— Так почему ты обиделся вчера? Из-за Бекки?

— И да, и нет.

— Кто-то приревновал меня к однокласснице? — он удивлённо вскинул брови.

— Бред.

И в этот момент Руперт приблизился ко мне, а я и не пытался отстраниться или отойти — так и стоял, опираясь спиной о верстак. Даже вцепился руками в деревянную поверхность, словно это помогало успокоиться. Он был потрясающе близко, и я ощущал запах его одеколона и дешёвого цитрусового дезодоранта.

— Могу пригласить тебя, — усмехнулся Руперт, — раз это так важно.

— Ещё чего!

— Не злись. Я знаю, что мы не всегда понимаем друг друга. Может быть, я не идеальный друг, но всё равно… Не отталкивай меня, — отчётливо произнёс он.

У меня всё горело тогда. Не только щеки, к которым приливает кровь от стыда или от злости; это было другое, приятное волнение.

Слова застряли комком в горле, поэтому я молча смотрел ему в глаза, не решаясь прервать повисшую тишину. Руперт должен был, как всегда, ляпнуть какую-нибудь ерунду, рассмеяться или поддразнить меня, но он не сделал этого. Его лицо приняло странное, задумчивое выражение, и я буквально чувствовал, что воздух вокруг нас сгущался, и хотя я никогда в жизни не целовался, сразу понял, что он собирается поцеловать меня, и даже подался навстречу.

А в следующий момент его язык плавно скользнул в мой рот, и это было очень странно и непривычно. Ко мне медленно приходило осознание, что это и есть поцелуй — влажное и одновременно согревающее ощущение. Сложно сказать, сколько это продолжалось, но он отстранился, уже для того, чтобы мазнуть губами по скуле и спуститься на шею.

— Ты ведь не против? — спросил он, прикасаясь губами к ложбинке на горле.

Сердце ёкало от прикосновений его тёплых, сухих ладоней, медленно скользнувших под ткань рубашки, а разум растворялся в непривычных тактильных ощущениях. Это всё было слишком. Горячее дыхание и короткие поцелуи ощущалось на шее так приятно, что я почти забыл, что у меня испачканы все руки — хотелось обнять его или погладить по волосам.

Всё это время я смотрел на Руперта и на его непрошенную симпатию ко мне как на элемент, который усложнял мою задачу. Хотел ли я добавлять дополнительную переменную в это и без того сложное уравнение? Конечно же, нет.

Он прощал мне странное поведение и резкие перепады настроения… Он всё ещё хотел целовать меня, хотя я несколько раз в лицо выпалил ему «отъебись». Я знал, как поступить правильно, знал, что мне не стоит привязываться к нему. Но когда Руперт прикасался ко мне, правильным казалось другое.

— Останешься? — спросил я через некоторое время. — Мои родители уехали.

— Мне нужно домой, — улыбнулся он. — Но завтра я встречу тебя после школы, и мы поедем…

— Куда?

— Увидишь.

— Окей. Тогда до завтра.

— Веди себя хорошо, — Руперт махнул рукой на прощание и исчез за дверью гаража.

Перед сном я думал о том, что всё это просто нереально. Впервые за долгое время я засыпал не с мыслями о плане. Мне отчаянно захотелось, чтобы дни до тринадцатого мая тянулись бесконечно долго.

Комментарий к five

[1] - одна из многочисленных студенческих организаций в высших учебных заведениях США. Как правило, название формируется из букв греческого алфавита.

========== six ==========

Если вы дочитали досюда, то уже кое-что обо мне знаете. Что я за человек, и что у меня в голове творится — тут всё должно быть прозрачно. Но есть пара вопросов, на которые я ещё не ответил.

Так вот. Вы могли бы спросить: почему этот псих не обратился к родителям? Раз они такие понимающие и замечательные, то помогли бы разобраться со всеми этими насмешками, оплатили бы визит к психологу… Возможно, это самый глупый, самый бессмысленный ответ из всех возможных, но сначала мне не хотелось лишний раз их огорчать, а потом стало слишком поздно. Да и что я должен был сказать? О том, что надо мной стебутся? Здесь они могут только посочувствовать. О плане? Это их просто убьёт. Мама знает, что иногда мне сложно держать себя в руках, но верит, что всё получится, если постараться. Пожалуй, не стоило так полагаться на мой самоконтроль.

Так повелось ещё с тех пор, как я пошёл в начальную школу. Не хотел снова докучать вам историями из детства, но вспомнился к месту один эпизод…

Если вы моего возраста или немного младше, то, скорее всего, у вас или у ваших друзей был геймбой. Офигительная штука, хоть и не сравнится с Sony PSP. Не буду рассказывать, как долго выпрашивал его у отца, но на мой десятый день рождения он наконец вручил мне заветную коробку с логотипом Nintendo.

Крутой гаджет — ловкий способ завоевать симпатии одноклассников. Если у тебя был геймбой, то все одалживали его, чтобы поиграть, и ты становился Богом в глазах остальных детишек.

На следующий день одноклассники столпились вокруг меня: хотели внести свой вклад в прохождение «Принца Персии». Но всё испортил Джозеф Бёрнс — этот грузный, хмурый тип просто не мог пережить моего кратковременного триумфа. Он оттолкнул одну из девчонок и тыкнул толстым пальцем в экран:

— Это твой? — Я кивнул в ответ, а Джозеф недоверчиво прищурился. — Да ты гонишь. Лузерам не положено иметь геймбой.

— Отстань.

Я не собирался устраивать с ним словесные баталии, только не в эту самую минуту. Оставалось пройти по коридору и добраться до принцессы, чтобы увидеть долгожданный «хэппи энд». Мне никак не удавалось пройти эту игру, хотя я несколько ночей подряд в неё рубился.

— Дай поиграть, — попросил Джозеф.

— Нет.

— Потом, вообще-то, моя очередь, — встряла Кристина Харрис.

— Какая нафиг очередь? Дай сюда, — вспылил он и попытался выхватить геймбой у меня из рук.

Мне удалось спрятать его под парту, а потом я аккуратно наклонился и вылез уже с другой стороны стола. Чувство превосходства окрыляло: у меня был лучший гаджет в классе, и Джозеф Бёрнс, который постоянно стебался надо мной, что-то у меня просил. Не помню, куда делась тогда наша учительница, но всю перемену я скакал по партам, а Джозеф пытался за мной угнаться. Все дети хлопали, визжали и поддерживали нас. Кажется, это их здорово забавляло. «Давай, Сэм! — крикнула Мэдисон. Я помню, что это была она. — Сделай его».

Сделать его! Я был настроен решительно, чуть было не выкрикнул: «Отсоси, ублюдок», но вовремя прикусил язык. Не знаю, где я набрался таких слов, видимо, в каком-то боевике подслушал. Но через несколько минут мы оба запыхались, и я спрыгнул на пол, стараясь держаться от одноклассника подальше.

— Дай поиграть, — повторил в третий раз Джозеф. — Пожалуйста.

Как же он взбесился! Его раскрасневшееся, потное лицо прямо-таки перекосило. Выводить таких мудаков из себя — ни с чем не сравнимое удовольствие.

— Фиг тебе.

И тут ему удалось застать меня врасплох: Джозеф выхватил игрушку и со всей дури швырнул её об стену. Геймбой с треском разлетелся, и экран мгновенно потух. Это был финиш. Благородная смерть лучшего в мире гаджета. Я не просто рыдал, а выл, как волк — после звонка меня даже выставили из класса, чтобы я умылся и успокоился.

Наших родителей вызвали в школу, но отец не стал ни с кем ругаться. Вместо этого он завернул в «Макдоналдс», купил мне клубничный коктейль и сел рядом. Пока я потягивал холодный напиток, папа потирал подбородок — верный знак, что он задумался.

— Я куплю тебе новый, — пообещал он. — Не расстраивайся.

— Не надо.

— Почему?

— Просто не надо.

Чтобы какой-нибудь недоумок снова швырнул его подарок о стену? Ну уж нет.

— Тебя обижают в школе, Сэм?

Когда папа задал этот вопрос, он прямо сник. Даже его очки как-то грустно блестели, честное слово. И я ещё тогда, в десять лет, решил, что ничего ему не скажу.

— Нет, — помотал головой я. — Мы с Джо дружим. Просто сегодня так случилось.

— Ну смотри, — вздохнул папа. Кажется, он мне не поверил. — Но если что, ты всегда можешь обратиться ко мне.

Но раздолбанный геймбой — это пустяк, если подумать. Просто игрушка. Разбилась, ну и Бог с ней. Можно много подобных историй припомнить, но не тянет в это углубляться. Сами понимаете, это не те воспоминания, к которым хочется возвращаться. К тому же, у меня устала рука: я снова ездил стрелять, и из-за отдачи теперь ноет предплечье. Поэтому пришло время последнего момента из прошлого, на котором я остановлюсь в дневнике.