Я отвернулся, чтобы не видеть затуманенного взгляда Свена, его возбужденного лица, ритмичных движений руки под простыней. Я не чувствовал ни возмущения, ни гнева. Мне и в голову не приходило протестовать, выражать недовольство, поднимать шум. То, что происходило, было странно. Да, именно это я чувствовал в тот момент — странно. Я стал объектом страсти онанирующего товарища — куда уж страннее! Я ощущал удивление, изумление, непонимание. И еще стыд! Огромный стыд!

И вместе с ним… Происходящее было извращением. Именно так я это воспринимал. И это ощущение извращенности меня почему-то дразнило, будоражило, заставляло смирно лежать, предоставляя Свену на обозрение свое тело и одновременно переживая пляску адреналина в своей крови.

В какой-то момент мне показалось, что я разглядел взгляд с другой лежанки. Я пригляделся, но увидел лишь то, что и должен был увидеть — Риг, первая скрипка нашего оркестра, спал, честно сложив обе ладони под щеку. Лицо его было спокойно. Глаза закрыты.

Звуки позади все усиливались. Доски поскрипывали. Через тяжелое дыхание иногда прорывался хрип. Я был ошарашен и… И… Да, чего скрывать! Это возбуждало. Еще бы! Свен онанирует на меня. Конечно, это возбуждало!

В конце концов, я опять повернул голову в его сторону — как раз вовремя, чтобы застать его подергивания. Через минуту Свен окончательно успокоился и, как и вчера, перевернулся на другой бок, выставив на обозрения спину и зад в трусах. Закончив свое неприличное дело, он не видел больше необходимости накрываться простыней. Было жарко, и он просто сбросил ее на пол.

Я смотрел на позвонки на его выгнувшейся спине, на поблескивающую искрами света влагу, проступившую на коже, на волосы, разметавшиеся по подушке, на полушария зада под натянувшейся тканью трусов — смотрел и пытался разглядеть в Свене то, что он видел во мне. Ну, задница. Выпуклые полушария. Хочется ли мне что-либо делать с его ягодицами? Трогать? Щупать? Сжимать? Или бедра — у Свена они мускулистые, явственно отличаются от моих палок. Возбудило бы меня, если бы я коснулся их?

Я представил себе нечто… Не знаю, то ли это было, что представлял себе он. Вот я глажу тело Свена, а его руки сжимают меня, ласкают ягодицы и член, губы касаются шеи…

Я почувствовал вполне реальное, пугающее сексуальное напряжение. Мой пенис отвердел. Теперь уж мне нужно было подумать, как избавиться от нахлынувшего возбуждения. Все это отдавало самой настоящей извращенностью.

Я придавил член к лежанке еще сильнее. Вдруг поможет? Но мои бедра подались вперед, протащив напряженный стержень по простыне. Я что же, принялся ублажать свою кровать?

Я резко повернулся на спину и испуганно осмотрелся. Меня сейчас не смущало даже то, что мой пенис выпирал трусы. Пусть это, лишь бы никто не видел, как я терся о лежанку.

Свен лежал все так же — отвернувшись от меня. Глаза Рига были закрыты, хотя за все это время он так и не перевернулся на другой бок. Лежал в той же позе с лицом, погруженным в густую тень. Я напряг зрение. Конечно, в темноте разглядеть что-либо трудно, но, по-моему, его веки были опущены.

День третий.

На следующий день Риг и Свен чуть не подрались. Повод был смехотворный — кто будет сидеть рядом со мной в столовой. В результате я перешел к одному из наших флейтистов, и парни оказались в ловушке собственной задиристости — свободных мест к тому времени уже не осталось.

Оба они весь день постоянно пытались общаться со мной, а я, в свою очередь, как мог, пытался сохранить нейтралитет.

Ощущение напряженности не проходило, хотя на меня и сыпались с двух сторон анекдоты один смешнее другого. И только когда Свен уже под вечер вдруг не выдержал и рассмеялся одной из шуток Рига, мы вздохнули с облегчением.

*

Чем ближе было время сна, тем больше я волновался. Я бы даже не смог объяснить почему, но нервничал сильно.

Оркестры, которые не прошли в следующий тур, уехали. Пустые лежанки в нашем классе еще не убрали, и они тянулись рядами через всю комнату. Еще одна перемена к лучшему — в школе больше не было жарко. То ли кто-то пожаловался, то ли угля осталось мало. Каковы бы ни были причины, но температура, наконец-то, стала нормальной.

Я тут же перенес свою постель на пустующую лежанку под стеной, туда, где не было окна и не было яркого лунного света.

Поспать мне, конечно, не дали. Я даже и не удивился, когда по обе стороны от моей новой кровати бухнулись Свен и Риг. Оба уже успели раздеться для сна — были в одних трусах. Болтовня немедленно возобновилась. Анекдоты шли за анекдотами. В конце концов, нам сделали замечание. Пришлось замолчать.

И вот тут случилось нечто, чего я уж никак не ожидал. Сначала Свен, а потом и Риг нырнули под мою простынку. Ну, чтобы можно было шептаться.

Я оторопел. Ничего себе! Просто взяли и улеглись в мою кровать!

Я чувствовал тепло их тел. Острые кости впились в меня. Оба парня уложили свои головы на согнутые в локте руки, и их волосы нет-нет да щекотали мою кожу. На лице я немедленно обнаружил пару волосинок. Они еще и линяли в моей постели!

Лица парней были близко, и меня обдавало их дыханием. У Свена зубной порошок был с хвойным запахом, у Рига — что-то цветочное. Чтобы поместиться на узкой лежанке, оба вынужденно ко мне прижимались. Я ощущал их… Да, я ощущал прижатые с двух сторон к моим ногам члены, напряженные, твердые, горячие…

Я немедленно стал протестовать. Я говорил, что кровать не предназначена для троих. Я сердился, я шипел, что хочу спать, но шепот над моей головой продолжался. В конце концов, я оттаял. Стал посмеиваться над их шутками, хотя ощущение прижимающихся с двух сторон тел и вжатых в меня членов не давало сосредоточиться.

Довольно быстро разговор скатился на похабные анекдоты, потом на девчонок, а еще спустя какое-то время на жизнь без девчонок.

Не может нормальный мужчина без женщин (это, естественно, говорил Свен), и если женский пол отсутствует поблизости, то приходится обходиться своими силами. Признаваться, что он сам онанирует, Свен не стал. Разговор шел теоретически. Всем известно, что большинство парней мастурбирует. Однако совсем необязательно прятаться. Если не стесняться, если не отказываться от помощи других парней и не стыдиться помогать им самому, то можно получить гораздо больше удовольствия.

Неожиданно я оказался между двумя людьми, которые над моей головой обсуждали, как именно друзья могут помочь при онанизме. И Свен, и, что удивительно, Риг приводили множество примеров. «Я слышал, что двое мужиков на ледовой станции…» “Мне мой знакомый рассказывал, как в армии они…”. “Говорят, спортсмены на соревнованиях вынуждены…” По их рассказам получалось, что «помочь мастурбировать» — это дело обычное, частое и распространенное. В принципе, «все это делают».

Меня подмывало спросить, занимаются ли онанизмом сами Свен и Риг (пусть признаются!), а также — сколько раз им приходилось «помогать» товарищу или получать от него «помощь» (уверен, что ни разу!), но я сдержался.

Не вспомнить о мужеложцах при таком разговоре было невозможно. Грех содомии уж слишком походил на обсуждаемую «помощь». Свен и Риг принялись обсуждать тонкую разницу между педерастией и дружеской мастурбацией. Риг высказался в том смысле, что только гомосексуалисты засовывают член в задницу, а вот если обходится без этого, то это «помощь при онанизме». Это говорил Риг. А вот по мнению Свена что куда засовывают тоже было не главным. В конце концов, когда член обжимает кишка друга, чем это отличается от того, когда его же обжимает товарищеский крепкий кулак? Нет, основное отличие в том, выбираешь ли ты другого парня в ситуации, когда доступны девчонки. Если да, то ты содомит. Если нет — нормальный мужик.

У меня довольно живое воображение, и от этих разговоров я возбудился не на шутку. Да еще и близость двух тел, на которых из одежды были только трусы! А может, на меня повлияло то, что я постоянно помнил, как Свен дрочил, разглядывая меня. Не знаю. Но мой член вытянулся во всю длину и затвердел. Я чувствовал, как он беспрерывно сокращается и дергается.