Как только Брайан смирился со своей судьбой, он перестал её интересовать — она поняла, что его внутренний стержень слишком погнут и хрупок, чтобы выдержать жестокую и властную явь войны; теперь она лишь думала о будущих сражениях. Сейчас её заботы касались только подготовки, и потому она отправилась туда, где уже столкнулась с хранителем военных секретов, быстро, меря шагами грязь, — она шла в лавку кузнеца.

Теперь лавка зияла нищенской пустотой пустых полок, канделябров и всевозможных стоек для оружия. Сваленные в груду обломки железных руд, чёрные, грязные, засыпанные песком, одиноко громоздились возле остывшего горна. Седой старик недвижимо застыл, опустив плечи. Женщина, буравя его взглядом, почувствовала, как горяч в нём сдержанный гнев, и отвела глаза. Что-то оборвалось в душе, как струна рвётся от грубого удара по хрупкой лютне. С сокрушительной силой девятиметровые волны на поверхности океана качнули обломки кораблей.

С тех пор её голос стал ломок и звонок, взгляд — бегл и подёрнут мутной рыбьей дымкой. Кузнец не проронил ни слова.

Говорить пришлось Каре:

— Ты дерзок и горд собой, как я вижу, но так ли хорош в кузнечном деле?

Молчание старца — лишь внешняя личина. Рой мыслей, жизненный опыт, насыщенный горем и радостью тернистый путь, понимание природы оружия и войны, человека и зверя — всё это сложилось в его сознании в чёткую, полную картину всего происходящего и помогло принять решение с хитростью лисицы.

— Я накую тебе оружия, если ты этого хочешь, хоть ты и годишься мне в дочери, а разумом подобна грудному ребёнку. Вряд ли ты найдёшь мечу достойное применение, если не умеешь с ним обращаться.

Женщина озлобленно сжала зубы.

— Пока ты бездумно будешь давать повод своим амбициям направлять руку с мечом, он никогда не будет служить тебе истинно и справедливо, как человек служит своему богу.

— Ты выжил из ума, старик. Живи, покуда живётся, но если через три дня у меня не будет лёгкого оружия на весь отряд, я сравняю тебя с землей. Можешь полюбоваться на незавидную судьбу сидящей в яме — отправишься прямиком туда же.

Избавительница покинула лавку, и дальнейший её день был не сильно насыщен событиями: она провела его за картами и тренировками, зато кузнец обрёл стремление и веру, что его план, пока не просчитанный до мелочей, рождённый спонтанно — как и приходят всё верные решения — всё же может претвориться в жизнь. Он прекрасно понимал, что за три дня он скует в лучшем случае лишь десяток мечей, но то были бы мечи из железа. Избрав другой материал, он задумался над хитростью, заложенной в нём.

В конце концов, он вышел на улицу, припрятав в рукаве пару варёных яиц по пути к яме, и так свершилась встреча практически оборванной судьбы Шинаи с судьбой этого безымянного, но мудрого человека. Яму не было надобности караулить, и потому ночь сохранила эту встречу в тайне, укрыв чёрным непроглядным плащом от любопытных глаз, скрепив негласный договор и надежду на лучший исход. Кузнец верил, что эта женщина сильнее, чем кажется — в древних поверьях сказано, что настоящие герои обязательно проходят немыслимые испытания, но в итоге всё равно всегда выходят сухими из воды.

***

Долго, как сходит по весне снег в скалистых ущельях, тянулись те три дня. Накал металлических пламенных пластин смешивался с шипением воды, когда грубые мужские руки без устали ковали несчетное число мечей.

Всё же Кара не могла предусмотреть всё, а может быть, она безмолвно подчинилась мнимой старческой мудрости, затмившей ей разум, но в любом случае он оказался хитрее.

Олово плавилось и прокаливалось, создавая подобие хорошего клинка, но природная тайна этих мечей осталась скрытой от всех, кроме создателя. Избавительница спешила, и это стало для нее роковой ошибкой.

Горячие ключи размыли землю у южных берегов. Волки, отощавшие, больше похожие на собак, разбежались по оврагам и затихли, чуя тревогу.

Кара даже не коснулась новых, блестящих мечей, не проверила вес и баланс: будь она более осмотрительна, всё могло было бы обернуться иначе. Под покровом ночи её маленькая армия снялась с места, поджигая за собой деревню, погребая заживо последних запертых в домах крестьян.

Эшфилдская воительница предчувствовала, что впереди сражение по силе и разрушению превосходящее все предыдущие, но это только будоражило её. Она видела своё войско безликим, но преданным, и лишь это волновало Кару сейчас. Её личным бесчестьем стал бы позор поражения под знамёнами нетленного эшфилдского великолепия, но на войне столкновение ценностей полководцев всегда обращается крахом для обоих.

Брайан очнулся связанный, в окружении других жителей деревни. В темноте он почти ничего не смог разглядеть, но почувствовал, как потолок заволакивает черной пеленой гари, как чьи-то руки волокут его прочь и как стихают крики и шаги, прежде чем потерял сознание.

Судьба снова дала тем двоим шанс, послав защитника в лице почтенного кузнеца: он вынес из огня связанного Стража, поднял со дна ямы обессилевшую и потерявшую всяческий рассудок самурайскую девушку. Мы никогда не узнаем его имени, но всегда будем помнить благодетель: узревший зерно доброты философ достоин упоминания в нашей истории.

Их разговор из взглядов и рукопожатий значил больше, чем слова: старик укрыл две случайно переплетённые временем судьбы, и успел вовремя: шелест ветра донёс до деревни запах крови на остриях вражеских секир.

Викинги шли, растянувшись на весь горизонт, серой туманной массой качающихся голов и ржавых топоров. Голодные волчьи глаза Хроггарда, сухие обветренные губы, проеденные оспой щёки и впалые скулы зияли мертвецки и холодно; крутые рога на шлеме Валькирии несли в себе символ победы Одина над Фенриром, близости Рагнарёка*** на кончике копья.

Громовой поступью исландские воины ворвались в долины самураев, проломив последний рубеж.

Комментарий к Рагнарёк на кончике копья

(P.S. Ураа новая глава!)

*Отсылка к эпичной, но бестолковейшей катсцене из игры.

**Братина — сосуд для питья, обычно в форме головы хищного зверя, символ братства и родства.

***Основная тема скандинавской мифологии (для “красного словца”, смысловой нагрузки не несёт).

========== Тернист путь к милосердию ==========

Та битва не прославила никого.

Свистящий шёпот стрел смешался с рокотом небес; то солнце выходило из-за туч, блестя на лезвиях ножей, то дождь ронял холодные капли на полчища окованных страхом и боевым ражем тел. Хаотичная, смешавшаяся в алую массу волнующаяся толпа рычала боевым кличем, дышала пламенем, тяжело вздымала маслянистые груди воинов, хрустела доспехами и мечами.

Некому было воспеть отвагу и храбрость, гнев и свирепость, и потому битва осталась в забвении, но в том первозданном виде боли и глумления над человеческой жизнью, не обрастая хвалебными подробностями, мнимой доблестью и славой — здесь не приходилось выбирать из свято блюдящих воинское учение полководцев. Сражение шло синхронно со стуком сердца каждого его участника; смешение тысячи викингов с сотней рыцарей исход имело бы известный в балладах и сказаниях, но ни один бард не воспоёт ту истинную, полную уродливости, стыда, кошмара и презрения, настоящую маску войны.

Женщина была достаточно быстра, чтобы не оказаться в окружении, и достаточно зорка, чтобы углядеть в пылу сражения виновника самого жестокого и глупого предательства в её жизни. Тот миг, когда оловянные клинки рассыпались в сухую крошку от первых ударов топора, она не забудет никогда — ярости в ней хватило бы на дикого зверя. Волей судьбы она обернулась и, увидев седого кузнеца в самой гуще сражения, метнула нож, с бульканьем и крипом воткнувшийся в его грудь.