— Игры для детей Капитолия? Разве это не безумие, Вольфи? — вскинулась Твилл. — Это же банальная месть!
— А ты бы спросила у твоей подруги Цецелии, что она думает о мести?
— Цецелия? А причём тут Цецелия?
— А при том, что после того, как Арена была уничтожена выстрелом Кэтнисс, Сноу приказал убить её детей… Всех троих… И где она хотела бы увидеть после этого его внучку! — раздражённо бросил бывшей учительнице оберландрат.
— Она знает?
— Да… Нам пришлось ей сказать…
Твилл вздохнула и ничего не ответила, переминаясь с ноги на ногу на полу из тёсанного камня. Женщина прекрасно понимала, как отреагировала её подруга на страшное известие. Словно какая-то волна захватила её, пронизала насквозь, сжала внутренности и вырывалась из глаз предательскими слезами, которые она никак не могла сдержать. И к этим слезам жалости о детях Цецелии и о бесполезности жертвы Труде, вытащившей ценой своей жизни злосчастную победительницу с Арены, примешивались слёзы тревоги о будущем Коринны Сноу, к которой уроженка Дистрикта 8 успела прикипеть всем сердцем, полюбила ее, несмотря ни на что, и боялась потерять из-за каких-то там политических резонов, вставших между двумя странами.
— Итак, Фрей, давай вернёмся к подопечной, — очень, надо сказать, вовремя продолжил Торвальдсон, — я буду ждать вас обеих на улётной площадке Хауптштадта ровно через час. Этот урок предназначен всем нам.
Оговорка была совершенно в духе Улофа. Но на этот раз Фрейдис-Твилл не смеялась, задумавшись о том, что готовит им обеим советник по прозвищу Извилистый Мозг…
***
Небольшой цеппелин «Весталка», тот самый, на котором совершил свою авантюру капитан «Летучего голландца» Вальмунд Расмуссен, неспешно парил над просторами Анд, на этот раз движимый силой установленных на нём электрических винтов. Утомлять своих пассажиров, заставив вращать механизм ножными педалями, как это некогда делал Искатель, еще не ставший личным пилотом штатгальтера, Улоф определённо не хотел, то и дело отвлекаясь от контроля за автопилотом и оглядываясь через салонное зеркало на покрасневшее от слёз лицо сидящей на заднем сиденье Коринны Сноу.
Наконец, установленный на причудливой снежной вершине маячок сигнализировал об их приближении к цели — просторному плато, затерянному посреди горных цепей и пиков. Казалось бы, плато было совсем заурядным, не хранящим о себе никаких сказочных тайн. Вот разве что в середине его рядом с геометрически правильным овалом горного озера, казавшимся отсюда сверху глазом матери Земли, уставившимся в низкое небо, широкая изумрудная поляна, с причудливо расставленными на ней каменными глыбами.
— Вы хотите показать нам Плато Возрождения, советник? — Твилл никогда не позволяла себе фамильярного тыканья Улофу в присутствии Коринны, являя себя образцом обходительности, несмотря на то, что с этим более остальных похожим на диких предков оберландратом она чувствовала какую-то едва уловимую общность.
Работающий со штурвалом Торвальдссон молчаливо кивнул и щёлкнул переключателем, заставивший носовой и кормовой квадрокоптеры покинуть свои штатные гнёзда и завести причальные фалы на две автоматически вышедшие на поверхность плато мачты. Швартовка заняла меньше минуты, и вот уже кабина летательного аппарата подобно застеклённому лифту стала плавно спускаться с десятиметровой высоты в направлении земной поверхности.
— Опять история… — вздохнула Коринна, однако, Твилл с удовольствием для себя отметила, что недолгий полёт пошёл девушке на пользу. Где-то через полчаса после отправления из Хауптштадта она уже с интересом рассматривала хитросплетения заснеженных перевалов через прозрачный пластик кабины, и в ее каре-зеленых глазах стал мелькать, казалось, навсегда забытый блеск. Да и во вздохе ее совсем не слышалось обреченности.
— На этот раз, мисс Сноу, никакой истории, — ухмыльнулся Улоф, рывком открывая пластиковый верх коснувшейся земли гондолы, — Прошу вас, госпожи! Мы будем говорить не об истории… Мы поговорим о нравах!
— О нравах? — пренебрежительно бросила Твилл. — Это еще скучнее… И разве ради такого разговора стоило лететь на Плато Возрождения?! С таким же успехом можно было бы встретиться в раздевалке нашей центральной бани!
Торвальдсон тем временем вновь предпочел пропустить ход, приглашая Коринну и ее наставницу следовать за ним к высокой белой скале, торчащей посередине поляны.
— «Плато Возрождения»… «Возрождения»… — задумчиво говорил Улоф, — как бы вы называли возрождение на вашем языке, мои госпожи?
— Что-то типа ренативитас! — внучка президента поспешила опередить свою гувернантку, произнеся нечто несуразное.
— Что-то типа того, Коринна, — благодушно согласился Торвальдссон, — так что это плато вовсе не имени Возрождения. Это плато имени той женщины, что зарыта под этим камнем. — оберландрат пристально взглянул в расширившиеся от ужаса глаза юной Сноу, перевел свои глаза на озадаченную Твилл и продолжил, — Ту, что давным-давно умерла, звали Рената, но, о времена — о нравы, сейчас уже мало кто помнит о том, что плато было названо в ее память. Они говорят «Возрождение», и им того достаточно…
— А другие камни? — догадка, о которой у Твилл зашевелились на затылке ее успевшие отрасти за время проведенное вдали от дома волосы и как-будто сами стали собираться в пучок, пронзила бывшую учительницу…
— Вы правы, Фрейдис! — советник слегка наклонил голову в знак почтения, — мы в городе мертвых. И вы, конечно, можете подсчитать количество камней…
— Их двадцать четыре? — опять вылезла вперед ученица.
— Я не видел, чтобы Вы считали, мисс Сноу, — покачал патлатой головой Улоф, — но Вы верно угадали… Их двадцать четыре — это кладбище первых трибутов этого мира. И памятник первой Жатве, с которой он и начался.
— Жатва?! — удивленно воскликнула Твилл. — И у вас здесь тоже Жатва?!
— Вот видите, Фрейдис, беседа о нравах может быть очень закатывающей, — опять оговорился оберландрат, — и в ней никак не обойтись без прошлого…
— Они что, все погибли? Не осталось даже одного победителя, как у нас? — в вопросе Коринны слышался легкий надрыв, и Торвальдссон поторопился успокоить, не затягивая с ответом.
— Напротив, мисс Сноу, можете считать победителями их всех. Не погиб никто, просто было это очень давно, слишком давно по меркам человеческой жизни… Когда на земле нынешнего Панема жили двенадцать враждующих племен, выживших после ядерной войны. Их войну могла умерить только железная воля Коммандера — так звали они своего лидера, восседавшего в Зале Совета на вершине башни Полиса.
— Это был Капитолий? — нетерпеливо спросила внучка президента.
— Пусть Капитолий, хотя и не совсем так… — согласился оберландрат, — в данном случае дело не в названии. Дело в том, что однажды в Полисе появилась она, — и он показал на белую скалу, — Рената, женщина с Луны.
— С Луны?! — в один голос произнесли обе.
— Твой дедушка, Коринна, разве никогда не рассказывал тебе о лунных жителях…??? — Торвальдссон пристально заглянул девочке в глаза, потом ненадолго перевел взгляд на Твилл и продолжил. — Тогдашний Коммандер, которую звали Лекса, поняла, что лунянка может многому научить ее разобщенный народ, и отдала приказ — выбрать из каждого племени по два подростка — от 12 до 18 лет — и отдать их в Полис. Выборы были названы Жатвой, а живой налог…
— Трибутами? — почти прокричала Коринна, обрадованная улыбкой Улофа, подтвердившей ее правоту.
— Конечно, советник, одно из значений слова «трибутум» — «налог», — довольная собой весомо вымолвила Твилл. — Я поняла Вас. Вы хотели показать нам, как люди умеют извратить любые добрые начинания. Первых трибутов на первой жатве выбрали, чтобы их учить, а не убивать на арене… Но ведь была причина?
— Конечно, какая-то причина была. Сначала была застрелена Лекса, потом земной мир был вновь уничтожен мировым пожаром, но первые трибуты и их ментор не погибли. Их спасли эти двое, — и он показал на два черных камня, лежащие друг с другом справа от подножия белой скалы, — девушка-доктор Майя и пилот Бертольд. Они нашли это нетронутое огнем плато и вывезли их всех сюда, откуда началось наше возрождение… Наша земля избранных, наш Валльхалл…
