— Прости, но к Константину я тебя не пущу, — отрицательно помотал головой парень. — Я не хочу, чтобы у тебя были проблемы.
— Тогда останови меня, — шутливо подмигнула блондинка, продолжая наступать. — Я ведь ни за что на свете тебя не трону.
Но Джек не мог даже выстоять под её натиском, так что Стейси осторожно поцеловала его в лоб и задумалась. Она подыскивала какой-нибудь отличный способ и не выставить парня предателем и всё же попасть в камеру к Константину. Блондинка выудила из кармана заранее заготовленный ведьмовской мешочек и потрусила им в воздухе.
— Беги к Гейбу или ещё кому-нибудь, только не очень быстро, а я задержу остальных ангелочков здесь.
Неожиданно Джек кивнул, словно слова Стейси весили для него гораздо больше, чем остальных. Он вдруг обнял её и очень тихо пробормотал: «спасибо».
— Хэй, за что? — улыбнулась та. — Я ещё ничего не сделала.
— Ты сделала очень много ради моего отца, — парень кивнул на кисть девушки. — Так что я в огромном долгу перед тобой.
— Иди уже, — подтолкнула его Стеша, чувствуя, как щемит в груди. — Лучше беги, пускай Гейб успеет меня остановить.
Джек полетел наверх, но обернувшись всё же заметил ведьмовской мешочек на полу и как блондинка сжала в руках арматуру. От одного лишь удара замок на двери слетел к чертям собачьим, и девушка преспокойно вошла, с характерным звуком волоча за собою по земле балку. Сидящий на полу Константин даже не поднял на неё своих мрачных глаз, совершенно игнорируя приготовившуюся Стешу.
Хотя она сама не спешила, разглядывая камеру, в которой оказалась. Это не была та, в которой сидела когда-то она или Люц, нет, совсем-совсем другая. Но это давало ангелу шанс выжить, давало ему фору, чтобы Гавриил всё же успел…
— Мне очень жаль… — вдруг пробормотал маньяк, и блондинка едва не задохнулась, подавившись воздухом. — Жаль… что я не успел, как следует насладится твоей подружкой. Я говорил, что вещи Дьявола решит трогать лишь безумец, но знаешь, в чём настоящая причина? В том, что ты и вправду являешься лишь его вещью. Скажи мне, вот кто ты без него? Лишь тень! Серая и бесформенная…
Но прежде, чем тот успел договорить, девушка, что есть сил, ударила наотмашь арматурой, попав точно ему в челюсть. Худая башка под напором качнулась и замерла. Константин теперь молчал, зато с каждой секундой начинал издавать всё более странные звуки. Но Стейси упорно ждала, когда он продолжит говорить. Ей не интересно про неё, ей интересно о Норе. Пускай разозлит её, ей было это так необходимо!
— А она такая настоящая, — наконец посмотрел на девушку безумными глазами пленник. — Понимаешь? Не тронутая обществом и предрассудками. Она не красилась, не строила из себя ту, кем никогда не являлась. Но ты её портила. Своими грязными руками ломала такой нежный цветок, с едва-едва распустившимися лепестками…
Удар, тоже по голове, куда-то в область виска. Затем ещё один, уже сильнее, словно игра в лесенку из нанесений особо тяжких. Блондинка сквозь пелену ярости перед глазами видела, как собственные руки пульсируют, а арматура опасно дёргается в сторону неудачливого маньяка, который и не подозревал на что вот-вот готов был нарваться. Он просто не видел, как выступают вены на руках Стейси, которая готова была сорваться и испортить вообще всё, только ради того, чтобы он больше никогда не смог сказать ничего подобного.
— Ты ведь не настолько глупа, чтобы действительно поверить в рассказ Норы, о том, что я не успел сделать ничего действительно ужасного? — он заметил, что блондинка вдруг показала истинные чувства из-за маски ярости, и понял, за что побольнее зацепится. — Кто бы рассказал всему общежитию, что его испортили, что превратили в уже вскрытую консервную банку? Хочешь доказательств? — Константин хищно зыркнул голодными глазами. — Как ты думаешь, почему она едва ли не выбрала Михаила? Потому что не могла простить Гейбу то, что он позволил кому-то сделать с ней нечто подобное!..
Девушка громко зарычала, больше не видя перед собою вообще ничего. Эта ярость ослепила её в буквальном смысле этого слова. Арматура со свистом рассекла воздух, с мягким чавкающим звуком разбивая черепную коробку ангела, у которого из макушки заструилась алая кровь, попадая тому в глаза и рот.
— Я насиловал твою подругу, а ты не помогла ей!
Балка за эти его слова снова взлетела в воздух, опускаясь второй раз в тоже место на голове ангела, который сдавленно застонал. Его глаза странно выпучились из глазниц, а челюсть выехала вперёд, так как череп уже просто раскалывался надвое. Он всё пытался продолжать что-то говорить, но раздавалось лишь невнятное мычание и нечто похожее на: «Нора».
Арматура не давала ему даже мычать в полной мере, ведь труба с кусками его собственной наполняющей, всё молотила его, с каждым разом врезаясь лишь сильнее, смешивая когда-то бывшую черепную коробку с заплесневелой стеной. А Стейси всё нестерпимо, кричала, яростно и даже дико, всё пробивая арматурой превратившуюся в кашу голову ангела. Как вдруг крепкие руки перехватили её сильно-сильно стискивая и вырывая из рук арматуру. Она и не видела, кому так безумно орала в лицо, пытаясь вывернуться из хватки. Кажется, это было даже несколько человек, что ломали её пытаясь успокоить, но всё только больше выходило из-под контроля.
«Нора, нет!» — закричал какой-то знакомый голос рядом и Стейси замерла, вдруг понимая, что если подруга тут, она могла её ударить.
Но долго раздумывать ей не пришлось, ведь мир волчком закрутился в глазах, и она свалилась на пол, с последней мыслью, что больше никогда не даст свою брюнетку в обиду.
***
Стейси исколола иголкой уже все свои пальцы, но всё равно продолжала шить. Капельки крови постепенно набухали и кожа тут же затягивалась, словно на собаке. И эта мысль девушке понравилась, было в этом что-то ироничное, особенно учитывая, что именно она шила. Шестьдесят третья печать не внушала ничего кроме скуки, сиди себе, орудуя иголкой и шёлковой ниткой. Правда сначала блондинка на живую содрала с вервольфа шкуру, и сейчас вшивала её в спину смертному.
Мужчина под ней отчаянно вопил, но Стейси была в наушниках. Ей уже далеко было наплевать на жертвы её стараний, так что она напевала грустную песенку, пока продавливала иглу в человеческое тело:
— Солнца свет и сердца стук,
Робкий взгляд и сила рук,
Звёздный час моей мечты
В Небесах…
Смертный под её руками задёргался, когда девушка случайно глубже вонзила иглу. Она пожала плечами — какая разница как шить? — хоть Первым клинком, который ей с горем пополам вернули. Но наушники из ушей доставать не хотелось, ведь в голове всё время роились все те жуткие мысли о том, что она успела натворить. Скольким же ангелам и людям она принесла забот и боли, скольких же отправила в госпиталь просто потому, что сорвалась, не смогла удержать себя в руках. Ей отчаянно хотелось верить, что Константин жив, и, что глобально она не успела всё испортить, но всё равно злилась на Гейба и остальных, что они провозились так долго.
Вообще, Стейси считала, что её как минимум запрут в сыром подвале и больше никогда она не увидит света. Вот только сразу же когда очнулась, она обнаружила стоящего рядом с ней Кроули, который забрал её ломать эту шестьдесят третью печать. За всё это время она так и не встретилась с Норой, не спросила говорил ли тот правду, или всё же солгал, чтобы её спровоцировать… Но она всё равно со злостью тыкала иглой в спину ни в чём невиновного человека, со злостью и ненавистью. В основном, конечно, на себя саму. На свою несдержанность и глупость.
— Ровный бег моей судьбы
Ночь, печаль и плеск души.
Лунный свет и майский дождь
В Небесах…
Девушка дошивала шкуру, но не понимала, почему не могла бы точно так же зашить трещащую по швам собственную жизнь. Она отдала бы всё, что у неё есть, но по сути не было у неё ничего. Так хотелось слёз, чтобы выразить всю внутреннюю боль, но и даже их не осталось. Всё внутри неё было истощено до предела, до конца. Казалось, стоит сделать ещё всего один глоток, как вся она иссякнет, пересохнет подобно водоёму в пустыне. И ей не хотелось верить, что Люцифер был лишь миражом несуществующего оазиса, который утёк сквозь её пальцы.
