Другой отец двух мальчиков рассказал: «Я проверил идею эхолота и стал смотреть, что происходит, когда дети становятся неуправляемыми. И удивительным образом это всегда совпадало с некоторыми перекосами в нашей семейной жизни». Когда дети «ведут себя плохо», родителей начинают одолевать сомнения и чувство вины: «Что я сделал(а) не так в его воспитании?», «Почему у других дети ведут себя хорошо? Они умеют воспитывать, а я нет». Особенно навязчив «синдром самозванца». Как боящийся разоблачения волшебник «Изумрудного города» чувствовал себя беспомощным и делал громкие заявления, так и мы иногда ощущаем свою неподготовленность и неумелость в воспитании как раз тогда, когда мы нужны детям сильными и уверенными.

Ощущая неуверенность, мы близко к сердцу принимаем поведение детей. В мгновение ока мы переходим от угрызений к раздражению и говорим им: «Никогда не смей так со мной разговаривать!», «Ну-ка быстро сделай, что сказано, а то накажу!».

Эксперты по воспитанию почти поголовно настаивают, что при «плохом поведении» детей надо сохранять спокойствие. Хороший совет, но как его осуществить? Пока мы не нащупаем «как», самобичевание опять приведет нас к чрезмерно личному восприятию ситуации. А это далеко отбрасывает от спокойствия.

Когда дети ведут себя наихудшим образом, нужно быть на высоте. Это правило хорошо иллюстрирует история Дэнни и Сьюзен.

Я познакомился со Сьюзен на семинаре для родителей, который проводил в Вашингтоне. Она измучилась из-за непослушания сына. Мы вместе разобрали разницу между плохим поведением и отсутствием ориентиров. «Для меня было откровением понять, что трудное поведение моего сына Форреста – на самом деле крик о помощи. До того мы с мужем Дэнни очень страдали. Мы обращались с Форрестом как с маленьким взрослым, считая, что он способен контролировать свое поведение в большей мере, чем это оказалось на самом деле. Мы считали, что он нарочно пытается нас “завести”. Кажется, нелепо всерьез бороться за власть с четырехлеткой, но именно этим мы и занимались», – рассказывает она.

Дэнни тоже был доведен до ручки: «Чем больше я объяснял, как именно Форрест поступил плохо, тем еще хуже он себя вел. Теперь я вижу, что это было не плохое поведение, а отчаяние. Но тогда я все время с ним ругался, считал, что он совершенно меня не уважает и изо всех сил пытается меня рассердить».

Когда Сьюзен и Дэнни обсудили принцип эхолота, они сочли его разумным, но им мешало сложившееся отношение к сыну. «Глядя на поведение сына в новой ситуации, мы одновременно испытывали сильную надежду и огромный страх, – рассказывала Сьюзен. – Первое, что мы сделали, это перестали воспринимать поступки Форреста как нечто личное. Трудно считать поведение разошедшегося ребенка как направленное против тебя, если одновременно ты думаешь: „В чем он ищет себе ориентиры? Что сделать, как ему помочь?“ В течение тех нескольких секунд, когда мы задавали себе эти вопросы, мы уходили от автоматической привычки принимать его поступки близко к сердцу и начинали анализировать их действительные причины. Иначе говоря, вели себя как родители, которыми всегда хотели быть».

У Форреста все еще бывают «взбрыки», и он все еще иногда играет на нервах родителей, но Сьюзен и Дэнни счастливы, что интенсивность и длительность таких периодов плохого поведения настолько снизились, что Форрест стал «неузнаваем». Дэнни и Сьюзен тоже изменились. Дэнни так сказал об этом: «Я снова стал самим собой, а не каким-то недоумком, который всерьез ссорится с четырехлеткой».

Применим ли принцип эхолота, если ребенок специально ведет себя плохо? Ответ: да. Даже если дети специально ведут себя неправильно, им все равно необходимо руководство. Осознают они свое плохое поведение или нет, но это их крик о помощи.

Одна женщина, назовем ее Клэр, написала мне о своем поведении, когда ей было пять лет. Ее мама только что вышла на работу на полную ставку. Как-то Клэр решила «отправиться в путешествие» на заброшенный склад, который рисовался ей в воображении полным интересных и никому не нужных вещей. Что еще хуже, она взяла с собой трехлетнюю сестру. «Я знала, что туда ходить нельзя, – вспоминает Клэр, – но все же пошла». Из здания вышел какой-то мужчина и крикнул на них: «Ну-ка домой, дети», – что девочки и сделали. Не останавливаясь, они бежали всю дорогу до дома. Родители были испуганы, когда сестра рассказала вечером всю эту историю, а после этого мама и папа долгое время очень строго следили за дочерьми.

Вспоминая свои поступки, Клэр пишет: «Не знаю, связано ли это напрямую с тем, что мама вышла на работу, но я подозреваю, что сильно нуждалась во внимании родителей. Естественно, они переживали и следили, чтобы мы не выходили со двора после того случая, но я бы и не стала делать ничего подобного снова». Родители стали внимательнее следить за дочкой после испуга за нее, и это придало Клэр чувство защищенности. Ее намеренное игнорирование запрета было очевидным требованием внимания и попыткой сориентироваться.

Все родители, внимательно наблюдавшие за детскими играми, знают, что в них они осмысливают и отрабатывают все увиденное или услышанное в жизни. Глубокое погружение в игру, поглощение ею дает ребенку чувство спокойствия и безопасности. Многие пережитые стрессы выражаются в играх. В них дети внутренне ориентируются.

Однажды я шел рядом с группой детей лет восьми, которые скандировали считалочку. Это было что-то вроде:

Меня поразило, что простенькая песенка описывала жизнь не одного-двух детей, а всех. Каждый ребенок пел свою песенку о перегруженности и лихорадочной деятельности. Они упоминали уроки музыки, все виды спорта, продленку и домашние задания. Я записал еще одну песенку.

(Эти слова из песенки все дети кричали громко).

А один ребенок, родители которого, по-видимому, были в разводе и он жил то у одного, то у другого, пел свою песенку:

Одна пара рассказала мне, как они водили детей на осмотр к врачу. Обычно после таких визитов дети охотно играют «в доктора», но в той клинике весь персонал был так занят, что с трудом успевал обслуживать пациентов – и именно это больше всего запомнилось. Каждый день после медосмотра дети играли «в больничную регистратуру»: забирались в большую картонную коробку и часами писали что-то на «бланках», на которых рисовали квадратики для галочек. А еще они просили родителей, которые хотели помочь в игре, подождать в очереди, пока они подолгу отвечали на звонки по игрушечному телефону. Иногда они бросали взгляд поверх игрушечных очков и спрашивали хорошо сыгранным раздраженным тоном: «Да, и что?» Потом совали родителям в руки «бланки» и говорили им: «Пожалуйста, прочтите инструкции и ответьте на абсолютно все наши вопросы». Они проигрывали эту сцену снова и снова, пока стресс от похода к врачу не выветрился.