Алекс в притворном ужасе закатил глаза и простонал:
— О нет! Не надо. Я уже понял: алкоголь — это яд для души и тела.
Серый вприщур оглядел рыжего с ног до головы, милостиво кивнул и важно удалился. Почти одновременно парни заржали в голос.
После ужина Алекс, тяжело вздохнув, сказал, глядя поверх плеча Серого:
— Гэвин ведь ждал… Надеялся. Ну, что мы придём…
Серый, лениво щёлкая кнопками на пульте телевизора, протянул:
— Ну так чего ты ему не позвонил? Придумал бы какую-нибудь отмазку. Забыл выключить утром утюг, и у тебя сгорела последняя рубашка. Или отравился ирландским виски десятилетней выдержки, и у тебя нескончаемая диарея и разжижение мозга…
Алекс укоризненно покачал головой:
— Прикалываешься всё… Нет у меня его телефона, не дал почему-то. А мне самому неудобно было спрашивать.
Киборг сделал себе ещё одну мысленную пометочку и предложил:
— Хочешь, у Крэга узнаю? В личном деле же есть наверняка. Или у него вообще нет телефона? Сейчас так бывает?
Кролик на пару секунд задумался.
— Наверное, есть. И правда же, так сейчас не бывает, чтоб совсем не было. Но не надо, не спрашивай у Крэга, раз Гэвин не дал номер, значит, не хочет, чтоб он у меня был. Обойдусь как-нибудь, а то тебе ещё на прекраснозадо… гм… лицем Крэге жениться придётся, не приведи господи! Всё же Сага мне родней…
Серый сделал вид, что не слышал последних реплик Алекса, но на пару секунд засомневался, стоит ли продолжать общение с молодым сотрудником службы персонала. А то кто его знает, чем всё закончится. Умом людей точно не понять, человеческая логика — это отсутствие даже намёков на логику. И выводы они делают такие непредсказуемые, что лучше перестраховаться.
Алекс торжествующе усмехнулся про себя, наблюдая, как лицо друга застывает неподвижной маской, — всё-таки отомстил за виски! И это ещё не вечер!
Но коварный киборг испортил весь триумф человека над бездушной техникой. Серый оттаял лицом и совершенно неожиданно спросил рано расслабившегося приятеля:
— Ал, кстати, а сыграй-ка мне песенку какую… Можно даже своего сочинения…
Алекс застонал про себя: вот проклятая киборговская память — как ни пытался заговорить зубы Лису, ничего не получилось.
Рыжий Кролик сидел, насупившись, и молчал. Хотя вроде — чего такого-то? Ну играет, ну песенки поёт, сказки сочиняет… Но почему-то не хотелось об этом говорить. Не хотелось, чтоб над ним потешались.
Это новое его увлечение было почему-то каким-то очень личным, почти сокровенным. Легко задевало тонкую серебряную струну где-то глубоко-глубоко внутри, и она пела что-то щемящее и трогательное, настолько хрупкое и нежное, что оно могло погибнуть не то что от грубого прикосновения, а и просто от чужого взгляда или глумливого смешка.
Хотя иногда хотелось поделиться тихой радостью, рассказать о том чуть болезненном, но таком чудесном чувстве, но ведь не поймут, на смех поднимут. Потому что не умеет Алекс рассказывать свои истории так, чтобы слушатели замирали в немом восторге, чтобы получилось достучаться до любого сердца, даже самого чёрствого, не может так Алекс, он ведь сухарь-программист, а не бродячий менестрель-поэт. Да и знает Алекс цену своим литературным потугам. Тоже нашёлся тут, Томас-Рифмач недоделанный.
Серый удивлённо поднял глаза на друга: чего это с Кролом? Чего это вдруг он замолчал? И эмоциональный фон какой-то странный… И лицо такое, будто Серый у него что-то очень дорогое сейчас отнимет. Как мордаха у Каримки, когда его над миской фарша застанут и полотенцем по мохнатой попе лупят.
В душе Серого поднималась обида, неприятная и колючая. Вот, значит, как? Говорить не хочет? А ведь видно, что это не просто так для Алекса, не пошлые анекдотики он из журналов выписывает. Своим новым друзьям, и Гэвину, и Элсбет, наверняка и показывал свои сказки, и песенки пел. А ему, Серому, не хочет, даром что лучший друг. Или как?
Серый поднялся с дивана и, не глядя на нахохлившегося приятеля, равнодушно протянул:
— Ладно, Ал, не хочешь — не надо, рылом, значит, я не вышел. Пойду-ка я лучше спать или монстров погоняю…
Алекс испуганно вскочил следом: ну вот, теперь ещё и Лис обиделся… Чего он на самом деле кочевряжится, как девица перед кавалером! Не убудет от него и его сказок, если он их Серому покажет.
— Да там ничего такого особенного, так, что-то на графоманию пробило, фэнтези перечитал, вот и сам взялся сочинять про эльфов и фей… — Алекс смущённо глянул на Лиса исподлобья и как-то очень яростно покраснел. Так, что у него запылали не только щёки, но даже кончики ушей. Переступив с ноги на ногу, он поспешно продолжил: — Ты не думай, я покажу, прямо сейчас. Ща всё принесу, — Алекс сорвался с места, видимо, опасаясь передумать, и рванул к себе в комнату.
Вернулся буквально через несколько минут, по-прежнему красный как рак и даже с бисеринками пота на лбу и висках. В руках он нёс злополучную тетрадь и свою гитару.
Какой-то весь растрёпанный и растерянный, рыжий вытер тыльной стороной руки лоб и поднял испуганные, но в то же время шальные глаза на Серого.
— Я никому ещё не показывал. Вот тебе только. Хочешь — сам прочитай. Или могу я…
Серый растерялся. Никому не показывал? Он первый? Значит, для Алекса это и правда важно. Смеяться и шутить расхотелось совсем. Киборг наклонил голову и, не глядя в лицо рыжему, чтоб сильней не смущать, тихонько пробормотал:
— Ты это… Давай сам, а я послушаю…
Парни неловко, с прямыми деревянными спинами, словно проглотив по колу, синхронно присели на диван. Алекс попытался пристроить инструмент рядом, из слегка подрагивающих пальцев выскользнула тетрадь со сплошь исписанными листами. От смущения и злости на самого себя Алекс почти бросил жалобно всхлипнувшую гитару и потянулся за тетрадью.
Серый мысленно покачал головой: эко Кролика расколбасило, раздрай полный.
Киборг молча встал, сходил к себе в комнату, потом на кухню, и через несколько минут перед Алексом уже стояла злополучная бутылка виски, стакан со льдом и тарелка с тонко порезанным лимончиком.
Алекс за эти несколько минут всё же взял себя в руки, а на столь щедрое «пожертвование» Серого даже улыбнулся. Но от порции выпивки не отказался. А зачем? И виски хороший, и рассказ легче пойдёт.
Алекс начал читать, сначала чуть запинаясь и спотыкаясь на некоторых словах. Потом увлекся, забыл о Сером, о стеснении, и речь потекла плавно и размеренно.
Парень не читал и даже не рассказывал — он импровизировал, играл, изредка беря гитару и ловко вплетая в повествование то пару куплетов весёлой, незамысловатой песенки, то кусок трагической баллады.
Голос у Алекса был не сильный, но чистый и хорошо поставленный. Слух — безупречный. Петь он действительно умел.
Серый удивлялся: как многого он ещё не знает о легкомысленном Кролике. Но постепенно киборг забыл обо всем. Перед ним раскинулись холмы, поросшие зелёной шелковистой травой и душистым вереском. Жарко пекло солнце, в воздухе лениво жужжали пчёлы и разливался медвяный аромат.
В тени одного из холмов плясали и пели странные существа: прекрасные девушки и юноши вперемешку с диковинными зверюшками и даже ожившими деревьями.
А через долину ехал молодой отважный рыцарь. Тонкий шрам пересекал мужественное, благородное лицо. Он возвращался с войны к любимой жене и маленьким детям. Но не доехал до своей семьи и родного очага — в странном волшебном танце его закружили феи и эльфы. И рыцарь забыл о дорогих его сердцу людях. Забыл ради нескольких мгновений призрачного и сомнительного счастья. Чтобы потом стать добычей на охоте Лорда Охотника, пасть белым голубем от одной из его стрел.
