Антон Бахарев Нежный человек © Бахарев А., 2019 © Оформление. ООО "Издательство "Эксмо", 2019 “Лето: ничего личного…“ Лето: ничего личного — Лето перенасыщено Шумными листьями, тыщами Истин различных. Осень: ничего лишнего — Единоличная истина, Осень почти божественна — Но беспомощна. Мысли зимы болезненны, Меланхоличные истины В теле очеловечены — И беспочвенны. А по весне бессмысленны И обезличены истины, Почва – очеловечена. В мире ничего вечного. Про велик Помню, было мне семь лет, Мама Подарила велик мне, «Каму», В масле весь и со звонком — Что ты! — Новый велик у меня, с катафотом! И я стал среди больших — Равным! И мужские на локтях Травмы — Всем на зависть пацанам Прочим… Я на велике с утра и до ночи! Говорил я: «нипеля», «Цепка», И трещала в колесе Щепка, Прямо в ванной мыл его, Дома, Мазал велик каждый день солидолом. Что мне «Школьник» и «Урал» (Рама!) — Лучше в мире не найти «Камы»! На четвертый свой этаж Велик На руках таскал я сам, еле-еле! …Но однажды, среди дня Прямо, Кто-то взял – обворовал «Каму». Как хватило у него Духу? Все барашки открутил и сидуху. Как я плакал-горевал, Бедный… С той поры прошло лет сто, Верно. Нету велика. Жена. Скука. До сих пор ведь не простил я ту суку. “Уходя по гонобобель…” Уходя по гонобобель с небольшим, на час, лукошком — заверни в клеёнку карту, соль возьми, котёл и спички; крепко-накрепко избу запри — и каждое окошко закрести, заговори — как будто к чёрту на кулички ты уходишь на полжизни; кто расскажет, где придётся шастать – ёрзая душою, заражённой звёздным зудом, по планете; с кем приспичит коротать солёным пудом нескончаемые зимы; и когда идти – на вёслах, на ходулях, под сурдинку, по башкам, на вы, на помощь; поперёк земной орбиты, перепутав полдень, полночь; по пещерам и сквозь грозы, по пустыне и на льдине… Уходя по гонобобель, не забудь о карабине. Гроза
Воздух вспух – и ринулся вон; лес, разноголовьем косматым шевеля, рванину ворон в пламенные угли заката сбросил; и наполнился ветер шумом и сверканием листьев, вперемешку; и в пересвисте проводов рассыпался веер искр; и над неистовым лесом, где клубилась грозная сила, вдруг свилась и книзу, отвесно, треснула слепящая жила; И… Прошло! Прошло стороной! Лишь ошеломлённые избы прошептали: «Боже ты мой…» — и глядят с немой укоризной. “…И там, где нет ноге моей” …И там, где нет ноге моей земли почувствовать опору пустого места, и то в гору уводят россыпи камней, а то в дремучие долины по склонам катятся ручьи, швыряя камни; где лучи на перекрестьях троп звериных сквозь кроны воткнуты во тьму глазниц белеющих скелетов; где растопить не может лето в ущельях снег и потому уходит снова стороною, ничто не требуя взамен; и остаётся вновь зиме кружить над строгою страною и кутать грозные хребты в свои торжественные шубы, рядить в парадные тулупы кедровой свиты их ряды; и где замешкавшихся птиц зима безжалостно и честно хватает на лету за сердце и в тишине бросает вниз… Там ни единого нет места душе почувствовать земли опору. Потому вдали хребты чарующе отвесны и упоительна тоска долин безмолвных, и в печали так сладко умереть в начале простого птичьего броска. “Там, где вижу отраженья…” Там, где вижу отраженья чаек – чайки видят рыбок; рыбки чувствуют движенье чаек; мир подводный зыбок; мир небесный – постепенен, облака растут и тают, испаряет солнце тени; рассыпают чайки стаи; серебрятся рыбки в небе, облаков хватают крошки. Ошалевшей чайки трепет. Синева и звон немножко. “Нашёл я оброненный в августе ножик!..” Нашёл я оброненный в августе ножик! Где кучу порезанных шляпок и ножек Оставил, корзину свою перебрав. Там нету ещё ни грибов и ни трав, Но все обозначились наши дорожки! А в погребе тесно проросшей картошке, Как в теле слежавшемся тесно душе. (Но это – про душу – банально уже) И скоро народы пойдут в огороды! Мужчина вонзает лопату в породу, Жена его роется в прошлой ботве, А дети картошку бросают – по две. Но бабка следит и ругает лентяев — Мол, дедушка не был таким вот слюнтяем, Мол, вот был хозяин – в дому, в гараже. (Но это – про дедушку – грустно уже) И будет огромное светлое лето! Приклеит деревни река изолентой К бескрайнему лесу, покосам, полям — И жизнью наполнится наша земля. Хоть полнится смертью… А в августе бабку Мы следом за дедом схороним. И зябко Так станет в осеннем дожде на душе. (И это – про осень – понятно уже) |
