========== День первый - День пятый ==========

День первый.

Звук раздавался где-то рядом, ритмично, в темпе семпре виваче. Будь этот шум чуть громче, я бы не обратил на него внимания, но он был едва слышен и уже этим привлекал к себе внимание. Я стал невольно прислушиваться. Не то чтобы я хотел прислушиваться, но это получилось само собой, невольно, даже, скорее, против моей воли. Я-то предпочел бы поспать.

Шорох доносился со стороны лежанки Свена. Я приоткрыл глаза, пытаясь понять, что там происходит.

Лицо мое было в тени, а спина и ноги ярко освещены лунным светом, падавшим через окно. Этот контраст совершенно скрывал мои глаза от Свена, и я вполне мог глядеть на него из-под руки.

Парень лежал на боку, повернувшись ко мне лицом и укрывшись простыней до самой шеи. Глаза его были открыты. Прямо перед ним, в каком-то метре, был мой зад, и именно на него Свен и пялился. Его глаза ходили туда-сюда, скользя по моим бедрам, спине и трусам.

Это было странно. Зачем парню разглядывать другого парня? Да еще так пристально! Не отрываясь! И при этом пялясь на задницу!

Между глазами Свена и моими ягодицами был какой-то метр. Неверно оценить направление его взгляда я не мог.

Конечно, надо бы было прикрыться простыней, но из-за жары, царившей в школьном классе, я давно уже сбросил ее на пол.

Время шло, Свен продолжал смотреть на мой зад. Это было непонятно. Как непонятно было и тихое ритмичное шуршание.

Полусонный, я неподвижно лежал, пытаясь отделить дрему от реальности. Я был уверен, что если я окончательно проснусь, то все сразу объяснится. Причем объяснение будет простым и очевидным.

Время шло, но ничего не менялось.

И тут Свен облизнул губы. Его рот приоткрылся, показался кончик языка, который быстро скользнул по нижней губе и тут же исчез.

Это будто прорвало плотину в моей голове. Я понял, что это был за звук! Свен онанировал! То, что я слышал, было шорохом простыни, поднимаемой и опускаемой ритмичными движениями кулака на члене. Звук шел именно оттуда — из того места, где сходятся ноги. Мне даже показалось, что я вижу в том месте ритмичные движения тени на простыне.

Я был поражен. То, что все предаются этому пороку, я, конечно, знал. Но одно дело знать это теоретически, и совсем другое обнаружить своего товарища мастурбирующим на соседней кровати, практически на расстоянии вытянутой руки.

Я замер, прислушиваясь. Шорох простыни становился громче, стало слышно приглушенное дыхание. Похоже, Свен распалялся.

Я вдруг осознал, что он не просто онанирует, он онанирует на меня! Его взгляд то затуманивался, то становился острее, глаза то широко распахивались, то слегка прикрывались, но при этом Свен неизменно пялился на мой зад!

Это было столь неожиданно и непонятно, что я замер, не зная, что делать. Остатки сна улетучились. Парень, с которым я играю в одном оркестре, мастурбировал в каком-то метре от меня, возбуждаясь от вида моего зада!

А еще меня смущало то, что все это происходило в классе. Организаторы, чтобы не тратиться на гостиницы, поселили всех участников конкурса в школу. Поставили в комнатах по два-три десятка лежаков, плотненько, один около другого, и мы тут все скопом спали. Любой из моих соседей мог проснуться. Любой мог заметить то, что заметил я – на меня онанирует наш товарищ. От одной этой мысли мне становилось невыносимо стыдно.

Я судорожно перевернулся. Наверное, подсознательно я пытался спрятать свою задницу от этого жадного взгляда, но получилось только хуже. Теперь сияющие глаза на соседнем лежаке уставились на бугорок на моих трусах, и тот, естественно, начал увеличиваться, превращаясь в отчетливо различимый стержень. Звук стал чаще и сильнее, и я быстренько перевернулся обратно на живот.

Это, конечно, не помогло. Свен с каждой секундой входил в раж все больше. Осторожность уже покинула его. К шороху простыни добавились едва слышимые постанывания, а еще через десяток секунд — и ритмичный скрип досок, приглушенный, но несомненный.

Я был совершенно растерян. Я почему-то боялся пошевелиться, даже дышать.

Свен задвигался всем телом. Ритм звуков, доносившихся с его лежака, сбился. Парень напрягся. Взгляд его совершенно затуманился, но глаза все равно, уже, наверное, ничего не видя, продолжали пялиться на мой зад. И еще через несколько секунд Свен дернулся. Еще раз. Еще… И замер. Стало тихо. Секунда шла за секундой, но Свен продолжал неподвижно лежать, неудобно выгнувшись.

Потом он шевельнулся. Я услышал его глубокий вздох. У валторниста вздох может получиться весьма сильным, и я почувствовал, как в меня ударила волна воздуха.

Свен закрыл глаза. Его простыня вновь зашуршала, но теперь гораздо тише и менее энергично. Спустя несколько секунд и эти шорохи затихли. Свен расслабился. Вытянул ноги и открыл глаза. Взгляд его вновь уперся в мой зад. Какое-то время парень разглядывал его, а потом повернулся ко мне спиной.

День второй.

Назавтра Свен подходил ко мне множество раз. Ему постоянно было что-то нужно — рассказать, спросить, попросить, предложить. Валторне нечего делать среди скрипок, но Свен практически всю утреннюю репетицию проторчал у нас. Он мне улыбался. Он рассказывал мне анекдоты — некоторые очень даже смешные. Он смотрел в мои ноты…

Он все говорил, а я не мог преодолеть свое смущение. Я-то ведь хорошо помнил, что он делал ночью. Всякий раз, когда он ко мне приближался, я невольно смотрел на развилку его ног. Когда он касался меня своей рукой, я невольно… Совершенно непроизвольно в моей голове рождались картинки, как он этой рукой у себя там между ног…

В столовой Свен сел рядом со мной. Я чувствовал тепло его тела, он прижал свои бедра к моим — якобы из-за тесноты. Он навалился грудью на мое плечо — чтобы можно было рассказывать похабные анекдоты, не вызывая праведного гнева дирижера. Его губы шевелились в каких-то сантиметрах от моего лица — чтобы нас никто не подслушал. Его глаза постоянно заглядывали в мои глаза. Он прикасался рукой к моим пальцам — той самой рукой…

*

Перед самым нашим выступлением по радио объявили о договоре, достигнутом на переговорах в Мюнхене. Гитлер получил почти половину Чехословакии. Все, конечно, говорили только об этом. Даже судьям было не до выступлений оркестров. Тем не менее, конкурсную пьесу мы отыграли неплохо, набрали нужное количество баллов и прошли в следующий тур.

Вечером около умывальников я вновь столкнулся со Свеном. Тот, конечно, сразу заговорил о победе нацистов. Он был немцем, сыном социал-демократа, вместе с родителями бежал из Германии всего два года назад. Конечно, все, что касалось коричневорубашечников, волновало его очень сильно.

Вот только взгляд Свена в это время занимался чем-то совсем уж не обычным. Взгляд скользил по моему телу. А я, как назло, был лишь в трусах, едва закончил обтирания. Глаза Свена поднимались и опускались, ощупывая меня с ног до головы. Растерянный, я не выдержал и сбежал. Даже чистить зубы не стал.

Теперь я накрылся простыней по самую шею. Было жарко, и я ворочался, мучаясь и одновременно прислушиваясь к звукам на соседнем лежаке. Свен вел себя тихо, практически не шевелился.

Потом я, похоже, все-таки задремал, потому что, проснувшись, обнаружил, что простыня съехала вниз, и я опять лежу в одних трусах в свете яркой луны. Лежал я на спине, подложив руки под голову, и это, наверное, представляло собой слишком эротичную для Свена картину — с соседней кровати доносились знакомые ритмичные звуки.

Все еще сонный, я поспешил перевернуться на живот. Лучше уж пусть смотрит на задницу, чем на рельеф того, что скрывали трусы спереди. Мой член начал напрягаться, но, к счастью, уже после того, как я его придавил к кровати.

Через полуприкрытые глаза, из-под руки, я следил за Свеном. Его волосы растрепались, на щеках проступил румянец, рот был приоткрыт — сегодня Свен разошелся не на шутку. Движения простыни тоже были видны отчетливее — то ли тени легли удачно, то ли парень утратил всяческую осторожность.