминали скорее объевшихся мухоморов буй-туров или разбойников и убийц с богатым преступным прошлым. Ясный лик нордсьенов не был обезображен печатью интеллекта, и было понятно, что вместо разума их телом правили ярость и первобытные инстинкты.

Вестары готовы были дрогнуть, но Карл Больдур подскочил на ноги и витиевато выругавшись на своем языке, призывая в помощь богов, взмахнул рукой и карающей дланью указал на противника. От судорожного взмаха его руки корона покачнулась на лысой голове, но устояла.

Тяжелая конница, подгоняемая злобными воплями своего кшейсара, начала набирать разбег. Спуск придал им достаточное ускорение, чтобы на полном ходу влететь на столь обманчивый лед злополучного озера. Кони неслись вперед, не в силах остановиться, всадники на конях печально думали, что телега их судьбы уже летит под откос и обрыв близко.

Люди Хейдара, заранее скинувшие с себя все лишнее и вооруженные только легкими мечами и ножами, стремительно и безопасно скользили по льду, в то время как тяжёлая кавалерия в составе всех пяти полуторатонных рыцарей, включая вес их дестриров (название тяжелых боевых рыцарских коней, примеч. автора), ступив на ненадежный белый и матовый лед, с шумом и треском пошла под воду.

Больдур еще разок выругался и, подталкивая пинками пехоту, все активнее поглядывавшую в сторону леса, стал бегать по берегу и голосить на удивление хорошо поставленным голосом, очевидно, воодушевляя своих людей или грозя им наказаниями.

Наблюдая как их, казалось бы, несокрушимые сотоварищи жалобно воют, погружаясь в развернувшуюся пучину, и как жалкие попытки выбраться пресекаются суровой рукой нордсьенов, пехота дрогнула и, несмотря на подбадривания Больдура, из атаки почти сразу перешла в отступление.

«Наверное, чтобы на берегу перегруппироваться», — подумал Алёша и, решив, что время пришло, издал протяжный звук на манер горна, призывая партизанский отряд к осуществлению плана.

Первым на арену амфитеатра боевых действий вышел Гуннар. Громким рёвом привлекая к себе внимание противника, он выбежал из леса и остановился с левой стороны разрушенного лагеря. Мотая во все стороны головой с растрепанными и всклокоченными волосами, одним движением и без каких-либо усилий он разорвал на груди кольчугу.

Пехотинцы, бегущие со стороны озера к берегу, казавшемуся им таким надёжным и дарующим спасение, замерли.

Все знали, что кольчуги, в которых ходили люди Хейдара, не то что порвать, их пробить мечом не удавалось еще никому — мечи просто ломались. А случай, однажды произошедший на турнире, когда во время сшибки копье тяжелого рыцаря просто сломалось о грудь рыжего ван Берга, не причинив ему никакого ущерба, кроме неудовольствия, до сих пор передавался из уст в уста, как предание и легенда.