Я кивнул.

Сергей озабоченно вздохнул.

— Но… но я не могу на ночь остаться…

— И я не могу, — успокоил его я. — Часов в десять разойдемся по домам, а утром вернемся.

Мы невольно глянули на часы на стене. Начало третьего. Удивительно, какой длинной может оказаться суббота, если встать на рассвете…

— Но завтра собираемся к восьми, лады?

Сережа без колебаний кивнул.

Пришел лифт, и мы всей толпой в него втиснулись. Присутствие чужих людей мешало. Я стоял рядом с Сережкой, но не мог к нему прикоснуться. Он находился так близко, так удобно, но…

А затем мы вошли в номер. И поняли, что наконец-то нам уже ничто не помешает.

Мы стояли возле большой двуспальной кровати. Снаружи через цветастые занавески пробивался тусклый свет дождливого дня. Было тепло, сухо, тихо и очень спокойно. То, чего нам так не хватало.

Электричество мы не зажигали, неподвижно стояли в полутьме и глядели друг на друга.

Сережа был прекрасен! В который раз за сегодня я обмирал от его вида. Его красота воспринималась как нечто материальное, физическое, нечто способное парализовать и одновременно бить, как током.

— Серый… — начал я. Мне очень хотелось высказать то, что я чувствовал, но слов не находилось, сказать не получалось…

— Помнишь, ты говорил, что хочешь меня, — спотыкаясь почти на каждом слове, тихо сказал Сергей.

Глаза его были опущены. Как всегда. Никак он не может перестать стыдиться того, что мы делаем…

— Помню, — кивнул я. — Я тебя очень хочу. Все время.

Сережа помолчал немного, несмело взглянул на меня и опять отвел взгляд.

— А я хочу тебя, — наконец, произнес он. — Постоянно. Тоже постоянно. И очень.

Моя рука потянулась к Серому, но неожиданно для меня самого оказалась не там, где всегда. Ладонь не добралась до задницы, а легла между ног. Под пальцами я почувствовал мягкость мошонки и неэрегированного члена. И сразу же этот член стал твердеть, вытягиваться, превращаться в длинный мощный стержень. Ощущение было завораживающим, мистическим, сумасшедшим.

У меня дыхание перехватило.

Вернулись все мои волнения, страх, беспокойство, застучало сердце, застучало в висках, застучало в животе. Появился знакомый холодный узел в районе пупка. Запульсировал наливающийся кровью пенис. Опустело в голове. Стало тяжело, невозможно дышать.

Появилась рука Сергея. И она тоже легла между ног — мне между ног. Ладонь сжалась, и мое тело охватило то удовольствие, которому невозможно противостоять, которое сводит с ума, которое слаще самых сладких ощущений…

Мы, тяжело дыша, стояли друг против друга и щупали члены друг друга.

Какая гейская картинка! Как совсем недавно меня бы от нее передернуло! А теперь… Теперь я был частью этого. И испытывал счастье. Безмерное, бесконечное, светлое.

— Серый, я тебя…

Ну, слова, сложитесь во что-нибудь! Я же не знаю, что хочу сказать. Просто сорвитесь с языка, чтобы я тоже понял, что вертится у меня в голове, что стискивает меня всего, что приподнимает меня ввысь…

Слова не складывались.

Пальцы поглаживали член Сергея. Его пальцы поглаживали мой член.

Мы были в мокрых куртках. И дурацких шапочках. А в руках каждый из нас сжимал по рюкзачку.

Ну, гейство в самом своем ярком проявлении! Двое одетых в мокрые осенние куртки пай-мальчика щупают друг у дружки кое-что между ногами…

Я позволил моему рюкзачку упасть на пол. Притянул к себе Сергея, не удивившись, что ладонь сумела-таки теперь лечь точно на его ягодицу. Вздохнул от ощущения восхитительной упругой плоти. Поцеловал Сережины губы.

Выпал из рук и рюкзачок Серого. И его ладонь оказалась на ягодице, моей ягодице. И его губы стали хватать мои.

Я перестал думать о том, как мы выглядим. Я перестал думать вообще. Я весь отдался ощущениям.

Я целовал Сергея, я ласкал его попу, я ласкал его член. И то же самое делал он, делал мне. И нас трясло от удовольствия и желания.

Я стащил с Серого неуместную шапочку. И потянул с него ветровку.

Сергей сразу забеспокоился.

— Мне нужно в душ, — сказал он, оглянувшись в сторону ванной.

— Да сколько можно мыться! — пробурчал я. — На сегодня хватит, может, уже?

Сережа позволил куртке сползти с него. Даже позволил мне расстегнуть ремень на его штанах.

— Мне нужно в душ! — ответил он. — Ты не понимаешь. Мне нужно. Именно сейчас.

Лишившись поддержки ремня, слишком широкие брюки сползли по длинным стройным бедрам и застряли на щиколотках. Слишком широкие трусы перекосились, раздумывая, не сползти ли следом. Обнажились полосочка белой кожи задницы и краешек кустика лобковых волос.

Сережа переступил через штаны, подтянул трусы и направился в душ. Дверь за ним закрылась. Щелкнула задвижка.

Ну закрываться-то зачем?

Я выдохнул, пытаясь прийти в себя.

Так, надо что-то делать. Не буду же я стоять, как истукан, посреди комнаты!

В первую очередь я достал из своего рюкзачка мокрые джинсы и плавки Серого и развесил их на батарее. Придвинул туда же стул и пристроил на спинку влажную Серегину куртку.

И только после этого снял свои шапку и куртку. Места у батареи уже не было. Ну, сойдет и так! Повесил на вешалку у входа.

Раздеваться ли самому?

Ну что за вопрос?! Что за сопли?! Что за сомнения?! Мы уже через такое прошли, а я все думы думаю!

Я решительно снял с себя все. Вообще все. Выпрямился посреди комнаты голый.

Где-то в глубине души я даже испытал гордость за то, что смог это сделать.

Ну, теперь ждать!

И в тот же миг прострелила мысль — а если Сережа выйдет в трусах? Хорош же я буду со своим голым задом!

Додумать я не успел. Открылась дверь ванной, и наружу выглянул Серый.

Голый.

Красивый как никогда!

Он увидел меня, глаза его расширились, и он улыбнулся.

— А что со смазкой? — спросил он. — Мне ее здесь… На месте?

Ну и связывайся после этого с девственниками!

Я шагнул к Серому, схватил за руку и потянул к кровати. Он засопротивлялся, почти сразу же вырвался и бросился закручивать в душе воду и гасить свет в ванной. Я все-таки оттащил его к постели.

Поцеловал, на мгновение прижав к себе и в который раз задохнувшись от ощущения его совершенного тела в своих руках.

Коробка презервативов из Серегиного рюкзачака совсем отсырела и измялась. Сережа, переминаясь рядом со мной с ноги на ногу, смотрел, как я пытаюсь с ней справиться. Его лицо опять залила краска. Он молчал, но я видел, как тяжело вздымается его грудь.

Как эти чертовы презервативы открываются? Не разобраться. Да и разбираться никакого желания не было. Я разорвал коробку. Оттуда посыпались блестящие пакетики. Я успел подхватить последний, растерзал его и дрожащими руками вытянул латексное колечко.

Серега, прижимаясь ко мне, с нервным любопытством разглядывал то, что я держал в руках. Ноздри его раздувались. Мне казалось, что я слышу, как колотится его сердце.

Трясущимися пальцами я оттянул кожицу на своем члене и раскатал по нему презерватив. Латекс стянул головку и ствол, и мне сразу показалось, что гамма ощущений, которую я испытывал, померкла.

Я посмотрел на Сережу.

— Ты все еще этого хочешь? — спросил я. Голос прозвучал хрипло.

Сколько раз за сегодня я уже это спрашивал!

Серега стоял, глядя на мой обтянутый презервативом член. Его глаза расширились, будто он только сейчас осознал, что все это значит.

Он поднял взгляд и посмотрел мне в лицо. Опять опустил глаза на член.

Его собственный пенис, твердокаменный, длинный, такой красивый, такой знакомый, тяжело качался в воздухе, указывая головкой в потолок.

Мое сердце ныло от нежности. И желания.

— Да, хочу, — еле слышно выдохнул Сережа.

Мы оба стояли, не двигаясь, не шевелясь. Все слова были сказаны, пора было начинать, но мы оба продолжали стоять и смотреть друг на друга. Даже непонятно, почему. Хотя факт, мы не знали, что делать. Мы даже не знали, с чего начинать. И, безусловно, мы немного стеснялись, если могут стесняться двое голых парней, и так уже зашедших слишком далеко. Мы стеснялись — и сказать о том, что не знаем, с чего начать, и сделать то, что нужно сделать.