— Да... — выдыхаю тихо, измученно, а после взвизгиваю, когда он входит в меня средним пальцем. — Аргх...
— Да кто тебя так врать учит? — он начинает двигаться во мне, заставляя закусить губу и себя не выдать. Да-да, именно не выдать, в то время как я истекаю вагинальным соком так, словно не видела секса больше года.
— Глеб... — дальше я забываю, что хочу сказать. Да и какая разница, для него это всё равно не будет иметь никакого значения.
Он лишь добавляет ещё один палец, и резко, заставляя меня выгнуться и приоткрыть рот в немом вздохе. Сдерживаю себя в последний момент. И такое чувство, будто это игра на поражение. Кто первый сдастся, учитывая неравный бой?
Чёрт возьми, всего несколько минут назад я надавила на больное, практически устроила скандал, рассчитывая на словесную перепалку. А теперь теку под ним, пока он трахает меня пальцами, явно слыша, как я тяжело дышу и изо всех сил пытаюсь сдерживать стон, что в груди на низком старте.
Почему? Почему это опять со мной происходит?
Наверное, потому что...
— Миронов, — только и получается прошипеть, когда он входит до костяшек, заставляя открывать рот и глотать воздух снова и снова.
Пытка прекращается внезапно, но свобода от нахлёстывающих ощущений длится недолго.
Затишье.
Слышу щелчок, и гаснут фары.
Мгновение.
Он глушит двигатель, и теперь моё сбитое дыхание слышится ещё отчетливей.
Секунда.
И он рывком опускает сидение, отправляя меня в горизонтальное положение.
Мои руки всё также скованы, и он теперь практически надо мной.
Я не открою глаза.
Ни за что.
Между моих ног теперь упирается его коленка, и я, как собачонка податливая, хочу чуть ли не выть, ибо желание тереться об неё промежностью как назло не покидает, а только выигрывает в этой борьбе разума и желаний.
Мораль и похоть, это вечное противостояние...
Его руки... они теперь свободно ходят по телу. По-хозяйски проникают под кофту и ложатся на грудь, вынуждая зайтись мелкой тряской.
Нет... я не перевозбуждена... просто слишком долго меня никто не касался... Нет...
Он сжимает меж пальцев отвердевшие соски, чем вызывает наконец настоящую злость. Злость на саму себя, потому что я открываю глаза и окидываю помутневшим, но злостным взглядом этого садиста.
Стоп.
Если его руки на моём теле, то тогда...
Блять!
Именно в этот момент я понимаю, что он уже не держит. И это не самое ужасное, что удаётся осознать.
Чуть опускаю взгляд и снова прикрываю стыдливо глаза, понимая, что сама раздвигаю ноги как можно шире. А этот сукин сын улыбается чуть ли не до ушей.
Заливаюсь алой краской и закрываю руками лицо, резко ощущая свободу от его веса. Но ненадолго. Он лишь отстраняется на мгновение, чтобы рывком стащить с меня джинсы и устроиться между моих ног.
Теперь я чувствую, как во внутреннюю сторону бедра упирается его достоинство. Оно настолько твёрдое, что мне становится даже немного больно.
— Так ты меня совсем не хочешь? — я хочу заплакать. От обиды. На саму себя. Потому что проигрываю. Снова. Тому же.
Не проходит и минуты, как я чувствую уже головку его члена. Пульсирующую, выделяющую вязкую жидкость. Она упирается возле сжатого кольца мышц и норовит заполнить меня, в то время как хозяин органа наклоняется к моей шее, невесомо касаясь её губами.
— Твой Гоша вообще первый тебя поцеловал, или у него смелости не хватило к тебе даже притронуться? — Заткнись! Заткнись! Заткнись!
— Пошёл к чёрту, — упираюсь вдруг в его плечи ладонями, отодвигая от себя настолько, насколько это возможно.
А он только смотрит. Смотрит хищным взглядом, наслаждаясь тем, что я, блять, ничего не делаю. Не кричу, не извиваюсь, не пытаюсь его с себя скинуть. Ничего... Он победил меня ещё тогда, когда всё это начал. И он знал это. Знал, но его извечное желание побеждать меня во всём снова взяло верх, заставляя меня принимать всё то, что он надо мной вершит.
— Будет больно... — несмотря на всю собранную в мои руки силу, он склоняется, предупреждая меня шёпотом.
А потом только одно мгновение, и его член до самого основания оказывается во мне, заставляя вскрикнуть. Вскрикнуть и раскрыть глаза пуще прежнего.
— Нет! — меня кроет с такой силой, что я подлетаю, пытаюсь отдышаться, за голову даже хватаюсь.
И этой самой головой начинаю вертеть.
За окном мелкий дождь, всё по стёклам стучит. На улице ночь, небо затянуто тучами. Едва освещаемая трасса, и Миронов, спокойно себе держит руль и смотрит на дорогу, ненароком на меня отвлекаясь.
— Надо же, — не до конца докуренную сигарету выбрасывает, закрывая окно, — самый интересный в мире собеседник проснулся.
В отличие от меня, на его лице улыбка. Странная такая, похотливая. И она точно означает что-то недоброе, я вот просто поклясться готова!
Что касается меня: округлившиеся глаза, чуть смазанная тушь и самое что ни на есть тупое выражение лица.
— Извини, — кидаю в его сторону отчего-то стыдливый взгляд и поправляю кофту, оттягивая, — кошмар приснился, — потому что я, кажется, чётко уловила, что вот это «Нет» прокричала на весь салон.
— Да? И что там было? — он с наигранным интересом продолжает, не переставая улыбаться.
— Да так... — заправляю прядь волос за ухо и кошусь на пачку сигарет, — не помню уже.
— Может, твои плотно сведённые ноги и рука между ними помогут вспомнить?
— Ох бл... — опускаю глаза и резко убираю от себя руку, с ужасом осознавая, что нихреново так спалилась.
— А ещё, — нет, пожалуйста, просто молчи, — судя по тому, как ты моё имя выстанывала, рискну предположить, что...
— Заткнись! — не выдерживаю и прикрикиваю, заставляя его улыбаться ещё шире. Хотя, куда уж шире...
— Сигаретку? — сукин ты сын...
— Спасибо, — хватаю из его пальцев пачку и зажигалку, открывая окно и отворачиваясь.
Во сне! Он не оставляет меня в покое даже во сне...
— Так и будем молчать? — я уже успеваю докурить и зажевать ментос, как до моих ушей доносится до боли знакомый вопрос.
И я как-то нервно улыбаюсь, снова примеряя на себя самое тупое выражение лица и скрещивая руки на груди.
Да. Сейчас я в разговоре ему не откажу. Вот только ни за что не подниму ту тему, о которой по глупости хочет ведать непослушный язык.
Главное — сдержаться. Только бы не оплошать...
— Давно я уснула?
— Как только на трассу выехали.
Замечательно. А можно теперь уснуть до самого общежития? И, желательно, без вот этих вот снов...
Успевает пройти лишь пара минут, а меня снова настигает чувство страха. Мы тормозимся на обочине, плавно съезжая. Свет фар гаснет, ключ в замке поворачивается, машина глохнет.
— Что... — даже напрягаюсь, вытягивая шею, — ты зачем...
— За минералкой схожу. Ты будешь что-нибудь? — он отмахивается рукой в сторону маленького ларька, которого я бы в жизни не заметила.
И я выдыхаю. Выдыхаю громко и расслабленно, снова откидываясь на сидение и тянусь рукой к пачке сигарет.
— Не помнишь, говоришь, что во сне было... — Миронов ищет по салону кошелёк, а сам стреляет в меня глазами и не скрывает свою фирменную, чтоб её, улыбку.
— А? — снова строю из себя дурочку и делаю вид, что была занята подкуриванием сигареты.
— Я скоро, — усмешка, хлопок дверью, и вскоре его фигура скрывается в магазинчике, пока я отчаянно бьюсь головой о подголовник.
— Блять, — удар, затяжка, мысли вслух, — блять!
Я стараюсь успокоиться, в какой-то момент подловив себя на жутко неловкой мысли. И пока Миронов возится с покупками, я бегло шныряю пальцами в джинсы и провожу указательным пальцем между складок плоти, выпучивая глаза, когда чувствую там влагу.
Также быстро вынимаю руку и курю быстрее, успевая выкинуть одну и закурить другую, дабы растянуть на подольше и не объяснять Сименсу, какого чёрта курю вторую.
А вот себе теперь нужно объяснить, какого чёрта в моей голове так плотно сидит то, от чего хочется избавиться хотя бы на время.