Он повернулся к Микаэлу.

— Что, страшно? Мама заругает?

Уолтер просверлил его тяжёлым взглядом.

— Следи за языком. Иначе потеряешь.

Ларс спохватился и заткнулся. Мать Микаэла уже пару лет практически не выходила из дома — ее выматывала какая-то неизвестная тяжёлая болезнь, и ее давно никто не видел. Иногда в поле зрения попадал его отец — усталый, небритый, вечно спешащий на службу. Микаэл был самым безобидным и неконфликтным из всей компании, и на глупость от Ларса не отреагировал — по крайней мере, сделал вид, что пропустил мимо ушей. Уолтер порой даже сочувствовал ему, чего за ним обычно не водилось — когда мать умирает от тяжёлой болезни, оставаясь матерью, ты способен испытывать эмоции. Когда мать умирает, давясь чистящей жидкостью для унитаза, которой ее щедро напоил недовольный сутенёр, и незадолго до этого сетует на то, что не сделала аборт, эмоции исчезают. «Хорошо», подумал Уолтер, когда ему сообщили о смерти матери. Хорошо. В тот день он живо представил, как она лежит на полу в дешёвом мотеле в луже собственной кровавой рвоты, попытался что-то почувствовать и не смог. Из мутной пелены мыслей и воспоминаний его вырвал раздраженный и нетерпеливый голос Ларса.

— Ковач! Где ты там застрял? Если ты будешь вести нас через лес с такими же стеклянными глазами, богом клянусь, я никуда не пойду.

«Удивительный ты человек, Ларс», — подумал Уолтер. — «Боишься моих глаз вместо того чтобы бояться папашиной оплеухи». Отец Ларса был прямой противоположностью отца Микаэла, молчаливого трудоголика, с трудом сводящего концы с концами. Ларс был сыном высокопоставленного офицера, который редко интересовался его успехами, однако никогда не упускал шанса всыпать наследнику за его нехитрые юношеские грехи. Ларс не слишком заботился о соблюдении военной дисциплины и субординации, поэтому получал свои награды с завидной степенью регулярности. Уолтеру было даже любопытно посмотреть на реакцию господина Хансена, когда он обнаружит, что его драгоценный бунтующий отпрыск отправился в увлекательный поход.

Сложнее всего было спланировать уход так, чтобы никто ничего не заметил. Уолтер прекрасно осознавал, что авантюра была небезопасна. Однако это было по меньшей мере забавно, как стратегически спланированная игра. Он любил игры.

***

Было решено выдвигаться на восток в направлении пункта назначения ранним утром, когда весь основной состав уходит на службу. Карты не было, но она и не требовалась — все, что было нужно, он прекрасно помнил наизусть. Весна с подтаивающим серым снегом была отвратительным временем для прогулок, но леса и пролески по-прежнему хранили в себе остатки зимы. Пробираться по сугробам будет значительно приятнее, чем проваливаться в сырые ледяные лужи.

Еда, вода, брезентовые рюкзаки с минимумом необходимых вещей. Сухие носки, аптечка. Уолтер в жёсткой форме потребовал, чтобы все шли налегке.

— У меня нет ни малейшего желания сидеть, стоять или ждать отстающих. Опустошайте рюкзаки до минимума. Идти будем с одной скоростью. Моей, разумеется.

— Понятно, значит будем лететь, — хохотнул Ларс. — Идти со скоростью Ковача невозможно, если ты не Ковач.

— Можешь остаться, я с удовольствием прогуляюсь один. Свежий воздух, знаешь ли, новые впечатления… — Спокойные зелёные глаза уставились на Ларса, не мигая.

— Не нагнетай, — поморщился тот. — Не понимаешь шуток. Пойдем лучше, пока на КПП перекур.

— Мы не пойдем через контрольно-пропускной. Обогнем пищеблок и выйдем с северной стороны через жилые корпуса. Если ты конечно не хочешь, чтобы тебя загребли и отправили к папе на ковер, на торжественное растерзание.

Уолтер подхватил свой рюкзак и натянул на лицо капюшон.

— Двинулись, пока светло.

В лесу действительно все ещё лежал снег. Уолтер шёл молча, вперед всех, проваливаясь по колено в сугробы. Его спутники вполголоса переругивались сзади.

— Нужно было брать с собой чёртовы лыжи, — бормотал Ларс. — Тогда это было бы хотя бы похоже на лыжную прогулку. Чёрт бы тебя побрал, Ковач! Мы идём уже третий час, откуда ты знаешь, что мы вообще идём в нужном направлении?

Уолтер, не оборачиваясь, бросил через плечо:

— Если тебе приятнее думать о том, что мы заблудились, не смею тебе мешать. Лыжи можешь вырезать из ближайшего дерева, их тут сотни. Как раз сможешь дойти на них обратно.

— Очень смешно.

— Жить вообще смешно. Было бы, если бы не было грустно. Но поскольку грустить — слишком большая роскошь, предпочитаю веселиться.

— О, глядите, кажется мы на месте, — раздался голос Микаэла. Он чаще молчал, чем говорил, и в отличие от Уолтера не имел обыкновения сыпать мрачными шутками на грани чёрного сарказма. Его голос звучал настороженно.

Уолтер присмотрелся. По его расчётам здесь действительно должен был находиться искомый заброшенный объект, и его взгляду открывалась ожидаемая картина — полуразрушенные здания, занесённые снегом, остатки ограждений, ржавый остов радиолокационной вышки в отдалении. Этот посёлок отличался от их собственного только тем, что был необитаемым. Судя по тому, что он видел, это место было заброшено не менее двадцати лет назад, как и говорил отец.

Снежное одеяло, накрывшее этот городок, было нетронутым. Город поглотило безвременье, как поглотит рано или поздно любой другой. Однажды эти земли будут полны одинокими, похожими друг на друга как две капли воды посёлками, жизнь в которых остановилась навсегда. Мало чем в сущности отличается от жизни человека.

Трое укутанных в бушлаты парней пробирались сквозь снег по открытому пространству, которое явно когда-то было служебным плацем. Среди удручающих руин виднелись два здания, которые чудом уцелели и были практически нетронутыми — пустые глазницы разбитых окон и потрескавшиеся фасады не в счёт.

— Ого, — присвистнул Микаэл. — Не ожидал, что тут хоть что-то смогло сохраниться.

Они подошли ближе к одному из зданий. Покосившаяся дверь висела на одной петле, слегка поскрипывая при порывах ветра. Вход в подъезд был занесен снегом, лестничная клетка терялась в темноте. Похоже, когда-то это здание было типичным общежитием коридорного типа — два этажа, тесные комнаты по обе стороны длинного коридора, как в купейном вагоне поезда. Точно в таких же домах проживал почти весь состав их собственного поселка. Семья Микаэла проживала как раз в таком общежитии. У офицерского состава было жилье получше — для них выделяли целые квартиры. Квартирами это, правда, можно было назвать с натяжкой, но там была своя ванная, и даже какое-то подобие кухни.

Ларс мгновенно растерял свою небрежную уверенность, когда они зашли в здание. Опасаться здесь было нечего, кроме сугробов и, возможно, прогнивших перекрытий, но пустые холодные коридоры действовали угнетающе.

С потолка свисали хлопья облупленной краски, на стенах висели остатки выцветших инструкций и информационных стендов. Уолтер приблизился к одному из них. Правила безопасности при химической атаке… Порядок действий во время учений… Частями сгнившие и разорванные листы инструктажа. Порядок действий при ядерной атаке. Уолтер хмыкнул. Ему всегда казалось забавными эти своды правил. Мир свихнулся в ожидании конца света, превратив ядерное оружие в какой-то чудовищный фетиш. Больное идолопоклонничество двадцатого века. Радиоактивная угроза давно стала для всех неотъемлемой частью жизни — людям требовался источник священного страха. Что ж, они его создали. Уолтер не мог понять, зачем в таком случае все так заботятся о правилах, если при настоящем ядерном ударе выполнять их будет уже некому. Все эти инструкции были фикцией.

Ларс настороженно толкнул дверь в начале длинного коридора. Там оказалась грязная общая душевая, усыпанная битой плиткой. Он вошёл, покрутил вентили. Разумеется, никакой воды не было, и умывальник ответил тишиной. Дом давил тишиной, и это было неприятно.

Первый этаж не представлял собой ничего особенного. Одинаковые комнаты, окна, двери. Кое-где сохранились железные остовы панцирных кроватей и старые пыльные книги с мятыми страницами.