— А как именно ты готовилась?
— Думаешь, есть какие-то особые секреты? Мне придется тебя разочаровать, но я, как и все остальные, просто училась владеть кое-каким оружием и другими полезными навыками…
— Судя по твоей восьмерке за аттестацию, у тебя вышло недурно. Но ведь ты не расскажешь нам, что показывала распорядителям? Вы, трибуты, отчего-то такие скрытные…
— Ну, а как иначе? Все, что я сейчас скажу, услышат мои соперники, и тогда я не буду иметь козыря в рукаве.
— К слову о рукавах… Они у тебя такие широкие, там точно ничего не припрятано?
— Нет, — сдержанно смеется Иштар. Неискренне — снова из вежливости, чтобы произвести приятное впечатление. — Однако мой стилист всерьез предлагала спрятать туда змею.
— Змею?! Настоящую?
— Самую что ни на есть. Но потом она решила, что это чересчур — образ получится перегруженным. Мы приберегли змею до лучших времен.
— Значит ли это, что ты обещаешь нам вернуться с арены и на финальном интервью предстать перед зрителями с живой змеей в руках?
— Возможно, — уклончиво отвечает девушка. Грация пытается поспрашивать ее о жизни в Дистрикте-3, но эти вопросы Иштар ловко обходит стороной, а потом звенит спасительный звонок, и она возвращается на место.
— Ром Гаррисон! — объявляет Грация имя следующего трибута, и Ром, одетый в рубашку из золотистого шелка, широко улыбаясь, садится напротив нее.
— Добрый вечер, дамы и господа! Грация, мое почтение, — кивает он, вальяжно расположившись на диване.
— Я вижу, ты в прекрасном расположении духа?
— А ты предлагаешь мне плакать и утирать слезки кружевным платочком, который я нашел у себя в гардеробе? — хохочет он. Скажи, капитолийцы и правда такими пользуются?
— Ну да…
— Вот ужас. Неудобно же! Мой вам совет, попробуйте перейти на что-то попроще. Обычный носовой платок, знаете, без всяких этих ваших изяществ. Если мне удастся вернуться, я покажу, что имею в виду.
— То есть, ты сейчас предлагаешь нам носовые платки? В прямом эфире?
— Верно, — расплывшись в широкой улыбке, соглашается Ром. — Но это все лирика. Что там у вас?
— У нас? А может, у тебя? Скажи, есть какой-то план, как победить?
— Плана пока нет, — чуть спокойнее отвечает Гаррисон. — Но есть кое-какие наработки. В основном я собираюсь полагаться на свой ум, конечно, но и без физической подготовки никуда.
— Ну, думаю, с этим у тебя все в порядке.
— Надеюсь. Не хотелось бы в бою с кем-то из профи прослыть доходягой.
Грация смеряет его оценивающим взглядом:
— А ну, напряги бицепс!
— Ну вот еще, я, может, не хочу, чтобы вы все на мои бицепсы смотрели! Может, у меня их и нет вовсе! — И все же напрягает руку, и хотя под рубашкой мало что понятно, публика принимается одобрительно улюлюкать. — Ну все, все, ребят, потише! — усмиряет их Ром. — Так что ты там еще собиралась спросить, Грация?..
Ром хозяйничает на сцене, словно это он ведущий, и Грацию это явно утомляет, поэтому когда время Гаррисона подходит к концу, она счастлива выпроводить его и пригласить к себе Талассу Ричардсон.
— Здравствуй, милая, — улыбается она. — Ты к нам словно с пляжа пришла. Не принесла с собой кусочек моря?
— Увы, моря не принесла, но могу рассказать о нем, — предлагает Таласса, и Грация с радостью соглашается: в Капитолии моря нет, и трибутов из Дистрикта-4 здесь особенно любят за какую-то особую солнечность. В этом году стилистам Четвертого особенно нравится обыгрывать ее в нарядах своих трибутов: так, Таласса одета не в шелка и органзу, а в свободный бирюзовый топ и длинную юбку из простой голубовато-серой материи, разрезанную почти от самого бедра и украшенную множеством поясков из деревянных бусин и причудливо переплетенных кожаных шнурков. На ногах — сандалии, на руках — бесконечное множество колец и браслетов — тонких и широких, кожаных, металлических, собранных из мелких ракушек… На шее — деревянные бусы, а светлые волосы небрежно разбросаны по плечам и сбрызнуты средством, благодаря которому кажется, будто Таласса только что выбралась из воды. И о море она рассказывает так вдохновенно, что Лисса невольно заслушивается, но Грация вовремя останавливает поток ее речи — иначе просто не хватит времени.
— Давай поговорим о тебе, — предлагает она. — Я, например, уж очень хочу узнать, что символизируют эти золотые рисунки на твоей коже — это так… необычно!
«Осторожнее, — «включается» Урсула в наушнике Лиссы и, соответственно, самой Грации. — Часть из рисунков — символы мятежников. Не дай ей говорить о них».
Грация, быстро сориентировавшись, указывает на одну из татуировок:
— Что, например, значит этот глаз на твоем запястье?
— О, это нечто вроде моего внутреннего ока, — охотно поясняет Таласса. — Помогает оставаться в гармонии с собой. Еще тут есть рисунки-талисманы, которые многое значат для меня, а есть просто узоры, не несущие в себе особой нагрузки. И еще есть символы справедливости, равенства… Я могла бы рассказать о них, будь у нас больше времени.
— Что ж, если ты победишь, мы непременно встретимся еще раз, и ты все расскажешь. А пока давай поговорим о твоей жизни в Четвертом. Чем ты занимаешься?
— Ну… Если честно, я очень люблю ходить в море за рыбой. У меня есть свое судно, «Морская ведьма», и отличная команда.
— А я слышала, будто женщина на корабле — плохая примета. Разве моряки — не суеверные люди?
— Не в этом случае. У нас в семье это уже традиция — моя бабушка вот была в свое время капитаном большого корабля. Я бы хотела быть на нее похожей, она боролась за…
— Так значит, твои земляки тебе доверяют? — обрывает ее Грация.
— Думаю, да, — сердито отвечает Таласса, явно прекрасно понимая, почему ей не дали договорить, а потому не предпринимая новой попытки. — Именно поэтому я здесь — чтобы оправдать их доверие. — Она замолкает и с шумом втягивает воздух сквозь зажатые зубы.
— В чем дело? Волнуешься?
— Безумно.
— Что ж, я могу лишь пожелать тебе удачи… Давайте поддержим Талассу аплодисментами!
Лисса едва заметно улыбается, лениво обмахиваясь веером. Таласса — одна из ее фаворитов на эти Игры, и будет очень интересно посмотреть, как покажет себя девушка. У главного распорядителя сложилось впечатление, будто Таласса чем-то рассержена и недовольна. У нее остается еще несколько мгновений, и она использует их на то, чтобы все же высказаться напоследок.
— Знаете, — говорит она, — я выросла у самого берега моря, и я хочу сказать, что море — свободно. Оно не подчиняется даже самым опытным морякам, и если ему вздумается — оно штормит. И в этом кроется его самая большая опасность. — И Таласса с гордо поднятой головой возвращается на свое место, прижимая тонкие жилистые руки к раскрасневшимся щекам. Грация спешит назвать имя Сандала Шортли, и тот занимает место рядом с ведущей. Он держит себя слегка зажато — скорее всего, волнуется, да еще вечно теребит пуговицу на распахнутом белом пиджаке. Сандала стилист тоже одел в морской тематике: под пиджаком у юноши — футболка в широкую сине-белую полоску, а на ногах — темно-синие брюки. Из нагрудного кармана пиджака небрежно выглядывает того же цвета платок.
— Привет, Сандал! Как твое настроение?
— Ну, если быть честным, то я должен сказать, что оно как бы двоякое такое. — Грация на какую-то долю секунды закатывает глаза, ожидая долгую тягомотную речь, пересыпанную кучей лишних междометий и уточнений. Сопровождающая так и не научила Сандала говорить легко и непринужденно. — С одной стороны, конечно, перед Играми страшно. Вот представьте, да: многие из нас умрут уже завтра. Но если судить с другой стороны, то я, пожалуй, очень жду, когда все начнется. Потому что ожидание очень сильно выматывает. — Голос течет вязко, как густой сироп. И Грация спешит его разбавить:
— Могу представить, как нервничаете вы, трибуты, если уж мы извелись в ожидании! А ты к кому относишь себя: к тем, кто умрет завтра, или к счастливчикам, которые поборются за победу?
