Белобрысый навигатор валил всю вину на Теда, но многоопытный и многомудрый Вениамин Игнатьевич был склонен винить во всём именно Алексея. И немного рыжую гадину. Почему-то ему казалось, что проклятый киборг этот вариант просчитал, но промолчал. Очень хотелось уличить его в преднамеренной пакости, но повода не находилось.

Хотя, поразмыслив, Вениамин Игнатьевич быстро вернул себе хорошее настроение. Всё складывалось именно к его удовольствию.

Стас разорён, команда пойдёт, куда ей и следовало — на биржу труда. Хотя Польку он, может, всё же к себе в клинику возьмёт работать. Корабль с молотка, а безмозглую жестянку Вениамин Игнатьевич заберёт на опыты. Надо всё же научную монографию написать, он-то теперь столько знает о сорванных киборгах, сколько не знает и сам господин Гибульский, не будь мира его праху во веки вечные! За то, что разбудил этого демона и явил миру ужас этих дьявольских отродий.

В душе от таких мыслей шевелилось что-то непонятное, какой-то первородный ужас, то и дело тянуло перекреститься (видел Вениамин Игнатьевич, как это делали паломники с Иерусалима-16). Он зябко поежился и пошёл в пультогостиную, поближе к людям, к живой человеческой речи. Всё же пустой холодный космос сейчас, как никогда до этого, давил на плечи миллиардами и триллионами и парсеков.

В пультогостиной было чуть веселее, чем на кладбище. Алексей упрямо бычился и искал виноватых вокруг, меракийцы заперлись у себя в каюте, Стас хандрил, но пить отказывался, а Вениамину Игнатьевичу в одиночку сейчас не пилось. Всё же алкоголь усиливает эмоции. И вообще скорее депрессант, чем эмоциональный стабилизатор.

Да, месяц в такой обстановке протянуть необычайно сложно. Вениамин Игнатьевич читал достаточно специальной литературы, чтобы знать, что происходит с людьми при психологической несовместимости, да ещё и в закрытом пространстве. Пожалуй, через месяц тут один киборг и останется, остальные друг друга перебьют. Хотя… если эта гадина возьмёт чью-то сторону… и припомнит все старые обиды… На душе стало совсем тухло.

Беда обычно не приходит одна, а нелепости имеют привычку множиться в геометрической прогрессии.

Совершенно неожиданно выяснилось, зачем их пассажиры так торопились домой: они собирались обзавестись потомством. Никакой завис остановить их не мог — они выметали икру. Прямо тут, на борту транспортного судна. Это было неожиданно, абсурдно и в то же время необычайно интересно.

Это событие взбодрило Вениамина Игнатьевича, он отвлёкся от мрачных мыслей, с восторгом натуралиста-первооткрывателя трогал крупные розовые икринки, собранные в гигантские грозди, висящие под потолком каюты. Сами меракийцы со спокойной совестью отдали своему меракийскому богу душу, нисколько не беспокоясь о своём потомстве. Выметали икру — и сдохли.

Вениамин Игнатьевич развеселился. А что? Это даже забавно. Правда, Стас трупы счастливых родителей для вскрытия не отдал, а с тяжёлым вздохом велел упаковать и в криокамеру загрузить, но икра оставалась в открытом доступе, так что досуг на месяц Вениамин Игнатьевич себе обеспечил. Пока Тед и Алексей будут грызть друг другу глотки, он, доктор Бобков, займётся изучением потомства меракийцев.

Если в этой схватке титанов погибнет навигатор, то ничего страшного — на подхвате есть рыжая гадина. А что проиграет именно Алексей, можно было не сомневаться.

Но неуёмная и жизнерадостная натура Теодора не дала ему зациклиться на белобрысом оппоненте. Висеть просто так целый месяц посреди взбаламученного вакуума пилот был категорически не согласен, что-то там высмотрел на звездной карте, уговорил капитана — и вот они уже летят в сторону какой-то крохотной безымянной планеты, просто так, «косточки размять».

Корабль летел к незнакомой планете, а к Вениамину Игнатьевичу с каждой минутой возвращалось хорошее настроение: всеобщее уныние и пессимизм способствовали этому как нельзя лучше.

Ему приятно было видеть обречённые рожи обалдуев и явное раздражение платинового дипломника. Все понимали: это их последний рейс, они решили сыграть ва-банк и поставили всё на зеро, а удача, переменчивая и своенравная дама, отвернула от них свое капризное личико.

Впереди у всех, кроме самого доктора Бобкова, были весьма печальные перспективы. А Вениамин Игнатьевич спокойно прикидывал, стоит ли ему вмешиваться в судьбы всей команды или ограничиться Стасиком и рыжей гадиной?

С одной стороны, они все ему не чужие стали и пускать на самотёк их дальнейшую жизнь не хотелось. А ну как выплывут? А с другой — у него уже был печальный опыт распыления интересов, который закончился лишним геморроем.

На второй день бессмысленного полета в космические ебеня на радаре откуда ни возьмись появилась светящаяся точка.

Вениамин Игнатьевич напрягся: все вмешательства извне обычно заканчивались грандиозным крахом его надежд. Но это оказался всего лишь мелкий авантюрист, или «свободный охотник», как они сами себя называли. Из тех, кто перебивается случайными заработками или мелкими кражами. Помочь им он не мог: гасилки на его крохотном катерке не было, а улетать с ним никто, естественно, не захотел. Во всяком случае, явного желания не высказал. Но проницательный человек нужные намёки в поведении окружающих поймет и услышит всегда.

Вениамин Игнатьевич с интересом наблюдал за свежеиспечённым навигатором. Алёшенька, милый мальчик, не сводил с гостя глаз и как-то странно потел и краснел пятнами. Этот маленький поганец явно что-то задумал. Уж не свалить ли с несчастливой посудины, которую сам и загнал в самый анус Галактики?

Поразмыслив и взвесив все за и против, Вениамин Игнатьевич решил, что это, пожалуй, будет оптимальным вариантом. Пусть летит куда хочет. И руки доктору развяжет, и ещё больше подорвёт боевой дух команды. Поэтому после ужина он навестил своего протеже и по-отечески посоветовал Алексею лететь с Павлом. Ведь он, Алексей, так молод еще. Слишком молод, чтобы гробить свою жизнь с этой командой явных неудачников и лузеров.

Алексей оказался более восприимчивым к вкрадчивым речам доктора, чем предыдущий навигатор транспортника, и утром за завтраком Вениамин Игнатьевич с удовольствием рассматривал пустой стул, на котором должен был сидеть обладатель платинового диплома Васильев.

Почему-то пустовал и стул рыжей гадины. Как сказала Полька, он, видите ли, спит ещё!

И хотя Вениамин Игнатьевич был возмущён до глубины души таким попустительством жестянке, для вида он жалостливо вздохнул и запретил будить «Дэна», ведь тот ещё такой слабенький! А про себя подумал: пусть дрыхнет, хоть поесть спокойно получится без этого ходячего экспоната музея опрометчивых поступков!

Как и предполагал Вениамин Игнатьевич, побег Алексея расстроил всех, а больше всего — Стасика. Капитан Петухов даже не злился, он болезненно морщился, а в глазах плескалась тоска и отчаянье. Верная команда пыталась, как могла, утешить своего командира. Тед — с грацией бегемота в гостиной, Полина — с глупыми шуточками. Ну и он, добрый и верный друг, конечно же, поучаствовал, а как же иначе?

— Может, выкинем кресло навигатора? Может, проклятье и закончится?

«И рыжую гадину заодно с креслом, — про себя добавил Вениамин Игнатьевич. — Только скажите, куда выкинете, чтоб мне искать не пришлось».

Краем глаза он заметил рыжую тень на пороге пультогостиной и порадовался, что шутка достигла всех ушей, для которых предназначалась.

Стас слушал шутки с каменным выражением на физиономии, потом с силой провёл ладонью по лицу, словно стаскивая с себя маску или липкую паутину, обвёл команду тяжёлым взглядом человека, которому только что сообщили смертельный диагноз, и отчеканил глухим, но твёрдым голосом:

— Ладно, хватит… Алексей сделал свой выбор, и меня он совершенно не удивляет. Скорее, это мы отвыкли от логичных поступков. Так что садимся на планету, чинимся, дожидаемся гашения и летим домой. Все, наигрались!

Вениамин Игнатьевич смотрел на вытянутые растерянные лица обалдуев и внутренне ликовал: всё, свершилось!