Старик рухнул оземь, и тихий женский всхлип мгновенно толкнул рукоять меча в ладони Стража, притаившегося за временным укрытием. Над такой местью не властны даже горячие крики викингов — когда сталкиваются два мира со своим внутренним равновесием боя и жизни, исход неизвестен даже мудрейшим пророкам.

Плотное кольцо норманнов разомкнулось, и Кара свирепо засопела, обнажив меч и кинжал, с вызовом бросаясь на Брайана. Двуручный меч слился воедино с тяжёлой рукой рыцаря, являя совершенное искусство: жестокие рывки и кромсающие удары, толчки плечом, парирования и контр-блоки…

В отличие от жестокости викинга, бой рыцаря — бой части и уважения к своему сопернику, бой-соревнование, бой-эволюция своего мастерства, но — увы, — не в этот раз. Брайан неприступен​, но даже полная защита не гарантирует победу. Избавительница кружит рядом, выжидая момент. Холодеет в ногах страх перед лицом Смерти под маской. Пробитие блока; серия стремительных ударов, вспарывающих доспех и разрывающих плоть. Цепкий захват с совсем не женской силой и свирепостью, созвучие меча и кинжала, цепочка точных расчётов — и Брайан корчится в агонии; мертвы и все его амбиции, мертва взращённая в душе мятежная непокорность. Война в который раз претит вечную судьбу гуманности и сулит забвение добрякам.

Уйдём сейчас от гущи сражения — викинги сами разберутся, что делать: не нам учить бродягу убивать и грабить. Посмотрим на них глазом ворона, жаворонка и пустельги, в синеющей хладной стыни утреннего неба реющих под самым солнцем.

Внизу колышется сталью волна беспрекословной жестокости и мгновенного оцепенения — то видит могильный ворон, кружа под облаками. Отряд Кары редеет на глазах — возможно, это место станет братской могилой не только для преданных огню домов с тростниковой крышей, не только для Брайана и его спутников, не только для безличного числа рыцарей и викингов, но и для неё самой. Быть может, её избавлением станет Хроггардская секира, быть может, острие катаны разрубит её от плеча, но Каре ясно, что это её конец.

Она не боится смерти, она лишь понимает, но до конца не осознаёт то самое, что хотел сказать ей Брайан: «Когда сражаешься за свою жизнь, не ставишь вопрос, к какой фракции принадлежать». Сейчас уже всё равно — амбиции возродителя Легиона в одном ряду с неразделённым гуманизмом. Она вертится в толпе норманнов, не думая о лике Смерти, только лишь ведя отсчёт своим жертвам, быть может, единственный раз в своей жизни не испытывая страстную жажду к кубку эля, смачивающему горло.

Обратим теперь свой взор на восток, где за водопадами реет жаворонок над скрытым в речном тумане Императорским Чертогом. Совершенная самурайская военная мудрость, смирение, кротость и закрытость воспитали в каждом воине достойного сына своей Империи. Строгая и торжественная самурайская армия, исчислимая тысячами, спускается с пологих холмов: каждый воин суров, прячет лицо за зубоскальной личиной маски. Облик истинной гармонии и непреложного служения идеалу Императорской власти, не жадности и разврату, не силой и устрашением коробит викинга больше, чем позор смерти вне битвы.

Хроггард груб и бездушен, и потому рвётся им навстречу, громогласно сотрясая небесную твердь, но Криста не настолько опрометчива. Страшащиеся смерти разворачиваются и бегут, прикрываемые её криком, ободрённые пониманием неизбежной гибели. Валькирия находит в себе несокрушимую силу и власть, чтобы оставить безумного вождя и увести тех, кто жаждет от жизни большего, чем бесславный конец в мясорубке.

Безмолвно уйдут с опустевшего поля и самураи. Клекот степной пустельги ознаменует конец. Битва завершена, но исход её был очевиден ещё до начала.

Природные циклы своей сменой изгладят воспоминания об этом побоище из памяти, но жестокость и жадность вряд ли когда-либо исчезнет, залечив зияющую дыру на теле человечества. Молчаливые самурайские предания воспоют израненную природу: снова заплещет оловянный карп в кристальном ручье, снова покроются нежными цветами ветви скрюченных вишен… Разорённая земля обновится сама собой.

Что же до наших героев, их судьбам нужно логическое завершение. Шинаи очнётся посреди тел, тяжело раненая, но всё же живая. Значит ли это её духовную победу после вынесенных страданий? Её бесчестье — в трусости, однажды перевернувшей её судьбу. Нобуши не сможет вернуться в Императорский Чертог — не смыть клеймо позора пусть даже чужой кровью. Какая жалость, что всего лишь глупые традиции толкают молодые души на этот шаг. Она найдёт тело Брайана, прочтёт едва шепчущими губами покаяние за содеянное и совершит харакири, по-женски вонзив ставший ритуальным нож во впадину на шее.

Но не всё так печально: ушедшая Валькирия твердо уверует в лживости скандинавских богов. Она вернётся домой с уцелевшими викингами, проведя их обратной дорогой через погосты и пепелища. Так викинг ступит на тропу милосердия, многому научившись за долгие годы лишений: плуг и соха обретут в хозяйственных руках ту созидающую силу: викинг теперь фермер, а не разрушитель; топор ныне станет инструментом плотника, а не карой воинственного берсерка, но это будет позже. Многими веками позже.

А пока лишь покорного судьбы ведут, сопротивляющегося тащат насильно.

ВМЕСТО ЭПИЛОГА

Что же хотел сказать этим автор? Быть может, эта история покажется вам лишь развлекательным чтивом, а герои — сжатыми или раскрытыми не до конца, но общая мысль, я думаю, ясна: насилие вскормлено нашим тщеславием, а страх рождён из глумливых пороков. Каждая культура, которую только можно отыскать в самом крошечном уголке нашей планеты, самобытна и уникальна, но зачастую не лишена глупых, банальных и жестокий традиций и стереотипов, от которых даже в самый последний момент не смогла освободиться Шинаи.

Каре мы можем пожелать славного конца знамёнам её амбициозности; воспитание в себе гуманности и готовность протянуть руку помощи страждущим стали искуплением для Брайана, а ценность человеческой жизни открылась перед Кристой в правильном понимании — сострадании и созидании.

Лишь только Хроггард до самого конца остался предан своим непреложным инстинктам. Ну что ж, надеемся, что Хель радушно примет его в своё царство.

Дальнейшая судьба Империй — в возрождении из пепла, подобно рождению феникса из золы прожитых лет. Услышим ли мы о них? Кто знает… Впереди у них туманное будущее из эры взлётов и падений, расцвета золотых веков и столетий смуты, но это уже совсем другая история, и явно длиннее, чем эта.