– Ну ладно, – сказал Федор Васильевич и бросил в урну окурок. – Пойдемте, мама. Уже через двадцать минут начало сеанса, а нам еще надо три билета продать.

Таисья Макаровна остановилась.

– А давай продадим все билеты? – предложила она. – И ни в какое кино не пойдем.

Федор Васильевич помолчал и ответил:

– Можно и не ходить… А что мы тогда будем делать?

– Ну… мы просто так погуляем с тобой. Поразговариваем.

Сын долго смотрел на старуху, глаза его понемногу теплели.

– Ну что ж, – сказал он и поправил теплый платок, выбившийся у матери из-под воротника пальто. Потом достал из кармана билеты, посмотрел на них, скомкал в кулаке и бросил в урну.

– Вот так, – с улыбкой вздохнула Таисья Макаровна. – А на что нам это кино, правда же? Нам и так с тобой хорошо.

Они поднялись по широкой каменной лестнице в парк, сели на скамейку. Федор Васильевич опять закурил, а старуха сказала вдруг:

– Ведь ты же не любишь ее, Федя. И она тебя тоже. Я это вижу, я тебе мать.

– Не знаю, – ответил ей сын. – Может быть и так. Раньше любили, а теперь… – Он тяжко вздохнул. – Да и зачем она теперь нам, эта любовь. Ведь мы уже не молодые. У нас дети есть.

– Ну и что же, что дети? – возразила старуха. – Детям тоже любовь-то ваша нужна, они всё понимают. Аленка у вас какая-то дикая, разве не видно? И Дениска скоро будет большой, тоже догадается.

– Дети как дети, мам. Не хуже чем у других. И семья наша самая обыкновенная, сейчас все так живут, вы просто не знаете.

– Да что же тут знать? – удивилась Таисья Макаровна. – У меня за других-то душа не болит. Я хочу, чтобы тебе хорошо было, и жене твоей, и детям твоим.

– Нет, мама, ну что вы, – успокоил ее Федор Васильевич. – Мы ведь даже почти никогда и не ссоримся. Это просто так получилось, случайно. Я думал, в кино сходим, побудем все вместе…

– Вот видишь, – сказала старуха. – Разве ж это ладно, вот так-то? В одном доме живете, а все равно как чужие, у каждого свой интерес.

Федор Васильевич посмотрел на мать пристально, с болью. И отвернулся.

– Вот у нас-то в деревне, – продолжала Таисья Макаровна. – Кто мы друг дружке? Соседи и больше ничего. У кого семья, тому легше. А мы, старики одинокие да старухи, что нам делать? Дудина Варя ведь мне как родная была, уж как я за нею ходила, как я жалела ее… И многие ко мне приходили, кто в огороде чего поделает, кто принесет чего… Стороженко-то Иван, через улицу живут, помнишь его или нет? Они когда корову зарезали, всем по куску по хорошему отнесли, и мне дали. Я Варю тогда хорошо накормила… И другие же, тоже они… Хоть картошку копать или хату новую ставить, всегда спросят, чего тебе трудно, чтобы помочь как-нибудь…

Таисья Макаровна помнила, что не все было так, как она говорит. Но сейчас было надо, чтобы сын ей поверил. Федор Васильевич понимал хитрость матери, и ему было грустно.

Еще долго старуха учила сына, как правильно могут жить люди между собой. Ей уже и самой поверилось в эту мечту, и она даже всплеснула руками, когда новая догадка пришла ей на ум.

– Ой, ну как же это я забыла! И ты не напомнил мне…

– Не знаю, – удивился Федор Васильевич. – Вы о чем говорите, мама?

– Да письмо-то я обещалась прислать! Соседу, ты же знаешь его, на одной ноге-то который. Буряк его фамилия, Петр Филиппович, ну! А ведь он, поди-ка, ждет. Конечно, ждет. Уехала и молчу себе, вот как! А человек беспокоится.

– Ничего, – улыбнулся Федор Васильевич. – Сегодня напишем ему. Прямо сейчас пойдем домой и напишем. А завтра я его авиапочтой отправлю. Оно быстро дойдет, за три дня.

Старуха кивнула и поднялась со скамейки.

Когда они пришли, никого еще не было дома. Федор Васильевич помог матери снять пальто и проводил в большую комнату. Он взял чистую тетрадку из школьных запасов Аленки, аккуратно вырвал из середины двойной листок, достал авторучку и пригласил мать к столу.

– Начинаем, – сказал он. – Диктуйте, мама.

Таисья Макаровна села напротив сына и задумалась.

– Как его по имени-отчеству? – подсказал Зозуля.

– Петр Филиппович.

– Значит, так… Здравствуйте, Петр Филиппович. Правильно?

– Да, – сказала старуха. – Пиши дальше: доехала хорошо, всё слава богу.

– Ну, бога мы не будем поминать… Доехала я хорошо, сначала на поезде, потом в самолете. Так… Что дальше?

– Пиши: живу хорошо.

– М-м, – сказал Федор Васильевич и потер пальцем переносицу. Подумал немного и начал писать – быстро и молча. Таисья Макаровна следила за тем, как ложатся на бумагу прямые строчки. Ей хотелось узнать, о чем пишет сын человеку, который ему незнаком, но она ничего не сказала пока, чтобы не мешать.

Федор Васильевич исписал страницу и перевернул листок. Старуха вздохнула, подперла щеку рукой.

В середине третьей страницы Федор Васильевич поставил последнюю точку, подписал: «Ваша бывшая соседка Таисья Зозуля». Отложил авторучку, глянул на мать и прочитал ей готовое письмо.

Старуха сообщала соседу, что в городе ей интересно, но она пока не привыкла и немного страшится ходить на улицу, а больше сидит дома, играет с внуками, рассказывает им всякие истории, а вечерами смотрит телевизор. В письме говорилось, что все ее любят и заботятся о ней, она не болеет и не тоскует. А сегодня ходили в кино всей семьей, гуляли в парке, катались на большом и высоком колесе, и она видела сверху весь город. В конце письма интересовалась здоровьем Петра Филипповича, просила передать привет всем соседям и сообщала адрес своего нового жительства… Таисья Макаровна слушала сына и согласно кивала.

– Вот так, – закончил чтение Федор Васильевич. – Все правильно?

– Да, – сказала старуха. – Только ты еще напиши, что я, мол, не просто так с вами живу, а помогаю вам, работаю тоже, и от меня польза есть. Чего говорят мне поделать, всё делаю… – голос ее задрожал. – Готовлю покушать, стираю, мол… Напиши…

Федор Васильевич покраснел, письмо замерло у него в руке. Старуха посмотрела ему прямо в глаза, потом опустила лицо и концом головного платка убрала со щеки единственную слезинку.

– Ладно, мама, – промолвил Федор Васильевич. – Мы про это в следующий раз напишем. А сегодня я с Ниной посоветуюсь… мы придумаем что-нибудь. Обязательно что-нибудь придумаем.

Таисья Макаровна встала из-за стола и прошла к себе в комнату.

Вечером, когда за ужином собралась вся семья, Нина Петровна сказала:

– Знаете что, Таисья Макаровна? – и посмотрела на мужа, тот кивнул незаметно. – Понимаете, у нас мусорка очень рано приезжает, в семь часов утра, это надо специально вставать, а мы поспать любим.

«Какая мусорка?» – хотела спросить старуха, но постеснялась.

– Вот… а потом еще вечером, в пять часов машина бывает, но мы как раз на работе, и ребятишек еще дома нет в это время. Я прямо не знаю, уж не могут как-нибудь приезжать, чтобы людям удобнее было, только о себе думают, честное слово.

– Я помогу, – сказала старуха. – А что надо делать?

– Да вот в пять-то часов… вы же дома всегда. Если вам не трудно, конечно. Мусорное ведро вынести к машине. На лифте спуститься, потом обратно подняться. Федя вам покажет, как лифтом пользоваться.

– Да мы ведь уже ездили в лифте, я знаю! – обрадовалась старуха. – Там надо кнопку нажать, и всё.

– Ну вот, хорошо, – сказала невестка. – Тогда мы один ключ вам оставим, он будет вот здесь, на тумбочке под зеркалом. А из вашей комнаты видно в окно, где она останавливается, мусорка. В пять часов, не забудете?

– Не забуду, – обещала старуха. – В пять часов, чего ж я забуду-то.

– Только знаете, машина недолго стоит, минут десять всего, и мусорщик такой грубый человек, никогда лишнего не подождет, а только обругает всяко, и поехал… Уж вы не опаздывайте как-нибудь, ладно?

Назавтра с утра старуха ни на минуту не забыла о своем поручении. Заранее сняла с вешалки пальто, принесла к себе в комнату и положила на кровать, чтобы оно было в нужный момент под рукой. После обеда приготовила мусор – умяла его в ведре, закрыла газетой и вынесла ведро из кухни, поставила к самой двери.