Это пройдёт, пройдёт, она уверена. Именно эти слова она нашёптывает себе, словно мантру, покачиваясь из стороны в сторону и уже свято веря, что ещё немного, и можно сойти с ума.

— И вот я её всего лишь спросил, хорошо ли ей со мной? А она... Эй, ты меня слушаешь? — после выбитой в мотеле входной двери и спущенных психов прошло, кажется, пару часов. Сейчас же Глеб стоял в каком-то переулке и держал за горло очередного бедолагу, что попался ему на пути.

Юноша лишь непонимающе моргал и вертел головой, время от времени вопрошая его отпустить. Но Миронов словно не слышал, лишь продолжал рассказывать свою историю, доставая из кармана раскладной нож.

— Её слова были такими же острыми, представляешь? — одной рукой всё ещё крепко держит горло хрупкого паренька, вжимая того в стену, а другой вертит заточку, вызывая на лице бедолаги ещё больше паники. — И вот этими словами она меня прямо в сердце! — одно мгновение, и блондин с остервенением вгоняет остриё парню ровно грудь, удерживая, когда тот постепенно начинает обмякать в его руках. — Прямо, блять, в сердце! Можешь поверить!? — ещё удар, влекущий за собой сдавленный хрип и явно распространяющийся в холодном воздухе запах металла. — Убийственно, не правда ли?

Он перестаёт держать ставшее безжизненным тело и просто роняет на пол, себе под ноги. Шмыгает носом и смотрит на алые остатки на лезвие ножа, после чего театрально цокает и обращается к уже мёртвому парню, свалившемуся, будто грузный мешок с костями.

— Ещё и ты мне игрушку испачкал. Сплошные разочарования сегодня...

Мотает головой и выдыхает. А после двигается к ближайшей остановке, при которой будет маленький магазинчик. И, как ни в чём не бывало, он купит небольшую бутылку минералки, перед этим дружелюбно улыбнувшись пожилой продавщице. Затем усядется на скамейку в ожидании автобуса и, кажется, спугнёт даже какую-то девушку своим видом. Ну, либо та просто резко передумает ехать и решит, что пешие прогулки сегодня как никогда кстати.

Улыбнётся, отпивая холодную газированную воду и немного забудется, пока его не отвлечёт телефонный звонок.

И будет он, естественно, от Максима, что заставит улыбнуться повторно.

— Слушаю, — наверное, если бы кто-то другой слышал этот сладкий голос, то непременно подумал бы, что его обладатель воплощение добра, да и на звонок еле отвлёкся, потому что гладил котёнка.

— Есть предложение, — а голос Макса как всегда суров. И Глеба это толкает только на одну мысль — гадёныш хотя бы здесь ему проиграл, ведь выбора то особо у него и не было.

— Я весь во внимании, — снова приторный тембр, Миронов закидывает ногу на ногу и ожидает ответа. Ожидания, кстати, длятся секунд пятнадцать, потому как Максиму явно сложно произнести задуманное.

— Три месяца, — начало предложения немного обескураживает, и блондин даже слегка брови вскидывает, но переспрашивать не приходится, ибо Макс продолжает довольно быстро. — Ты даёшь нам пожить нормально ещё три месяца, при этом не доставляя никакого вреда Наташе. А после я отдаю тебе Леру и больше никогда не появлюсь на твоём пути.

Глеб уже было хочет усмехнуться, но брюнет заканчивает и явно не на весёлой ноте, давая понять, что он сейчас серьёзно. И как только до Миронова это доходит, тень усмешки пропадает с лица. В ход идут мысли и власть над ним времени, покуда он не из тех, кто медлит с ответом.

— По рукам, — может, он в какой-то степени этого от себя не ожидает, а может — это и есть вполне рациональное решение, принятое на свежую голову.

Глоток леденящего напитка снова стремится внутрь, обдавая горло прохладой.

Нервы понемногу сходят на нет, поза становится более расслабленной, а желание вздохнуть полной грудью наконец является возможным.

Кажется, ещё совсем немного, и он получит то, что захочет, расставив все точки. Ведь чего стоят три месяца, когда он умеет ждать вечность?

Больница

— Погоди, так он всё-таки отдал тебя ему?? — Слава не выдерживает, ёрзает на кровати, а потом и вовсе с неё слетает, делая шаг то от меня, то обратно. — Ведь ты вылетела ко мне потрёпанная и перепуганная явно не от хорошей жизни! — осматривает меня и будто сожалеет о выплеснутом, но со мной можно не церемониться. Не девочка, суть вещей осознаю.

— Не будь таким нетерпеливым... — слегка качаю головой и, кажется, даже улыбаюсь, хлопая ладошкой по кровати и призывая Михайлова сесть обратно. — До конца моей истории осталось совсем чуть-чуть...

Комментарий к Глава 41. Душу наизнанку Вы сейчас наверное будете кричать, да?

====== Глава 42. То, что ты должен знать ======

Комментарий к Глава 42. То, что ты должен знать Перед прочтением советую открыть параллельно конец 17-й и начало 18-й главы, дабы освежить память и собрать наконец пазл воедино.

Приятного прочтения)

И пусть все тапки мира подождут...)

Ещё не придумали слова в русском языке, которое бы описывало моё состояние. Я даже не могу описать, что чувствовала, когда чувствовала неминуемое приближение того, чего больше всего боялась.

Две...

Каких-то две недели оставались до того момента, как всё решится. Как станет ясным, будет ли иметь наш план успех, или же всё пойдёт под откос.

Ноги начинали дрожать сразу же, стоило мне вспомнить предстоящую роль и пытаться осознать, что не провалюсь, что проявлю свой актёрский талант в полной мере. Но от одной мысли, что придётся снова его видеть — становится тошно. Тошно настолько, что я попросту начинаю избегать зеркал и всего, где могу встретить своё отражение.

Макс рядом, он хоть и пытается успокоить, но я намеренно довожу себя до состояния истерии и стараюсь есть не чаще раза в день, чтобы правдоподобность ситуации в будущем сыграла на руку.

Но в эти последние пару недель я специально прошу его уехать, дабы окружить себя одиночеством. Пустотой.

Вокруг меня неизменная суматоха, но и в то же время — практически ничего. Макс собрал из нашего последнего места жительства все вещи и чуть ли не с мебелью их вывез, дабы опустошённость этой когда-то жилплощади помогла вжиться в роль.

Он относит последний чемодан в машину, а после возвращается и отдаёт запасные ключи, оттягивая момент, когда соприкасаются пальцы. Смотрю снизу вверх, понимая, что впереди — самое трудное время. Наверно от отчаяния и не могу справиться со слезами, отчего прижимаю брюнета к себе с какой-то нечеловеческой силой. Кажется, я бы растворилась в нём, если бы могла.

Но сейчас всё зависит от нас и только.

От его сдержанности, от моей силы воли, от того, сможем ли мы, объединив усилия, наконец загнать зло в клетку, дабы наконец освободиться от убеждения, что спокойствия нам не видать.

Я напоследок целую его, крепко, глубоко, где-то даже ловя себя на мысли, что этот раз — последний. Не сдерживаюсь. Судорожно стаскивая с него этот длинный плащ и принимаюсь за свитер, не теряя ни секунды и растворяясь в его объятиях вновь и вновь. Текут слёзы. Они наверняка уже остались влагой на его щеках, но сейчас мне всё равно. Он пытается прошептать моё имя, но я затыкаю, затыкаю и продолжаю раздевать нас обоих, пока мы не валимся на пол.

Паркет твёрдый и холодный, но мне плевать и на это. Забираюсь сверху, но он одним движением меняет наши позиции. Привыкший во всём быть доминирующим... От переизбытка эмоций наш секс более, чем страстен. Меня переполняет вся палитра чувств, готовая искрить с каждого участка тела. Непередаваемые ощущения... Будто меня сейчас попросту разорвёт изнутри, но, как известно, на это мне тоже наплевать...

По окончанию не медлит ни один из нас. Одежда занимает своё место с такой же скоростью, с какой я её и скидывала. Последний поцелуй. Смешно, но мы даже курить будем по отдельности. Он — в автомобиле, по дороге отсюда, а я — сидя за столом и абсолютно не задумываясь о том, что курить дома — плохая идея, проветривать придётся.

Этот дом на две недели становится персональной темницей. Наверняка, если бы его нашли после меня, то подумали бы, что здесь жил сумасшедший. Почти сдутый матрас, содранные в припадках нервной истерии обои, разбросанные по кухне бычки и пара-тройка пустых бутылок из-под скотча, о которых Максу, кстати, знать было не обязательно.