— По-моему я слишком долго отсутствовал, чтобы достаточно ахуеть от такого! — его тон выше, он разводит руки в стороны и ненормально, даже демонически скалится, прожигая убийственным взглядом нас обоих.

— Понимаю, ты был занят, — спокойствие Макса меня успокаивает и тревожит одновременно, я слишком хорошо знаю Глеба, чтобы не поверить в то, что он отделается простым разговором. — Как плечо? — брюнет кивает на задетое пулей место, и по тону чую, как в улыбке своей косой плывёт. — Наташа достаточно рану зализала?

Внезапный стук сердца отдаётся эхом даже в голове, я резко устремляю взгляд на Миронова и не могу счесть с его лица эмоций, они сейчас мне неподвластны.

— Что? — бровь подлетает вверх, он явно не ожидал от товарища такого вопроса, ровно, как и я. Кто вообще такая Наташа?

— Что слышал, — меня поражает эта нерушимая невозмутимость, особенно в то время, когда меня трясёт, как при морозе. — Не у одного тебя в городе свои глаза и уши. Я здесь тоже немало значу. Забыл?

Морщу лоб, глазами хлопаю, сама себе что-то невнятное промямлить пытаюсь, стараясь зацепить в голове бегущую строку с атакующим количеством вопросов и понять, в каком русле мыслить. Но следующий шаг в этой партии, видимо, принадлежит Глебу, он ко мне обращается, заставляя глазёнки быстро на него поднять.

— Иди на улицу, жди меня там, — этот приказной тон, наверное, никогда не покинет мою голову, — воздухом подыши перед смертью, — и я как кукла послушная, чей механизм задет голосом своего хозяина, не отдаю себе отчёт и пытаюсь со стола встать, покуда Макс рукой путь не преграждает.

— Она никуда не пойдёт, — я вообще не уверена, что ходить после этой ночи смогу.

— Ах вот как, — терпение Глеба лопается окончательно. Он не привык к неисполнению его просьб, которые звучат, как приказы, пускай он и сам того не желает, он не терпит предательства, расправляясь с помехой быстро и без разбора, но что-то подсказывает, что Макс для него трудная мишень, и блондину ещё постараться придётся, чтобы убрать его с дороги. — Считаю до трёх...

— Не утруждайся, — но Макс и в мыслях не держит идею о мирном решении вопроса, он лишь распрямляет плечи и делает шаг вперёд, в тот момент как я инстинктивно вцепляюсь в его руку, не желая отпускать, — только после всего не забудь убежать к бывшей, чтобы поплакаться.

После последней фразы я окончательно перестаю понимать, что происходит. Рука Макса выскальзывает, хотя я поклясться была готова, что когтями в неё вцеплена была, и я успеваю разве что пискнуть, когда эти двое срываются с невидимых цепей и кидаются друг на друга, давая старт смертельному бою.

Я не успеваю за их борьбой, Макс налетает на блондина и волочет к стене, заставляя того врезаться в неё спиной со всей силы. Да и познания Глеба об уличных боях не остаются в стороне, когда он ловко пригибается и обхватывает брюнета за пояс, пытаясь завалить на пол.

Не могу, просто не могу это больше видеть и зажмуриваюсь, пока парни пытаются порвать друг друга на части, оставляя удар за ударом и плавно перекатываясь в гостиную. Слышу треск, слышу, как что-то падает с журнального стола и разбивается, слышу характерные отголоски борьбы и резкую тишину, что заставляет открыть глаза.

Дыхание сбито, я стараюсь совладать с дрожью и коснуться наконец пола ступнями. Кое-как со стола спрыгиваю и тихонько крадусь, выглядывая в гостиную. А после вылетаю в ту же секунду, облачая своё присутствие по полной.

— Нет!

Только и успеваю прокричать, когда вижу приводящую в ужас картину.

Глеб сидит верхом на поднявшем руки Максе, держа его под прицелом пистолета. Целится чётко в лицо, озлобленное, но всё ещё не выдающее ни капли страха. Брюнет смотрит прямо тому в глаза, словно призывая спустить курок и пожертвовать многолетней дружбой. А из-за чего? Из-за того, что игрушку поделить не могут, смешно даже... Смешно так, что плакать хочется, и это у меня получается как никогда хорошо. Хорошо, но странно, покуда слеза скатывается, будто сама собой, не посоветовавшись со мной перед этим.

— Прошу тебя, — достаточно тихо, но в мёртвой тишине этих квадратных метров меня слышно прекрасно, — не делай этого...

Голос дрожит, руки дрожат, дрожит сердце, которое точно скоро треснет на части, покуда глаза наблюдают за пальцами Миронова. Он будто ждёт чего-то, либо усиленно борется со своим вторым я, что не даёт сделать глупость. Вот только логика никогда не была на его стороне, оттого и страшно, что одно неосторожное действие, и я точно окажусь в петле.

— Причину, — рычит в мою сторону, приставляя дуло пистолета прямо к его шее, — назови хотя бы одну блядскую причину этого не делать!

Он никогда особо здравым смыслом не руководствовался, да и я не так уж и отличалась в своей красноречивости, разве что экстренные ситуации порой доводили до безумия, заставляя говорить и делать то, что при любых обстоятельствах я бы ни за что не совершила.

— Я люблю его... — наверное, поэтому, я такая же своего рода сумасшедшая, как и он.

Я не отдаю себе отчёт в сказанном, я не знаю, каков должен быть мой ответ, чтобы Миронов убрал ствол, но на этот ответ я отвожу себе не больше секунды. Потом ещё и язык проглатываю, понимая, что это может быть последней каплей, после которой Глеб пристрелит Макса без разбора.

Но выстрела не следует. Следует лишь тишина оглушительная, в которой Миронов поднимается с брюнета, не выпуская из рук ствол. Стоит так молча с минуту, потом в сторону на три шага отходит, поднимая голову на меня.

— Это правда? — язык всё ещё неподвижен, я даже не в силах промычать, поэтому просто головой мотаю утвердительно, будучи готовая к тому, что он сейчас вытянет руку и пристрелит меня на месте.

Но и этого не происходит. Я вижу в его глазах лишь то, что до этого времени было от меня скрыто. Странные краски, от которых внутри вдруг щемит. Я знаю его уже который год, но я по-прежнему вглядываюсь, пытаясь разгадать. Спустя время лишь понимаю, что однажды этот взгляд я уже видела. Но не у него, нет... Я видела его в отражении зеркала, в день похорон своего близкого человека. Возможно, тень тех забытых горьких чувств я сейчас и увидела, когда он отзеркалил мои движения, начиная качать головой ровно также.

Сказать ничего не смею, просто тяжело дышу, глядя, как он заправляет ствол за ремень джинс. Кидает взгляд на всё ещё лежащего Макса и сглатывает, постепенно удаляясь в сторону выхода. Ни слова по-прежнему.

— Оставь нас в покое, — Максим наконец приподнимается на локтях и догоняет Глеба очередным непонятным мне изречением, — иначе Наташа узнает, кто ты на самом деле.

Кто-нибудь объяснит мне, кто такая эта Наташа и какого чёрта вообще???

Это вопрос заедает в голове и не даёт покоя, особенно после того, как Миронов молча уходит и хлопает дверью, не выкинув ничего напоследок.

Это точно был он? Он покинул поле боя вот так просто? Не захотел после моих слов размахивать пушкой и показывать, кто тут главный? Кстати о моих словах...

— Так это правда? — Макс поднимается на ноги и подходит ближе, вытирая тыльной стороной ладони кровь с губы.

— Я... — я даже в глаза его не смотрю, уж слишком давно я не говорила подобных слов, а может и забыла уже, что они должны значить, — я так сказала, чтобы он тебя не убил, — а ещё мне бы понять не помешало, наврала я Миронову, или только что самой себе.

— Вот как... — даже в таком виде Макс усмехается, уводя взгляд в сторону.

Я не знаю, что сейчас сказать. Не знаю, в какую яму провалиться. И я понятия не имею, что мы будем делать дальше, и стоит ли нам ожидать от Миронова второго прилива. Или же он действительно настолько кем-то одержим, что спустит всё на тормоза и вот так просто уйдёт? Оставит в покое? Неужели и правда существует такой человек, способный усадить его пыл за решётку?

— Кто такая Наташа? — раз уж я о ней подумала, то пусть побудет отвлекающим манёвром от это несносной тишины.

Я уже знала, что она его бывшая, наверняка догадывалась, что ослепительно красива и к тому же умна, раз сделала с этим сумасшедшим такое, но я и понятия не имела, что ответ Максима заставит меня покинуть воображаемый коматоз. Можно сказать, я даже оживаю, уже не стесняясь смотреть в его глаза с огромным вопросительным знаком над головой.