Когда мы наконец добрались, я чувствовала, что есть риск выпасть из машины. Нет, не то, чтобы ноги устали, просто затекли жутко. А ещё спать хотелось так, что я готова была уснуть прямо на асфальте, прямо перед общежитием, вот настолько поездка вымотала.

— Идёшь? — кажется, я слишком много времени отвела мыслям о тёплом, а может и не очень, асфальте. Миронов успел заглушить машину, выйти, обойти даже, и теперь стоял у моей открытой двери.

— Н-нет, — зачем-то с запинкой ответила я, вызывая на его физиономии недоумение.

— Что так? — не в силах идти, что непонятно?

— Ноги не несут, — Господи, кому ты это говоришь, Нина? Это ведь как намёк звучит, чёрт тебя дери.

Я было рот открыть хочу, чтобы исправиться, но Миронов уже самовольно берёт меня на руки, вытаскивая из автомобиля и закрывая дверцу ногой.

— Бля, я не это ввиду имела, — мои попытки дёрнуться длятся секунды две. Позор какой…

— Я так и понял, — язвит блондин, щетинясь. Боже… он что, не брился всё это время? Только сейчас это рассмотреть удалось.

Сердце бьётся чуть сильнее, чем нужно, когда мы оказываемся на пороге. Я даже дыхание задерживаю, выжидая, в какую сторону он направится. И идёт он, как ни странно, в сторону комнаты Депо, возле которой и опускает меня на ноги.

— Спасибо, — говорю ему в грудь, не поднимая глаз. Знаю ведь, что у сучёныша на лице.

— Не за что, — голос… зачем такой глубокий, Миронов? Ещё и прямо над ухом… Ведь если ещё ближе, прямо над ухом, и шёпотом, и кнопка запуска водопада в трусах сработает без моего на то согласия. Ненавижу… — иди, пиши своему блаженному, — отрезает резко, даже с какой-то отчуждённой грубостью, но не уходит. Чего ждёшь?

— Тебя это так волнует? — теперь поднимаю голову и вижу… вижу его терзаемые тревогой глаза, которые хотят сказать мне явно больше того, на что он решается.

— Волнует? — усмехается, и я с опаской вжимаюсь в дверь, инстинктивно как-то, покуда взгляд этот не сулит ничего хорошего. Однажды мне уже пришлось это испытать… В школьном коридоре, когда я заступилась за бедолагу, который меня на свидание позвать норовился. — Я бы сказал тебе, что меня волнует… — он склоняется, практически нависая. А я… я забываю, как дышать, замираю даже. Чьего-либо присутствия я и близко не ощущаю, словно всех затмевает туманной дымкой. Только он. И снова дежавю… — Точнее, показал бы, и кровать Депо вряд ли бы моё признание выдержала.

Секунда, вздох, молчание. Внутри будто с удвоенной скоростью запускается механизм и разливает кровь по венам так, что я чувствую жжение. Мурашки… или, гусиная кожа, как это любят именовать. Мне кажется, что если я сейчас крепко зажмурюсь, а потом открою глаза, то окажусь именно там, в своём школьном коридоре. А всё это окажется лишь проекцией моего сознания. Не выдуманным окажется только он… он, который перевернул мою жизнь с ног на голову, и до сих пор это делает, заставляя забывать слова. Заставляя забывать, что такое здравое мышление и с чем его едят. Заставляет понимать, что где бы я не оказалась, в какую бы точку мира не закинула меня судьба, неизменным останется одно: он будет рядом.

Его дыхание я ощущаю настолько, будто дышит прямо в шею. Его запах, он намертво врезается в ноздри и заставляет непроизвольно делать частые вздохи. А сердце… оно сейчас будто зажато лёгкими, и бьётся так, что под кожей чувствую.

Финишем всего становится очередное смс-оповещение на моём телефоне. Оно как звоночек, призывающий вернуться в коридор общаги всеми мыслями, которые разбегаются по голове в разные стороны.

А Миронов… Миронов сглатывает подступивший ком, едко скалясь, ещё и пытается выдать это за усмешку.

— Волнуется. Ответь, — кивает на мой карман, а я места себе не нахожу между этой дверью и ним. Хочется ещё одну дверь. Подо мной. Прямо в ад. Желательно, сразу в котёл, чтобы заживо сгореть.

Неизвестно каким образом я проскальзываю, хватаясь быстро за спасительную ручку и залетая в комнату. Хлопаю дверью прямо перед его носом, а сама зачем-то остаюсь стоять.

Удары стрелок настенных часов, только их и слышу. Ноги ватные, гвоздит к месту какой-то невидимой силой. И я смотрю на эту дверь, как заколдованная, пока вдруг не отпрыгиваю от неё от услышанного.

Хлопок, удар, стук… я не знаю, что это. Но это похоже на то, что Миронов силой вдарил кулаками по двери, да так, что та с петель чуть не свалилась.

Это просто кусок дерева, чем он тебе провинился…

Нормальное дыхание снова куда-то девается, вздохи становятся рваными. Я не слышу шагов, но и боюсь в глазок смотреть. Боюсь того, что могу там увидеть.

Из этого транса выводит только повторное жужжание мобилки. Надеюсь, Глеб этого уже не слышит, иначе точно несчастную дверцу выбьет.

— Наташа… — выдыхаю, глядя на экран. И ловлю себя на мысли, что зачем-то хочу выбежать и показать Миронову, что мне писала она. На кой чёрт — понятия не имею.

Бегло отвечаю, что всё в порядке, а затем так же быстро пишу Гоше о том, что я уже вернулась. Стараюсь выдохнуть, собраться с духом, но по мере того, как здравомыслие возвращается потихоньку на место, выпучиваю глаза. Только бы не это…

Выхожу из ступора и быстро открываю дверь, выглядывая в коридор. И вижу то, что хотела увидеть меньше всего: Миронов, видимо, уставший стоять возле двери, решил вернуться. И возле лестницы встретился с тем, кому я писала. С тем, кто наверняка шёл ко мне, дабы узнать о моём состоянии лично.

Они даже не поздоровались, кажется.

«Только не в мою сторону, только не в мою сторону, умоляю… сделай вид, что ты шёл покурить на улицу…»

Но Гоша лишь окинул взглядом Глеба и двинулся ровно ко мне. Я же, в свою очередь, прикрыла глаза и стукнулась лбом об косяк.

Блять…

— Как всё прошло? Всё в порядке? — он здесь, подошёл-таки, а я вот язык проглотила в ожидании. И дождалась того, что сердце сжалось в кокан, а я сама на месте чуть не подпрыгнула, когда Миронов хлопнул дверью своей комнаты так, что с потолка чуть штукатурка не посыпалась.

— Всё хорошо, — примыкаю лбом к дверному косяку снова, только уже более спокойней. — Я очень устала. Ты не против, если я спать пойду?

— Конечно, — Вишну кивнул понимающе, ну хоть это хорошо, — отдыхай.

Вот почему? Почему ты не могу спуститься минутой позже?! Почему?!?

Закрыв дверь, я снова приложилась о неё башкой, фыркая.

После в кровать поплелась, даже одежду с себя не скидывая. По-хорошему мне бы к холодильнику наведаться, а то желудок поёт дифирамбы голосом умирающего кита. А расплавленный мозг подпевает, дескать, залиться надо чем покрепче.

Но я игнорирую всё, желая свалиться лицом в подушку и лежать так долго-долго. И лежу, изучая всё по очереди: стены, окно, потолок, висящие на дверце шкафа розовые стринги… блять, Натали…

Усмехаюсь устало и понимаю, что лежу так уже второй час. Чёрт, я же спать так хотела, а сейчас и намёком на усталость не веет, и я просто чувствую себя овощем. Бесполезным таким. Похожим на огурец, который третий месяц лежит среди других огурцов, и именно его вечно игнорируют и не хотят покупать. Тьфу.

Стрелки настенных часов продолжают противно щёлкать, и я понимаю, что раздражаюсь практически из ничего. Часы, блять, видите ли, бесят. А ещё я сама себя бешу.

Сейчас просто проветрюсь. Просто выйду, по коридору прогуляюсь. Может сигаретку на улице выкурю, должно помочь. Может, на крышу заберусь.

Но это «может» в пепел стирается, когда я нахожу себя возле двери Миронова. Что я здесь делаю вообще? Что сказать ему хочу? Нет, я, определённо что-то хочу сказать, вот только не знаю, что. Поэтому так и остаюсь с повисшей в воздухе рукой, так и не решаясь постучать. Уходить надо, Кескевич. У-хо-дить.

Но затворка на двери вдруг срабатывает, и я не успеваю даже отскочить, только зажмуриться.

Сименс смотрит то на меня, то на мою руку, то снова на меня. И бровь одну приподнимает. Медленно, сдержанно. Ах да, ещё закусывает скулы и руки на груди скрещивает. А вот моя рука в воздухе всё ещё.