Благо, слуха меня не лишили. Я слышу, как он освобождает себя от тряпок и непроизвольно улыбаюсь, наконец ощущая его между ног. Механически раздвигаю их шире, чувствую, как он медлит, будто издеваясь снова. Но спустя недолгое время мне всё же удаётся почувствовать, как в меня упирается что-то большое, большое и упругое, заставляющее дрогнуть невольно. А потом и вовсе закричать, разрывая былую тишину этой комнаты и нарушая прежний покой.

Он двигается медленно, до жути медленно и сладко, словно заставляя подыгрывать и насаживаться со своей желаемой скоростью. Хочу дотронуться, но он прижимает мои руки к кровати, в прежнее положение, наконец сдаваясь и двигаясь быстрее, пока мой голос не становится нарушителем покоя этого района. Кажется, выпускаю из себя всю дурь и просто слабну в его руках, отдаваясь без остатка и позволяя делать с собой всё, что придёт ему в голову.

И, кажется, проходит вечность, прежде чем он выходит из меня и снимает с моих глаз бандану. А у меня до сих пор во взгляде туман, я даже разглядеть его не могу, пытаясь совладать с собой и хватать ртом воздух, прерывисто так, может даже немного неуклюже. И ещё наконец-то признаюсь себе, что до жути этого боялась. Ведь после последних раз с Глебом желание предаваться близости отбилось напрочь. В голове засела боль, которую пришлось бы испытать ещё раз, но Макс каким-то образом смог воскресить то, что, казалось бы, давно умерло.

Я всё ещё лежу на кровати, в плену его ремня. Я ощущаю его рядом, его горячее дыхание, такое же сбитое и прерывистое. А ещё ощущаю тягучую сладость между ног, их сводит парализующая дрожь, которую не хочется прогонять.

Глаза открыты, не перестаю хлопать ресницами и смотреть на потолок, в то время как голову посещают остатки памяти.

Ах да...

Кажется, я шла за алкоголем.

До жути непривычно просыпаться одной в своей кровати. Непривычно выходить в зал и не чувствовать там ставших родными духов. Непривычно ни о чём не беспокоиться и не ломать голову, что же приготовить на завтрак. А ещё непривычней видеть на диване спящего Миронова.

Он лежит на боку, сложив под голову руку. Светлые пряди беспорядочно разбросаны, плед практически съехал и не грел уже должным образом, а сам Глеб во сне тихо посапывал и иногда брови к переносице сводил, да носом дёргал.

И картина эта заставила Наташу остановиться на минуту и даже усмехнуться.

Она прекрасно знала, кто перед ней. Макс рассказал о том, кто он есть и чем занимается, будучи уверенным, что сестре ничего не грозит. А ей и правда не грозило, ибо “мужество” и “бесстрашие” стали для неё извечными сопровождающими с того самого момента, как она вышла замуж. Вот и сейчас, перед ней сопит себе на подушках уманьяченный псих, а она улыбается себе легонько, продолжая топать на кухню и заботясь только лишь о том, чтоб яиц для омлета хватило.

Включенная конфорка, она ставит чайник и заглядывает в холодильник, доставая яйца. А после тяжело вздыхает, опираясь на столешницу и опуская голову.

— Что-то не так? — очевидно, он уже проснулся. И, что ещё очевидней, решил составить ей компанию.

— Майонеза нет, — лёгкая усмешка. А ведь действительно... мир настолько опустел, что единственной стоящей перед ней проблемой было отсутствие майонеза.

— Тоже мне, проблема... — ухмыляется в ответ и аккуратно кладёт руки на осиную талию. И, не встречая протеста, невесомо целует в макушку, спеша отдалиться, — пойду куплю.

Натягивает бомбер и белые кроссы, даже не заикаясь о деньгах. Молча уходит, хлопая дверью и оставляя её, но это ненадолго. Она пока успеет выйти на веранду и пропустить сигаретку, вглядываясь куда-то вдаль. А после зайдёт внутрь, отвечая на очередной входящий Максима. Видимо, заботливый брат беспокоится излишне, но вызывает на её лице лишь улыбку. Забота ей приятна, бесспорно.

— Привет, как ты? — он мягко интересуется, пока сестра едва сдерживается, дабы не рассмеяться и сказать, что всё хорошо с ней, не спилась и не пустилась в разврат. Адекватная, благо.

Успокаивает, плавно переводя тему и интересуясь здоровьем и состоянием Леры. А после вдруг вспоминает про чайник и мчится на кухню, снимая его с плиты.

— Макс... — снова усмешка и закатывание глаз, его беспокойство приводит в умиление, — я понимаю, что это потеря, но это не повод лезть в петлю, — вещает крайне убедительно и настойчиво, будто так до неуёмного брюнета дойдёт лучше, — я понимаю, что мы были женаты, но в конце концов... Мой муж был редким козлом и нередко за ствол брался, так что не переживай, — подытоживает, успокаивая собеседника на том конце провода, — тем более, я не одна. Отвлекаю от вас Глеба и купаюсь во внимании одновременно.

— Ладно... — наконец сдаётся и выдыхает, смиряясь с настойчивостью сестры. — Я тебе верю. Береги себя, — отчего-то не ждёт ответа и кладёт трубку, чуть улыбаясь и, наверное, в очередной раз убеждая себя, что сестра справляется со многими проблемами получше него. Определённо, стоит только позавидовать её силе духа.

В свойственной ему манере расталкивает очередь и не обращает внимания на возмущения, льющиеся от посторонних. Обращает его лишь на то, что в какой-то момент всех этих индюков не захотелось перестрелять. Захотелось лишь сгрести в охапку этот чёртов майонез и шагать обратно по тропе, ведущей к её дому. Возможно даже задуматься, с каких это пор он стал таким? С каких пор он стал видеть лишь свою тень и беспрекословно топать по зову судьбы, отчего-то зовущей его по имени?

Он спускал это на временное помешательство. На то, что именно в этот отрезок времени он нужен Наташе. Нужен он, прежний, настоящий... Ведь это всё ненадолго, она никогда не будет с таким, как он. Он — временное. Но этого ему было вполне достаточно. Кажется, он даже попытался отмахнуться от этих мыслей и прогнать все догадки о том, что к нормальной жизни он не пригоден.

И он толкает дверь, мотая головой и слегка улыбаясь, потому что девчонка наверняка опять выходила покурить и забыла запереться на ключ. Нужно обязательно будет напомнить, что нельзя быть настолько доверчивой к этому району, да и к людям. Змеи ведь повсюду.

Тихо закрывает за собой и слышит женский смешок, вслушивается, убеждаясь, что та с кем-то болтает.

— Макс... — Наташа снова усмехается и заставляет насторожиться, — я понимаю, что это потеря, но это не повод лезть в петлю, — купленный майонез отправляется на рядом стоящую тумбу, в то время как Глеб пытается своё присутствие не выдать, — я понимаю, что мы были женаты, но в конце концов... Мой муж был редким козлом и не редко за ствол брался, так что не переживай, — шаги тише, глаза шире, ему сейчас стоит больших трудов держать при себе своих демонов, но он продолжает стоять за порогом кухни, пока Наташа возится с чайником, — тем более, я не одна. Отвлекаю от вас Глеба и купаюсь во внимании одновременно.

Спокойствие слетает с петель окончательно. Пальцы сжимаются в кулаки, а глаза наливаются кровью, когда блондинка вдруг разворачивается и резко вздрагивает, стирая улыбку в пепел.

Всё ещё держит возле уха телефон, с которого доносится: “Береги себя”, а после гудки, которые очень даже на руку.

Девчонка медленно сглатывает, продолжая стоять, даже когда из-под ног уходит почва. А Миронов не делает с места ни шагу, покуда шея не покрывается венами, а со лба не проступает пот.

Дрожь в руках сильнее, он даже не успевает понять, когда ручной пёс без разрешения срывается с цепи. Всё вокруг разом обретает другие краски и заставляет смотреть другими глазами.

Разукрашенный мирок теперь полон мрака. И сегодня этот мрак заявит о себе сполна.

Комментарий к Глава 39. Обратная сторона Пятый день температура и чувство приближающейся смерти, я зае*алась чувствовать слабость и ходить, как подстреленной, поэтому простите меня за отсутствие и за то, что в этом тексте. Может, там всё нормально, а может там какой-то пиздец, но я надеюсь, что бы там не было — вы мне скажете своё мнение. Ваши отзывы из могилы поднимут, отвечаю ♥♥♥