Зато, кажется, уже люблю ту, другую, с именем, как горное эхо. Но об этом писать рука не поднимается. Слишком сильные, пока недостаточно осознанные эмоции.

Вечером мы все вместе долго любовались закатом. Я снова испытал высшую степень восторга, когда не хватает, а может быть попросту и нет, слов, чтобы описать, адекватно передать то, что видят глаза. Ту волшебную красоту, от созерцания которой может вмиг остановиться сердце. Я никогда не забуду неожиданно возникшего удивительного чувства единения с природой, с космосом, ощущения себя одной из песчинок, составляющих основу мироздания. Засыпая, я пытался опять пережить это состояние. Но, видимо, оно не может быть вызвано одним желанием. Для него требуются особые условия.

А на следующий день, 29-го, произошло неприятное событие. Рано утром мы отправились в соседнюю деревню Уть. Соседнюю – это только так называется. На самом деле она отстоит от нашей «базы» (ранее было решено, что мы ещё несколько ночей проведём в Усть-Каже) на десяток километров. В сельсовете нам выделили проводника и лошадь с подводой. В этой Уте или Ути (?) мы должны были оставить Азима, поэтому она оказалась первым пунктом нашего сухопутного путешествия.

Мы, вернее сам Азим, подсчитал, что к месту назначения мы прибудем через два с половиной – три часа. Но случилось непредвиденное. Примерно на полпути дорога, которая и так не была идеальной, стала сужаться и, в конце концов, превратилась почти в тропу. Наш возница сказал, что это самое узкое место, что чуть дальше дорога снова становится широкой. Но до широкого участка мы не доехали – на пути оказалось поваленное дерево. Мы остановились. Провожатый, здоровенный мужик, попробовал сдвинуть рухнувший ствол. Но это ему не удалось. Как бы силён он ни был, деревья здесь так просто не одолеешь. Мы, я имею в виду мужчин, повторили попытку все вместе. Безрезультатно. Тогда провожатый подумал, полез в тот угол телеги, где были навалены какие-то тряпки, и извлёк большой топор. Нас было много, а топор один, поэтому решено было рубить препятствие по очереди. Катерина, Светлана и Яна отошли в сторонку, а девушка из музея (не знаю, почему я не называю её здесь по имени, наверное, мне хочется сделать это как-то по-особенному, вне экспедиционного контекста) и Азим остались сидеть на подводе.

Рубили мы долго. Очень устали с непривычки, хотя и менялись часто. Когда, наконец, дорожка была расчищена, и можно было ехать дальше, оказалось, что с нами нет Светланы. Когда и куда она подевалась, никто не заметил. Мы кричали, звали её, но Светлана не отзывалась. Наш сопровождающий с явной досадой воскликнул «Эх! Городские!» и сплюнул. Как только он это сказал, из леса раздался жуткий вопль. Мы все, как один, подскочили. Откуда шёл звук, было не до конца понятно, но нам казалось, что кричали где-то впереди. Тут Дёма, наш «специалист широкого профиля», вспомнил физику и побежал в противоположную сторону. Я тоже вспомнил, как распространяется звук в лесу, вспомнил, что его направление изменяется из-за эха, и ринулся вслед за Дёмой. Крик больше не повторялся, но мы выбрали верное направление и очень скоро наткнулись на Светлану, которая стояла, как заворожённая, с вытаращенными, наполненными ужасом глазами. Мы кое-как привели её в чувство и вернулись к остальным. Оказывается, они тоже хотели бежать в разные стороны по лесу, поскольку не было понятно точно, где искать Светлану, но их остановила товарищ из музея. Нет, её имя не для дневника, её имя надо выкрикивать и слушать постепенно затихающие отголоски. Она как местный житель, кроме проводника, конечно, лучше всех понимала неразумность таких действий в сложившихся обстоятельствах. Не хватало, чтобы ещё кто-нибудь заблудился. И это в лучшем случае. Про худший даже думать не хочется. С лесом не шутят. Яна, она же врач, осмотрела подругу и пришла к выводу, что с той всё в порядке. А испуг пройдёт.

А со Светланой приключилось вот что. Устав наблюдать за тем, как мы рубим проклятый ствол, и слушать обсуждение малярийных комаров Катерины с Яной, она решила поискать в окрестностях какие-нибудь ягоды. Ягоды она нашла. Огромный куст малины, на котором только-только появились первые плоды. Она принялась радостно собирать их в платок, через одну отправляя в рот. С другой стороны куста кто-то тоже собирал ягоды. Так думала Светлана. Она даже заговорила с невидимым визави. Сообщила, что ягоды ранние, но уже вкусные. Спросила, скоро ли мужчины закончат расчищать дорогу. Но ответа не получила. Она не удивилась – решила, что товарищ занят поеданием малины. В одном месте куст оказался прореженным, и Светлана заглянула в образовавшееся отверстие. После этого мы и услышали дикий крик. За кустом топтался огромный медведь. К счастью, он не меньше нас перепугался резкого звука и удрал в чащу. В общем, всё обошлось. Я не удержался и довольно резко сказал Светлане, чтобы она никогда так не делала. Это опасно! В лесу водятся дикие звери. Мало ли что может случиться. А мы в ответе друг за друга, а Всеволод Григорьевич – за всех нас. Он, бедный, чуть не поседел во время этой истории, сдержался, но было видно, что он готов придушить глупую девицу голыми руками. На самом деле, сказать всё это должна была бы Катерина. Она же комсорг. Но она молчала и, кажется, была рада, что это я говорю. Всю оставшуюся дорогу Светлана извинялась перед нами дрожащим голосом. Её долго ещё трясло от пережитого шока. Мы принялись её усиленно утешать и успокаивать, отчего в результате всем стало просто смешно. Но урок мы извлекли.

Из-за всего случившегося вернуться в этот день в Усть-Кажу не получилось. Ночью ехать на подводе через лес было слишком опасно. Уть оказалась совсем малюсенькой деревушкой. Даже не деревушка, а так, несколько домов. Мы оставили Азима у дедушки с бабушкой. Они приютили и девушек. А мы, мужчины, переночевали в подводе, укрывшись какими-то тулупами. Ночь для меня прошла без снов – сказалась усталость и нервное напряжение прошедшего дня.

30-го мы приступили к основной цели поездки – опросу местного населения. На это ушёл весь световой день. Запишу и здесь несколько слов. Баня – мылча. Медведь (так напугавший нас) – айу, а медведица – тижи айу, а медвежонок – айунынг балазы. Малина – агаш джиилек. Когда мы приехали, нам натопили баню, а потом мы узнали, что такое «арачка». Нас накормили супом кёчё из баранины с перловкой и напоили арачкой. Это алкогольный напиток на забродившем молоке. Я бы назвал его слабоалкогольным. Арачка мне не понравилась, уж больно отдаёт молоком. Но попробовать стоило. Ночь мы провели так же, как и предыдущую.

Сегодня в три часа проводник сказал, что пора ехать, иначе до темноты не успеем добраться до места. Поскольку препятствий на обратном пути нам не встретилось, в Усть-Кажу мы прибыли в шесть часов. Вечером решено было отдыхать. Я воспользовался этим, чтобы записать всё, что случилось.

Как всегда, закончу личными переживаниями. Всё-таки напишу, буду честен с самим собой. Я полюбил и погружаюсь в это чувство всё глубже. Как она хороша, как разумно вела себя в экстремальной ситуации. Необыкновенная девушка.

* * *

1975

Тридцать первого августа квартиру наполняла радостная суета. Две семьи готовились к судьбоносному дню – первому сентября. Слово «школа», даже не так, а «ШКОЛА» большими буквами, заполняло собой мысли всех квартирантов, даже Демьяна Силантьевича. Хотя старик и не имел никакого отношения к предпраздничным хлопотам, таким, как покупка цветов, наглаживание формы, сбор учебников, тетрадей, ручек и прочей «канцелярии», деваться от заполнявших квартиру разговоров на тему «первый раз в первый класс», обсуждений завтрашних мероприятий и меню коллективного обеда ему было некуда. Тем более, что его тоже настойчиво приглашали принять участие в пиршестве, рассчитывали на его посильную помощь и выспрашивали, что он предпочитает на второе – рыбу или мясо. Устав отнекиваться, «домовой» сдался и покорился своей участи, решив как-нибудь пережить завтрашний день, а потом с чистой совестью продолжить своё замкнутое существование. По случаю воскресенья все были дома, активно передвигались по квартире и мешали все и каждому, то и дело сталкиваясь в кухне, в коридоре и прихожей. Это продолжалось до тех пор, пока бабушкам не надоело постоянно натыкаться в неподходящих местах то на детей, то на внуков, и они не выпроводили дедушку Олиса, Антошку и Аньку на прогулку. И, конечно, внуки с дедушкой в первую очередь пошли в любимый двор к родной песочнице, но там никого из их пятёрки не оказалось. Тогда они переместились в другой двор с садиком – в дом номер пять по той же Социалистической. Детей там тоже не было. Вернее они были, но совсем чужие и уже большие, так что Антошке и Аньке пришлось довольствоваться обществом друг друга. Зато обнаружилась компания для Олиса Тойвовича – на скамейке около бывшего фонтана в виде двух мальчишек с гусем, рвущимся из их рук в небо, о чём-то грезила его давняя знакомая. Пристроив внуков на качели, Олис Тойвович присел рядом с ней и заговорил: