========== Глава 1 ==========

Неделя первая

Для кого-то одна только мысль о посещении Азкабана была мучительной и ужасной, но не для нее. Как ни странно, Гермиона Грейнджер не ощущала сейчас ничего, кроме спокойного, даже безразличного, любопытства.

Правда, она знала, что пробудет здесь всего лишь час или около того, поскольку задача перед ней стояла только одна: посетить заключенного номер 1625 с целью ознакомления того о начале нового этапа его персональной программы реабилитации и социальной адаптации в послевоенном магическом сообществе.

Немногие волшебники соглашались выбрать Азкабан своим рабочим местом. Казалось, сами стены тюрьмы, сложенные из грубо обработанного серого камня, вытягивают тепло и спокойствие души из каждого, кто осмелится переступить ее порог. Вытягивают даже теперь, когда дементоры давно уже изгнаны отсюда.

Но Гермиона была слишком увлечена поставленной перед ней (причем на добровольных началах) задачей. Перспектива работы с узником Азкабана даже наполняла ее воодушевлением. Да что скрывать? Гермиона ясно осознавала, что это задание может позволить ей разорвать привычный круг скучных, рутинных и, сказать по правде, слегка опостылевших обязанностей, которые она выполняла в Министерстве вот уже несколько лет подряд. Она уже давно желала для себя чего-то нового, необычного, пусть даже сложного и практически невыполнимого. Сложности не пугали, а лишь подстегивали ее.

Конечно же, она тщательно подготовилась к этому визиту. Кроме приобретенного оберега, защищающего от постороннего ментального воздействия, волшебница воспользовалась еще и специальной магловской методикой медитации, рекомендованной ее тетушкой Вероникой для предотвращения и снятия стресса. Накануне вечером Гермиона не поленилась и потратила на медитирование почти целый час.

Но не только от страха она пыталась защитить себя так тщательно. Проблема крылась еще и в том, что заключенный номер 1625 представлял в своем роде уникальный экземпляр. Он ненавидел Гермиону, во всяком случае, она была в этом почти уверена. Гермиона же в свою очередь, как она думала, ненавидела его. Нет, конечно, не лично его! Еще учась в Хогвартсе, она ненавидела его сына, хотя, как ни странно, достаточно мало знала о самом отце. Однако и того, что знала, было вполне достаточно, чтобы уже заранее испытывать к этому человеку раздражение, смешанное с глубокой неприязнью. Его знаменитое высокомерие, его презрение к таким, как она, его упорное нежелание признать за маглорожденными обычные общечеловеческие права — все это уже служило причиной ее более чем предвзятого отношения к отбывающему наказание волшебнику. Но во всем этом имелся и сильнейший вызов, побудивший Гермиону взяться за столь непростое задание. Она хотела им заняться и не собиралась ни в чем уступать узнику Азкабана номер 1625.

Гермиона знала, что согласие на сотрудничество с ней будет иметь решающее значение для его освобождения, и четко понимала, что уж чего-чего, а свободы любой заключенный жаждет больше всего на свете. Тем более он, осведомленный, что жену и сына пощадили, и им удалось избегнуть наказания. Его семье крупно повезло: все их поступки во время финальной битвы и фактический отказ от служения Волдеморту оказались для Визенгамота очевидным признаком искреннего раскаяния. Не смог выкрутиться лишь глава семейства, которому так и не удалось доказать судьям, что служил хозяину лишь из постыдной банальной трусости. Очевидно, Визенгамот не поверил ему, поскольку приговор суда звучал однозначно: заключение в Азкабан (место, с которым этот волшебник был уже неплохо знаком) на неопределенное время, чтобы дать возможность обдумать свои ошибки и раскаяться в своих преступлениях.

Заключенный номер 1625 находился в отдельной камере. Небольшой, с маленьким окошком, расположенным выше человеческого роста, узкой кроватью, с туалетом и крошечной раковиной, деревянным стулом — и все. Больше ничего. Дверь замыкалась на обычный замок и в дополнение запечатывалась заклинанием, так что ни единого луча света после захода солнца не проникало к узнику из коридора. А благодаря тому, что камера была звукоизолированной, ушей охранников не могли достигнуть ни крики страданий, ни мольбы о помощи.

И все же, попав в это мрачное здание и последовав за сопровождающим охранником, Гермиона невольно напряглась в ожидании отчаянных человеческих воплей. В эту минуту ей казалось, что из каменных стен Азкабана будто сочатся боль и мучения узников, копившиеся в них столетиями. Сырость, холод, капающая с потолочных сводов вода — все это выглядело настолько удручающе, что Гермиона не выдержала. По телу пробежала такая сильная дрожь, которую заметил даже охранник, ведущий ее к нужной камере. Он искоса взглянул на посетительницу и скривил тонкие сухие губы в усмешке.

Путь к заключенному номер 1625 оказался неимоверно долгим. Прошло уже невесть сколько времени, а они все шли и шли вверх по темным коридорам и узким винтовым лестницам из выщербленного камня. Наконец, когда Гермионе уже начало казаться, что они добрались до самых верхних этажей, охранник остановился. Она недоуменно огляделась по сторонам — никаких дверей рядом не оказалось. Но уже в следующую секунду ее провожатый взмахнул палочкой, и в каменной кладке, сместившейся на глазах, начал проявляться еле заметный узор, напоминающий очертаниями дверь.

— Пришли. Это здесь, — хмуро буркнул охранник. — В вашем распоряжении час. Дверь будет заперта с обеих сторон.

Было заметно, что ему не терпелось уйти.

— А что мне делать, если решу выйти раньше?

Будто выдавливая из себя слова, сопровождающий соизволил пояснить:

— Примените Инкарцеро Оверто. У вас с собой остается палочка, используйте ее.

Он постучал по двери, и та медленно распахнулась со странным звуком, похожим на стон. Охранник кивком головы указал ей на раскрытый проем, и Гермиона ощутила, как ее впервые охватывают сомнения. Сердце клокотало в горле, словно бешеное, и она боялась, что этот хмурый тип тоже сможет услышать его. Собравшись с силами, Гермиона глубоко вздохнула и шагнула через порог. А уже в следующий миг тяжелая дверь захлопнулась за ее спиной с унылым и громким стуком.

Оказавшись внутри, Гермиона невольно заморгала (частично от шока, частично от непривычного полумрака, царившего в этой крошечной комнатке). Лишь спустя несколько секунд она смогла различить высокую фигуру с копной длинных светлых волос, стоящую чуть сбоку от нее в темной нише, и задохнулась, ни в силах ничего сказать. Фигура же тем временем шагнула вперед, и Гермиона наконец смогла разглядеть лицо заключенного, хотя это и оказалось непросто. Перед ней и впрямь стоял Люциус Малфой.

С щеками, покрытыми темной щетиной, с беспорядочно спутанной шевелюрой и темными кругами под глазами — сейчас он выглядел еще ужасней, чем Гермиона видела его тогда, в мэноре, в последние дни войны.

Кое-как откашлявшись и с трудом сглотнув, она уже собралась начать разговор, как вдруг столкнулась с ним взглядом и, не сдержавшись, снова приоткрыла рот от изумления. Только теперь оказалась удивлена другим — тем, как ярко сверкнули его глаза. Припухшие, с покрасневшими тяжелыми веками, они по-прежнему были глубокого серого цвета и выглядели такими ясными, что почти слепили ее. Гермиона не хотела признаваться себе, что оказалась почти поражена.

Люциус Малфой сделал еще один шаг и вопросительно вскинул спутанную бровь. На что уже пришедшая в себя Гермиона приподняла подбородок и четко, спокойно произнесла:

— Добрый день, мистер Малфой.

Поначалу ответом служила тишина, но потом волшебница услышала, как Люциус Малфой хрипло и холодно бросил:

— И что это значит?

Его вопрос застал Гермиону врасплох. И голос тоже. Он был сейчас намного ниже, чем помнилось ей по прошлым встречам. Не просто хриплым, а каким-то… пустым. Ровным счетом никаких эмоций не слышалось в теперешнем голосе Малфоя. Никаких…

— П… простите? — она не заметила, как начала заикаться.

— Что означает это ваше «Добрый день»?