— Ну что, профи, козни строите? Обсуждаете, кто кого убьет, да? — и он противно хохочет. У Инграты руки сами собой сжимаются в кулаки: этот парень ее бесит, слишком уж нахальный. Чем-то похож на Аира, вот только Аир принимается донимать только тех, кто сам на это напрашивается, а Ром с радостью уязвит любого и не подавится.
— А тебе прямо больше всех надо! — повысив голос, отвечает она Третьему. — Слишком много чести!
Ром, гоготнув, скрывается в лифте, а Инграта расстроенно вздыхает: уж Ром-то наверняка отлично показал себя там, перед распорядителями — он патологический перфекционист… А она — истеричка, от волнения растерявшая все ножи.
— Слушай, — тихо говорит Диаманд, — Аир еще нескоро появится, а я проголодался. К тому моменту, как он выступит, я как раз успею поесть, и еще время останется. Ты со мной?
Инграта на мгновение задумывается. Общая столовая для трибутов сегодня закрыта, значит, Диаманд пойдет обедать к себе на этаж. Можно было бы согласиться и пойти с ним, но там наверняка будет Анести и менторы Первого дистрикта, и все они будут косо смотреть на Инграту и посмеиваться… Ну нет уж.
— Спасибо, я не хочу, — виновато улыбается она, и Диаманд, пожав плечами, удаляется, а Инграта остается сидеть в кресле при выходе из тренировочного зала. Подниматься на второй этаж нет ни малейшего желания: там ее непременно встретит ментор и начнет расспрашивать, как прошло выступление, а вспоминать этот позор совершенно не хочется. Лучше уж она посидит здесь как можно дольше, послушает музыку, закажет себе пирожные-безе со смородиновым кремом, которые в Капитолии имеют просто божественный вкус, и кофе с соленым карамельным сиропом… Вкусно.
Время летит почти незаметно, и Инграта даже забывает на время о своей неудаче. Зал один за другим покидают трибуты: сперва надменная девушка из Третьего, за ней — нерасторопный Сандал из Четвертого, случайно задевший стоящую на полу вазу с белыми лилиями и едва успевший подхватить ее, чтобы та не упала… Следом, легко, словно бабочка, в коридор выходит Таласса, сосредоточенная, но, кажется, довольная собой, а после — молодой человек из Пятого, на ходу протирающий стекла очков краем футболки. И каждый из них выглядит уверенным в своем результате. Каждый, кроме курносенькой Айвори из Дистрикта-5. Она, едва закрыв за собой дверь, замирает на месте и машет руками на раскрасневшееся лицо.
— Жарко, — поясняет Айвори, заметив недоуменный взгляд Инграты и усаживаясь в соседнее рядом с ней кресло.
— Как дела? — участливо спрашивает Инграта. Айвори, в отличие от того же Рома или его землячки Иштар, очень симпатична ей. Тихая, робкая, стесняющаяся первой заговорить с кем-то из трибутов… Однажды она утешила Инграту, когда на нее зло шикнула Мона из Дистрикта-9: та вроде со всеми ведет себя мило и отзывчиво, а потом вдруг превращается в змеюку и шипит, двуличная гадина. Айви пыталась убедить Инграту, что Девятая не хотела ее обидеть, она просто нервничает, боится и от этого становится агрессивной… А потом ушла со своей напарницей Террой, которая, услышав речи Айвори, бросила напоследок: «Анемона — змея подколодная, не дай ей себя обмануть!» Кажется, Терра о чем-то сильно с ней повздорила…
— Так как ты? — повторяет Инграта, дожидаясь, пока Айвори переведет дух. — У тебя щечки покраснели…
— Ужасно хочется пить. У тебя есть вода?
Инграта нажимает кнопку на подлокотнике, и из того с легким жужжанием выезжает стакан воды.
— Все в порядке, — устало улыбается Айвори, сделав несколько жадных глотков. — Просто переволновалась.
— Ты показала им что-нибудь?
— Максимум, на что способна, но, думаю, они не сильно впечатлились. А ты? Чего здесь сидишь?
— Да я облажалась… — хмурится Инграта. — Теперь вот боюсь сказать об этом ментору. Мне поставят низкий балл, и все — о спонсорах можно забыть! Никто на меня не поставит…
— Уверена, все не так плохо! Я видела твою подготовку!
— Но не видела, как я выступила. Я очень нервничала и боялась плохо показать себя. И в итоге все прошло просто ужасно…
— Спорим, мой балл будет ниже твоего? — щурится Айвори. — И вообще ниже всех. Так обычно всегда бывает, мне никогда не везет. Я могу расстараться, а в итоге все лучшее достанется кому-то более удачливому.
Инграта вздыхает: ей слишком хорошо знакомо это чувство, когда кому-то другому везет, хотя он не приложил ни малейших усилий к достижению цели. Только Инграту еще и недолюбливали всю жизнь… Хотя здесь, в Тренировочном центре, ее потенциальные соперники отчего-то ведут себя дружелюбно: что Диаманд, что Айвори хорошо к ней относятся, и это приятно… Жаль, что их свели Голодные Игры.
— Ты так спокойно говоришь о том, что плохо выступила… — протягивает Инграта. Ей самой хочется разрыдаться при мысли о своем индивидуальном показе.
— Ну, а какой смысл печалиться? Во-первых, хороший балл еще не гарантирует победу, а во-вторых, я привыкла, что так происходит. Нет, безусловно, есть вещи, в которых я хороша, но к выживанию они имеют весьма отдаленное отношение, так что мне нет смысла жаловаться. И ты не расстраивайся: то, что ты считаешь, будто выступила плохо, еще не значит, что это действительно так.
— Эх… Такая ты хорошая, — вздыхает Инграта. — Спасибо, что посидела со мной.
— Да не за что, — пожимает плечами Айвори. — Но я пойду, хорошо? Думаю, меня уже заждался ментор. И ты иди, наверняка команда твоего дистрикта волнуется!
— Может, ты и права… Пойдем. — И они вместе направляются к лифту. Двери его бесшумно распахиваются на втором этаже, и Инграта выходит в коридор, а Айвори едет дальше, на пятый. Наверняка там за нее волнуются и держат кулачки, а вот переживает ли кто за саму Инграту… Если только ментор Марбла, Патриций Гойл. Он в менторстве старожил, победил в четвертых Играх и, кажется, порядком устал от всего этого. Он должен был уйти с поста, как и его предшественник Феликс Орвелл, победитель первых Голодных Игр, когда Дистрикт-2 одержал очередную победу, но… Ихор и Гай, два молодых победителя, выигравших девятнадцатые и двадцатые Игры соответственно, недолго пробыли менторами вдвоем: несколько лет назад Ихор покончила с собой, когда на арене был жестоко убит ее младший брат, и Патрицию пришлось занять ее место. Гай же продолжает воспитывать трибутов, и он, несмотря на свою молодость, очень жесток и скор на расправу. Инграте уже не раз приходилось выслушивать его гневную ругань, и она все на свете отдала бы за то, чтобы вместо Гая Кристоффа Когана ее ментором был спокойный и рассудительный Патрик. Но менторов, увы, не выбирают.
Инграте почти удается проскользнуть в свой номер незамеченной, но у самой двери ее настигает радостный вопль капитолийской сопровождающей:
— Вот ты где, милая!
Девушка втягивает голову в плечи и оборачивается на зов. Ну, вот и все.
— Почему тебя так долго не было? — щебечет капитолийка. — Я волновалась! Скорее, пойдем в обеденный зал, там наши мужчины обсуждают дальнейшую тактику! Гай Кристофф сердится, что тебя нет! — и она, схватив Инграту за руку, тащит ее за собой по просторному коридору.
— Ты где была? — строго спрашивает коротко стриженный черноволосый молодой человек с широкими плечами. Гай Кристофф Коган.
— Я… Простите, — бормочет Инграта. — Я лишь хотела отдохнуть после показа…
— Тебя не было в номере, — шипит ментор. — Плохо выступила и хотела скрыть это?
— Тише, Гай, — осаждает его высокий мужчина с легкой проседью в волосах — Патриций Гойл, или просто Патрик, как все его зовут. — Ты своей напористостью пугаешь юную леди. И каждый год одно и то же!..
— Но она не выполняет моих требований! — стукнув кулаком по столу, возмущается Коган.
— Она и не должна. Присаживайтесь, Инграта, — миролюбиво приглашает Патрик, указывая на место рядом с собой. — Сегодня рататуй, я знаю, вам нравится это блюдо. Расскажите, что произошло?
От доброты Патрика хочется расплакаться. Как же все-таки по-разному ведут себя победители: Патриций очень заботлив и красноречив, хотя во время тренировок не дает спуску, а вот Гай Кристофф агрессивен постоянно, да еще впридачу любит выпить… Инграта боится его, но по просьбе Патрика со слезами на глазах рассказывает о своем выступлении. Марбл Хейт смотрит на нее с легким презрением, отрицательно качая головой, Патрик — с сочувствием, а лицо Гая Кристоффа становится вдруг таким свирепым, что Инграта Шер жмурится и закрывает уши руками, чтобы не слышать и не видеть, что произойдет дальше.
