В очередной раз хлопает дверь. Поттер лениво поворачивается.

— На улице дождь? — спрашивает он, видя, как Малфой стряхивает капли с пальто и пытается закрыть зонт.

— Пожалуй, это самое неудачное изобретение магглов! Хоть и полезное, но легче его сломать, чем понять, как он закрывается.

— Я вижу, ты пристрастился к маггловским вещам. Дай сюда, — Гарри подходит и легко складывает зонт. — Что было сегодня?

Поттер уже завидует, еще не услышав ответ. Малфой может передвигаться по Лондону, надев шляпу или очки, а Гарри без кардинального изменения внешности не выйти дальше поля.

— Ох, не напоминай. Неудачный день. Наверное, виной всему дождь! Он меня раздражал, — Драко разувается, проходит к дивану и ложится, вытягивая ноги. Мгновение он лежит тихо, после вздыхает и начинает рассказывать:

— Бумс. Дурацкое имя. Тебе не кажется? Еще и чистокровные волшебники! Абсолютно ничего не понимают в ценных вещах, ни названия камней, ни имена великих мастеров… пришлось им преподносить товар, излагая речь в их манере общения: «Это стоит больше, чем два ваших поместья в Шотландии, мистер Бумс… Больше в мире нет ни одного такого экземпляра. Нет, подделать это невозможно. Это слишком сложно, и использованные материалы уникальны». В итоге у меня сдали нервы, и закончилась вежливость. Хозяин был недоволен сегодняшними продажами.

— А что ты пытался им продать?

— К нам поступила очень дорогая вещь, ворованная, само собой. Клинок с гравировкой древними рунами, в рукоятке три драгоценных камня — один больше другого, клинок все еще остр, как лезвие. Я уверен — его не затачивали, и на нем определенно есть заклятие.

— Какого рода заклятие?

— Такие клинки предназначаются для смерти конкретного человека — это один из Древних Клинков Мести. Видимо, до сих пор не попал в нужные руки, и за кого-то не отомстили. А у тебя что нового, Поттер?

— Ничего.

Драко хмурится — ему непонятны действия Поттера, а, точнее, их отсутствие.

— Это так сложно?

— Что? — Гарри уныло рассматривает край ковра.

— Найти себе место в маггловском мире.

Поттера передергивает.

— Не хочу я туда, — раздраженно отвечает он.

Малфой садится.

— А чего же ты хочешь? — удивленно спрашивает он.

Поттер шумно выдыхает.

— Я хочу быть здесь. В Магической Британии. Это мой дом, а не какой-то там маггловский мир. Почему я не могу работать, как ты, в Лютном переулке? Там свои законы, большинство занимается незаконным бизнесом. Какое им дело до преступников? Они сами ими являются, и никто не побежит на меня докладывать.

— Побежит, Поттер. Ты — не все. Ты не украл и не продал что-то незаконное, а сделал что-то гораздо опаснее и страшнее. Да находиться с тобой рядом любому волшебнику будет страшно, так что донесут, будь уверен.

Но Поттер упрямится. Глубоко внутри он знает, почему, но пока не осмеливается сказать Малфою. Ведь все эти убийства… он не виноват. Это он — жертва! Жертва собственного тела, души, Волдеморта. Это ЕГО часть души в нем убивала и крушила. Это чертово проклятие любви… лучше бы он просто умер тогда.

— Что-то не нравишься ты мне, Поттер, — рассматривая потухшего и унылого Гарри, произносит Драко.

— Оставь меня в покое, Малфой. Хватит лекций. Я не вернусь в маггловский мир, мне там делать нечего.

— А здесь?

— Здесь… — Гарри запинается и решает сменить тему, — когда ты поедешь к Гермионе?

— Прошло всего две недели…. я не думаю, что она уже оправилась и готова тебя видеть, слушать и понимать.

Гарри скрипит зубами. Сколько ему еще ждать? Она же… он одергивает себя. Ничего она ему уже не должна.

*

Дверь позади закрывается с тихим щелчком. Этот звук — словно спасение. Гермиона запыхалась и сваливается прямо на пол в прихожей.

— Прости, Рон, я так ошибалась… — шепчет девушка в пол, держась за бок — от бега закололо под ребрами. «Вот и все, я забуду все эти события. Это было неразумно, опасно, и глупо с моей стороны».

Отдышавшись, она поднимается. Горячий душ, успокоительный напиток, приготовление обеда — все это отвлекает Гермиону, хоть сердце все еще глухо бьется, а в голову так и лезет картина случившегося в доме на окраине. Она никогда не ненавидела никого. Но сейчас слезы застилают ей глаза. «Подонок. Ты не тот Гарри. Кого я обманываю?! Ты лишь искал удобный момент придушить надоедливую подругу. Ненавижу!» Тарелка разбивается вдребезги, за ней следует еще несколько.

«Все. Хватит!»

-Репаро! — И посуда снова цела.

Обед готов. Гермиона ждет Рона, неподвижно сидя в кресле. «Вот кто нуждается во мне больше всего. И ценит, — думает она, закусив губу и ругая себя, — больше никаких поисков приключений». Больше всего на свете ей сейчас не хочется быть одной. И когда дверь открывается, она буквально бросается на шею мужу.

— Дорогой! Здравствуй, — заставляя себя сдержаться и не заплакать, произносит она.

— Гермиона… все в порядке? — обеспокоенно спрашивает Рон, его уже давно так тепло не встречала жена.

— Да, — улыбается она, — теперь все хорошо.

Проходят три спокойные недели. Девушка возвращается к своим привычным обязанностям. Ей почти хорошо, не считая саднящего чувства в душе. Где-то глубоко в сердце все еще больно — и всегда будет. Почти все время она посвящает работе, постоянно занимает себя новыми книгами, изучает запретные ингредиенты, травы, и размышляет над новыми пропорциями и рецептами. А еще она думает, точнее, заставляет себя задуматься о рождении ребенка. Ей не хочется. Это словно… словно конец ее, все еще бездумно жаждущей приключений, части души. Но пришло время от этого отказаться — она убеждает себя: «Так будет правильнее». Внимательно наблюдает за Джинни и Фредой. Джинни так счастлива… Гермиона поджимает губы и злится на саму себя. Почему обычная жизнь волшебницы ее не устраивает?

О Поттере и Малфое она отчаянно старается не вспоминать, и это получается. Под всевозможными предлогами она не ходит гулять с Роном в сторону «проклятого дома» — как окрестила его в мыслях — предпочитает устраивать приемы гостей у себя. Это ее тоже отвлекает. Много гостей, шум, беседы, и нет времени остаться наедине с собой.

— Сегодня у нас важный гость, — радует ее Рон, подходя к жене и обнимая ее одной рукой. Во второй он держит поднос с дорогой выпивкой для этого самого гостя.

— Да? И кто? — Гермиона думает о каком-нибудь выдающимся профессоре или колдомедике.

— Увидишь, — снова улыбается он и целует ее.

Она давно не ощущает трепета от его поцелуев. Это лишь привычно, тепло и приятно. Что ее любят и о ней заботятся. «И хватит. Это даже больше, чем ты могла себе представить». Гермиона никогда не считала себя красоткой, и такой вариант отношений казался весьма успешным. Она запрещает себе впредь на что-либо жаловаться. Все ведь прекрасно, не так ли?

— Все готово, — спустя пару часов торжественно объявляет она. — И где гости?

— Гермиона, — в восхищении застывает Рон, входя в зал, — на этот раз ты превзошла себя!

Да, сегодня над сервировкой стола она старалась больше обычного. Крутящиеся, словно в пруду, водяные лилии парят над столом, освещая все теплым свечением, узорчатые салфетки повторяют форму лепестков, уложенных в сложном узоре. Вышитая золотыми нитями скатерть переливается. Большие круглые тарелки, высокие хрустальные бокалы, позолоченный сервиз.

— Ты самая замечательная! — он снова ее целует.

— Я знаю, — без особого энтузиазма отзывается она.

Слышится долгожданный звонок в дверь. Она спешит открыть. На ней длинное фиолетовое платье, она сама не знает, зачем его надела, и зачем накрасилась ярче привычного. Это все попытки заставить себя полюбить именно такой образ жизни… Гости заходят, это все Уизли, Николеску, Холдерс, и… сердце пропускает удар — Престон Вудлоу. Она уже собирается недовольным тоном узнать, что ему тут понадобилось, но, вовремя опомнившись, провожает Министра к столу. Волнение не покидает ее весь вечер. Все восхищаются ее приемом, особенно Министр — он без конца поднимает тосты, и кажется, даже не пьянеет.