“Началось”, — говорит Дамблдор, идущий впереди. Он указывает на развалины Тоду, и тот что-то отвечает, но слишком тихо, чтобы Гарри и Гекхал могли его расслышать.

Гарри идет почти наравне с Гекхалом, но все же чуть отстает от него. Словно для него нет подходящего компаньона в этой компании. Возможно, это и так. Гарри понимает, что никому из них до конца не доверяет.

Дамблдор приглашает Поттера пройти в тот крошечный каменный зал, где и состоялась их первая встреча.

— Там точно нет прослушки, хоть место и не самое приятное.

Поттер соглашается. Снова Подземелья и круглый каменный стол. По всей видимости, сегодня придется довериться кому-то.

— Я долго думал об одном варианте, к которому совершенно не хотелось прибегать. Но, по всей видимости, это наш единственный шанс,— при этих словах Дамблдор кидает короткий взгляд на Гарри, но тот предпочитает промолчать. Дамблдор вздыхает. — Это одно из моих самых жестоких и, возможно, не до конца обдуманных решений, но это однозначно может помочь выиграть войну.

— И что же это за вариант? — уточняет Поттер.

— Тотальное истребление.

Пожалуй, Гарри был готов услышать про очень долгий и тернистый путь с каким-то невероятным магическим ритуалом или неведомой магией. Но не это.

— Истребление? — эхом повторяет он.

Дамблдор кивает.

— Не заставляй меня повторять, Гарри. Я же говорю, что это одно из самых жестоких моих решений. Но ситуация критическая. Я бы даже сказал, она вышла из под контроля гораздо раньше прогнозируемого времени.

Поттер кидает взгляды на всех сидящих за столом. Но ни Тод, ни Гекхал не выглядят пораженными.

— Ты кажешься очень удивленным, — со смешком замечает Гекхал.

— Да, черт возьми, я удивлен, — резко отвечает Гарри. — Это единственное, на что мы мы способны? Тебе лично нечего больше предложить?

Гекхал пожимает плечами:

— Боюсь, когда рядом сидит такой волшебник, как Дамблдор, то мне действительно нечего предложить.

Поттер задумывается.

— На кого они похожи? Народ Хмурого. Ты говорил…

Гекхал кривится и машет рукой:

— Уроды. Но это совсем не тот признак, по которому стоит отбирать жизни…

— Я не это имел в виду! — вспыхивает Гарри.

— Я знаю, — улыбается Гекхал, — но я имел в виду — во всех смыслах. Они некрасивы, но в Подземельях красоты нет, ее только можно купить. Они слабо развиты интеллектуально, хотя кое-какие манеры у вождей есть. Здесь так везде, Гарри Поттер, вождь и его приближенные — совсем на другом уровне развития, чем остальной народ. К сожалению, с вампирами дела обстоят так же. Поэтому народ Хмурого ничем не лучше моего.

Гарри кивает, и в тот же момент приходит осознание, что он ничего не понимает. Он не стратег и не тактик, и уж точно не Бог.

— Я не понимаю, чем могу вам помочь, — он разводит руками. — Я не уверен, что смогу взять на себя ответственность за…

— Пора взрослеть, мой мальчик, — грустно улыбается Дамблдор, и Поттер чувствует колючий укол — одновременно раздражения и отчаяния.

— Почему вы решили, что я вправе решать? — хриплым голосом спрашивает он.

— Кому-то приходится это делать, и далеко не каждый готов к этому. Но я смею предположить, что ты найдешь правильный выход.

Гарри надолго замолкает, и все сидят в тишине, словно ожидая его слов. И наконец он их произносит:

— Я не согласен с вашим решением, — Дамблдор еле заметно кивает, — я найду Грейс… и мы найдем тех чудищ, о которых писал Джошуа.

Тод поднимает на него тяжелый взгляд:

— Это очень опасное место, мистер Поттер. Благодаря мистеру Дамблдору я наслышан о Турнире Трех Волшебников, в котором вы принимали участие. В третьем Подземелье вас могут настигнуть испытания, схожие с лабиринтом. Готовы ли вы подвергнуть свою душу подобным истязаниям?

— Неужели путь к свободе и миру столь тернист? — горько усмехается Поттер. — Мне это знакомо.

“И терять мне нечего”, — добавляет он про себя.

— Я рад твоему решению, Гарри. Но стоит поторопиться, враг, как ты уже убедился, не дремлет.

Гекхал пытается возразить, но Дамблдор его останавливает взмахом руки и кидает быстрый взгляд на Поттера. Тот ничего не замечает, и Дамблдор облегченно выдыхает. Они провожают Гарри и возвращаются в каменное помещение.

Как только дверь за ними затворяется, Гекхал обращается к Дамблдору:

— Мистер Дамблдор, вы же говорили про еще один…

— Забудь об этом, Гекхал, — резко прерывает его Альбус. — Боюсь, мне будет проще уничтожить полмира, чем снова позволить Волдеморту завладеть телом и душой Гарри Поттера.

*

За окном проносятся зеленые поля, пасмурное небо, и от этих мирных картин возникает ощущение, что “все прошло”.

— Почему здесь не осматривают багаж? — Малфою хочется спросить совершенно не об этом. Но о том, что у него на душе, говорить с Грейнджер он не решается, испытывая при этом какую-то жгучую и совершенно нелепую ревность к Поттеру, который всегда так просто общается с ней. Малфой усмехается. Пожалуй, так легко ему было в последнее время только с Умелым. Но и там было гораздо больше официального общения, и он привык почти всегда держаться в этих рамках. И теперь, когда они наедине, это оглушает. Безмолвная тишина в вагоне — и его душа словно затаилась, он боится проявить себя не так, как нужно, и все испортить.

Гермиона неохотно отвечает, словно эти нескончаемые вопросы о магглах ей надоели.

“Прости, Гермиона, — говорит про себя Драко, ощущая себя моральным уродом. — Я не откроюсь никогда”.

— Почему нет пара? Словно поезд толкает какая-то сила, — да, это очередной совершенно неинтересный Гермионе вопрос, и он это видит по ее глазам. Она словно очутилась на экзамене и вынуждена давать краткие, но содержательные ответы.

Малфой мало что понимает из ее слов, ведь он ее толком и не слушает. Гораздо интереснее наблюдать, как вздымаются вверх ее брови и меняется взгляд, когда она объясняет что-то особенно важное и ключевое.

“Какая же ты живая”.

Она замолкает и удивленно смотрит на него. Малфой не сразу понимает, что сказал это вслух, а после краснеет и отворачивается. Гермиона прячет улыбку.

— Спасибо, — несколько сконфуженно отвечает она.

Он открывает рот, чтобы выдумать небылицу, что эта фраза относилась не к ней, но, увидев ее глаза, передумывает, ощущая крайнюю неловкость.

— Если тебе плохо, то придется ждать высадки.

— С чего ты взяла, что мне плохо? — ощетинивается Малфой.

— Ты выглядишь напряженным, и, кажется, тебе жарко.

Малфой нервными движениями трет шею и лоб.

— Нечего на меня так пялиться, может, мне от этого душно.

Гермиона внезапно смеется открыто и звонко. Так, как когда-то в школьные годы с Уизли и Поттером, когда Драко подсматривал за ними.

— Ничего смешного, Грейнджер, — выплевывает он.

— Прости, — она вытирает выступившие слезы, — но я не знала, что мой взгляд обладает такими пагубными свойствами.

Малфой не находится с ответом, но его хмурый вид заставляет Гермиону улыбнуться.

— Ты знаешь, — она кладет ладонь на его руку, — мне кажется, что, когда мы вернемся, все будет как прежде. Встанет на свои места, понимаешь? Словно это все — лишь страшный сон…

Малфою хочется очень многое сказать в ответ, но он молчит. Ведь если бы не “страшный сон”, он бы не ехал с ней в этом поезде в Ирландию. И она бы не носила его ребенка.

— Наверное, — хрипло отвечает он и отворачивается к окну, убирая руку.

Она хмурится. До конца поездки они больше не разговаривают, только ругаются. Гермиона делает пару попыток завести беседу, но Малфой их довольно грубо пресекает.

Когда им остается ехать около получаса, поезд делает еще одну остановку и к ним подсаживается шумная компания молодых магглов. Малфой крайне раздражается и чуть не использует “Silencio”, Гермиона на него сердится. Чуть позже один из магглов проливает колу на штаны Малфоя, и тот пытается высушить пятно, автоматически потянувшись за волшебной палочкой. Это снова вызывает гнев Гермионы. Так что в Холихед они оба прибывают в крайнем раздражении. И, как только они выходят из вагона, Малфой набрасывается на нее: