Комментарий к Глава 21. Ещё шаг — и ты в аду *Todo listo — Всё сделано.
Битое стекло подано. Оставляйте чаевые (это я про слова).
====== Глава 22. Верь мне... ======
Макс покидает моё пространство, скрываясь в дебрях первого этажа. Я же просто стою, переваривая его слова и пытаясь понять, какого чёрта мне ожидать? Где лучше? Там, за пределами стен, где Глеб медленно воспитывает во мне бесчувственную суку, заставляя уподобляться его прихотям, или же здесь, в объятиях неизведанности и страха, который, я уверена, скоро отступит.
Но Глеб, хотя бы, преследует меня всю жизнь и не отпускает, есть хоть какая-то уверенность в том, что моя жизнь ему на руку. А Макс... Я абсолютно не представляю, что у него в голове, и что ему наверняка ничего не стоит замочить человека.
Веду ухом, слышу, как в ванной открывается кран. Сильный напор воды. Наверняка решил смыть с себя кровь бедолаги, что попался под руку.
И как следствие — не смело подхожу к окну, шагая настолько тихо, что даже стены не услышат.
Лёгкое движение, цепляю краешками пальцев задёрнутые жалюзи и чуть отодвигаю, выглядывая на улицу. Ни души. Ни рядом, ни за несколько метров от дома, пределы которого мне доводится видеть. Но на всякий случай шею вытягиваю и глазами рыщу в поисках хоть какого-то присутствия. Пустота.
— Ты туда не пойдёшь, — звенящий эхом голос, низкий, чуть грубый, даже слегка вздрагиваю и резко отпускаю из пальцев жалюзи, отходя от окна на шаг и вовсю таращась на Макса. — Скажу сразу, — он стоит в одних штанах и с полотенцем в руках, вытирая шею, — мне до тебя нет никакого дела, но с помощью тебя я хочу кое-что проверить. — Когда наступит тот день, когда я наконец сделаю то, чего хочу я? — Мы с Глебом прошли через многое, он не раз доказывал мне свою верность, он был мне, как брат, — молча слушаю, пытаясь взгляд сосредоточить, но он как нарочно неловко падает на его косые мышцы живота, играющие при отблеске свеч до жути притягивающе, — и тут появляешься ты, когда Миронов просто доводит до сведения, что ты — его девушка. А за спиной то, оказывается, целый экшн. — Брюнет стирает с себя всю влагу окончательно и перекидывает полотенце через плечо, делая ко мне несколько шагов. — Пока он не выполнит мою просьбу, пока не докажет, что я снова могу ему доверять, и пока не объяснит мне всё лично, — теперь он рядом почти, а я наблюдаю за его словами буквально, не отводя глаз от его губ, — он тебя не получит. — Просто чудно, чувствую себя королевой на шахматной доске.
Не знаю, ждёт ли он чего-то от меня: каких-то слов или же банального кивка, но зачем-то молча таращусь на его губы, тихо-тихо сглатывая и стараясь не терять самообладания. Глеб жив, Морт жив, я жива — уже хорошо. Остальное лишь дело времени, я просто постараюсь всё не испортить.
— Ни шагу из дома, иначе продолжу твоё знакомство со своим альтер эго. — Да уж, он не просто друг Глеба. Он, кажется, его кровный родственник. Старший брат, если быть более точной.
Делаю то, что последнее время лучше всего получается — утвердительно киваю. Мол, поняла тебя, очередной хозяин судьбы, сколько вас таких ещё будет...?
А он отходит, демонстративно закрывая дверь на ключ и скрываясь во мраке второго этажа.
Чудно.
Снова мысленно благодарю Миронова за то, что сделал меня в своём роде отшибленной. Потому что среди всего этого пожара, когда вокруг всё полыхает синим пламенем, я могу просто выдохнуть, безразлично реагируя на внешние раздражители. Я могу сквозь пламя этой вакханалии просто молча дойти до холодильника, взяв оттуда пиво. Затем могу вернуться за диван и уткнуться в книгу, будто так и надо, будто ничего не происходит.
Я могу. Я привыкла. Кажется, мне будет безразлично, если за окном это дома вспыхнут предвестники войны. Моя жизнь от меня не зависит. Всё, что остаётся — принять происходящее, как должное. Это — единственная подвластная мне вещь.
Блондин шагает по укрытой ночной гладью улице, держа у уха мобильный и несвойственно, раздражительно скалясь, еле сдерживая свою животную сущность.
— Пока я не буду убеждён, что к моему дому и на километр не приблизятся, — Макс вещает грозно, унизительно, руша так долго выстраиваемый мост их дружбы о львиную долю неуверенности в собрате, — ты её не получишь. — Он не шутит, он ясно даёт понять, что каждое его слово пропитано вязкой ненавистью, и на то есть свои причины.
Он не рассказал, он не предупредил, он посчитал, что это дело касается только его, обсуждениям личных вопросов в их дружбе не место. Но он просчитал тот момент, когда явился на порог его дома, оставив за пределами то, что пустил на самотёк. Ведь он и подумать не мог, что на Макса выйдут, и уж тем более нападут. Вина грызёт едким осадком, ему как никогда сейчас противно, что он не оказался рядом.
Вызов сброшен, все мышцы лица сейчас задействованы, и они проявляют девственную ярость, не бушующую ранее сквозь окаменелые черты.
Заявляться на порог и стучать в закрытую дверь сейчас как минимум глупо, Макс ни за что не откроет, не отдаст Леру, и Глеб это прекрасно понимает, потому как упрямее барана он в своей жизни не встречал. Но этот баран служил ему верой и правдой, помог свалить из дурдома, и, в конце концов, просто заслуживал правды, которой Миронов по глупости побрезговал.
Он движется в ближайший бар, расталкивая подвыпившую толпу и направляясь к барной стойке. Раздумывает недолго, прикидывая количество спиртного, которое желает душа. А затем щёлкает пальцами, подзывая официанта и требуя бутылку самого выдержанного виски.
— Тут, вообще-то, очередь, — мадам лет двадцати пяти нагло пялится, поправляя короткие чёрные волосы, красующиеся на голове густой стрижкой. Закуривает сигарету через довольно длинный мундштук, выдыхая дым ему в лицо и противно улыбаясь, когда видит плоды своих трудов в его явном раздражении, — нечего вперёд дамы лезть.
Усмехается слегка, демонстративно отворачивая голову и хватая не успевшего понять суть вещей бармена за рукав.
— Мартини мне. А белобрысого потом обслужишь.
Он думал, что ярче чувств, чем после последнего телефонного разговора быть не может, но глаза самопроизвольно наливаются кровью, а ведь он был всего в шаге от успокоения.
— Этот урод тебя обидел? — к ней подкатывает уже явно перебравший тип, тем временем как у Миронова уже ярым ходом вибрируют скулы. Ещё совсем чуть-чуть, и полетят головы. — Только намекни, я ему по яйцам пройдусь.
Мужчина в возрасте нагло скалится, приобнимая вульгарно одетую девицу с победной улыбкой. Грань в мозгу постепенно разрушается с такой лёгкостью, будто стену между здравым рассудком и бешеным зверем стирают ластиком.
— Слушай сюда, — долго не думая, он достаёт из-за пояса тёмных джинс ствол, направляя его мужику в область паха. Второй же рукой чуть ведёт, прикладывая палец к губам и как бы приказывая ошалевшей даме заткнуться своим тихим “Тшшш”. — Яйца отлетят у тебя, если не сгребёшь в охапку свой приёмник членов и не съебёшься отсюда, пока ноги ходят.
На лице явное презрение ко всему происходящему, а в голову крадётся одна лишь мысль о том, как для полноты всей этой картины рядом не хватает Леры. Чёрт, да он бы без раздумий приказал бы ей отстрелить его причендал, пока эта разодетая блядь на коленях бы вымаливала прощения за свой язык. Своим же языком.
— Пошли отсюда... — каким бы пьяным он не был, чувство самосохранения ещё имело место быть.
Мужичок быстро схватил свою подругу на ночь, перебирая ногами от бара и довольно быстро направляясь к выходу. Глеб же успел уловить женский голос, лепечущий уже на расстоянии истерическое:
— Ублюдок больной...
Он вернёт Леру.
Вернёт, во что бы то не стало, а пока цепко хватает из пальцев онемевшего бармена бутылку, что заменит сегодня друга. Бросает на стойку пару купюр и топает туда, где буквально с минуту назад скрылась странная, но довольно обычная парочка.
Взгляды в спину провожают, он не обращает внимание ни на одного из них, просто мирно шагает до ближайшей гостиницы, далеко не приветливо общаясь с еле улыбающейся сквозь усталость девушкой на ресепшене.
