После того как доктор Бобков загрузил сломанную до почти нулевой работоспособности куклу в криокамеру, он ужом проскользнул в каюту навигатора. Что им двигало, Вениамин Игнатьевич не знал. Какое-то шестое чувство. Кто-то явно свыше руководил им в ту минуту.
Он быстро простучал стены и пол в каюте, обшарил в поисках тайника почти пустой шкаф — в нем были лишь драные джинсы да выношенный до неприличия свитер, в которых навигатор явился на то проклятое собеседование. Ничего. А потом выдвинул ящик прикроватной тумбочки. И засмеялся коротко и невесело. Зачем было киборгу устраивать какие-то дурацкие тайники, когда послушный ему корабельный искин и так никого бы не пустил в каюту? В незапертом ящике нашлись жетон полицейского (его жетон!), глушилка для киборгов (его глушилка!) и… аптекарский пузырёк темного стекла с притертой пробкой, почти полный. Его пузырек.
Вениамин Игнатьевич потянул за пробку, склянка с тихим «чпок» открылась. Внутри была тёмная жидкость со знакомым запахом спиртовой настойки собственного приготовления доктора Бобкова.
Как по наитию, Вениамин Игнатьевич вышел из каюты киборга и направился в «апартаменты» капитана. На прикроватном столике стояла почти пустая близняшка провизорской бутылочки.
Вениамин Игнатьевич быстро вынул пробку, и в нос ударил запах валерьянки и мелиссы. Старый добрый «Ново-Пассит». С Нового Бобруйска. Теперь понятно, почему улучшился сон капитана Петухова и прошла острая паранойя. Почему он не сошёл с ума и не перестрелял к чёртовой матери всю команду и биологов заодно.
Доктор Бобков вернулся в свою каюту и разложил на старом сером пластике свои трофеи: сломанные жучки, гаджеты дексистов, свою микстуру для Стасика — и задумался. Действия киборга вызывали когнитивный диссонанс. Если он обычная машина, тупо спасавшая старшего офицера, то откуда всё это? Не могла программа сама всё это вычислить. Мог только человек, нелогичный и поддающийся чувствам, принять подобное решение. Но тогда он все же разумен?
К горлу подкатывала горькая полынная обида: почему опять Стасик?! Почему он? Чем он заслужил эту слепую любовь и преданность? Ведь он хотел уничтожить киборга, и Дэн не мог этого не знать.
Вениамин Игнатьевич вновь почувствовал себя обманутым и преданным, как сотни раз до этого. Опять у Стасика всё было лучше. В глазах закипали сухие бессильные слёзы отчаяния.
Ну ничего! Вот сдаст он, доктор Бобков, вас обоих кому следует! Попляшете оба. Один за укрывательство сорванного киборга сядет, а другой просто пойдёт на лабораторный стол.
Но разум и опыт всё-таки возобладали над эмоциями и чувствами. Нельзя было сейчас к дексистам, нельзя к властям. Пусть Стас все деньги на этого киборга угрохает, пусть загонит себя в долговую яму окончательно и бесповоротно. Если повезёт (или наоборот — не повезёт), то киборг не сдохнет на операционном столе и Стас попадёт в ещё большую зависимость, его положение станет ещё более шатким.
А с рыжим предателем ещё проще. Если он просто машина, то и бояться его нечего, при первой же возможности перепрошьёт его Вениамин Игнатьевич, пропишется хозяином — и всё. А вот если всё же разумен…
Вениамин Игнатьевич зло прищурился и мстительно хихикнул, привычным жестом потерев пухлые ладошки.
Именно поэтому не сдал он властям эту парочку, барана да ярочку. Вениамин Игнатьевич вновь усмехнулся: нет уж, после стольких мучений, что принял он на Степянке и потом, он не даст этим двоим так легко отделаться. Надо только всё же выяснить: разумна кукла или нет? Тогда и корректировать план, тогда и решать всё окончательно.
Именно из-за всех этих соображений и свидетельствовал он на суде в пользу Стасика, поэтому поддерживал ложь о том, что киборг сгинул в утилизаторе, а не лежит в криокамере. Поэтому и подключил тайно свои связи, чтобы спустили власти всю эту довольно резонансную историю на тормозах. Сложновато это было сделать, всё-таки и база Альянса, и пираты, и сорванные киборги тут фигурировали. Глупый Стасик даже не задумался, почему их так быстро оставили в покое, почему суд был столь скор и скомкан, а следствия вообще почти не было, почему журналисты их тоже не донимали. Всё это была заслуга Вениамина Игнатьевича Бобкова, только никто об этом не догадывался.
Рыжая гадина и заклятый друг даже не могли предположить, сколько усилий приложил Вениамин Игнатьевич, чтобы вытащить их из этой истории. Непомерный, титанический труд ради двух ничтожных существ.
Так что в довольно скором времени Стас снова мог совершать свои космические перевозки, ведь ничего другого ему просто не оставалось. Тем более команда была почти полностью укомплектована: и механик, и пилот остались при судне, и даже прибилась к ним глупая девица Полина, напросившаяся медсестрой.
Все они были согласны работать бесплатно, «за еду». Стас растроганно сморгнул и отвернулся, а Вениамин Игнатьевич мысленно покачал головой: сие было довольно предсказуемо, и, естественно, ни о какой преданности и верности тут не было и речи.
Просто ни диковатого вида домовой Михалыч, ни безмозглая груда мускулов Лендер с вероятностью девяносто девять целых и девяносто девять сотых процента никакой работы себе бы не нашли.
А Полина… Полина просто глупая девчонка, у которой мокро в штанишках то ли от брутального пилота, то ли от «нищастненького» Дэнички — тут доктор Бобков ещё не разобрался, потому как любят девицы склада Полины и тупых качков, и страдающих юношей.
Дело оставалось за малым — найти навигатора для комплекта. И тут всё немного застопорилось: Теду, к мнению которого приходилось прислушиваться, не нравился никто из кандидатов. То ли и правда они все были не хороши, то ли тупое крестьянское упрямство не давало ему взять нового напарника. А скорее, и то и другое. Молва об их транспортнике быстро распространилась по профессиональным кругам, и нормальные специалисты обходили их стороной. Так что в их положении можно было рассчитывать или на тех, кто не мог найти работу в приличных местах, или на выпускников космических академий, которым нужно налетать часы на любой посудине, все равно на какой, даже с дрянной репутацией, как у их корабля.
Сам Вениамин Игнатьевич, естественно, остался верен своему лучшему другу Стасу, только выговорил себе две недели отпуска, чтобы слетать на Новый Бобруйск и «утрясти дела». Всё-таки он-то ещё не пенсионер и находится в очередном, оплачиваемом, между прочим, клиникой отпуске.
Стас вздохнул, но понятливо кивнул, напоследок крепко обняв Вениамина Игнатьевича. Ну а как же иначе? Друзья на век. Доктор Бобков усмехнулся: да, Стасик, ты прав, только смерть разлучит нас!
На две недели он спокойно мог оставить этих идиотов без присмотра. Стасу оставалось уладить кое-какие формальности, что было очень кстати и в плане того, что бюрократические проволочки выматывали военного пенсионера больше, чем марш-бросок с полной выкладкой по пересечённой местности. Рыжую немощь он перепоручил Полине, прописав курс восстанавливающих инъекций как раз на четырнадцать дней, а потом великий диагност посмотрит, что с бывшим навигатором делать. И со спокойной душой удалился от этих обалдуев.
Эти две недели Вениамин Игнатьевич провёл с большой пользой. Он смог отрешиться от неприятных мыслей о неприятных людях и машинах.
По прилёте он с наслаждением принял ароматную ванну, выпил хорошего вина со стейком из молодой натуральной коровки, оделся в дорогой костюм и посетил элитный бордель. Там в ассортименте были и девочки, и мальчики. И живые, и механические.
Но Вениамин Игнатьевич не стал заморачиваться и просто заказал себе двух лучших красоток: пышненькую брюнетку и томную блондинку. О рыжеволосых мальчиках или девочках доктор Бобков даже не подумал, поспешно захлопнув каталог на страницах, где начинались модели, в шевелюре которых был хотя бы намек на рыжину.
А потом лёг в клинику на реабилитационный курс для восстановления расшатавшейся нервной системы. А заодно и печень подлечил.
Вернулся Вениамин Игнатьевич на Старую Землю, где и находился сейчас транспортник, отдохнувшим и посвежевшим. За две недели щёки порозовели и заметно округлились, настроение было превосходным, он был готов к подвигам и свершениям.
