Квартира состояла из двух мрачноватых комнат, но без кухни. Открывавшийся из единственного окна в дальней комнате вид был весьма зауряден. Вернее, вида, как такового, не было. Он разглядел всего лишь причудливо очерченное окно на стене здания, расположенного по другую сторону внутреннего двора. Трелковский подумал, что это, должно быть, одно из окон туалета соседнего дома.

Стены его квартиры были оклеены желтоватыми обоями, на которых, очевидно, от сырости, появилось несколько крупных пятен. Весь потолок был покрыт густой сетью мелких трещин, разбегавшихся в разные стороны и наползавших друг на друга, подобно прожилкам древесного листа. Под ногами тихонько похрустывали осыпавшиеся на пол кусочки штукатурки. В той комнате, где вообще не было окон, отделанный под мрамор камин обрамлял маленький газовый обогреватель.

— Бывшая жиличка выбросилась из окна, — заявила консьержка, на которую вдруг напал приступ дружелюбной разговорчивости. — Вон, посмотрите, куда она упала.

Она подвела Трелковского через узкий, образованный мебелью лабиринт к окну и торжественно указала на останки разбитого стеклянного навеса над внутренним двором, лежащим тремя этажами ниже.

— Она не умерла, — проговорила женщина, — хотя, вроде, должна бы. Лежит в больнице Сан-Антуан.

— А если она поправится? — пробормотал Трелковский.

— Этого можно не бояться, — консьержка залилась омерзительным смехом. — Даже не берите в голову. — Она подмигнула ему и добавила: — Считайте, что вам крупно повезло.

— И какие здесь удобства? — спросил Трелковский.

— Умеренные. Придется немного приплачивать за воду. Трубы совсем недавно сменили. А раньше надо было за водой выходить на лестничную площадку. Вот хозяин и распорядился провести воду.

— А как с туалетом?

— Он вон там. Спуститесь вниз, а потом пройдете по лестнице Б. Оттуда видно окно вашей квартиры. И наоборот. — Она снова бесстыдно подмигнула ему. — А там есть на что посмотреть!

Нельзя было сказать, что Трелковского распирало от восторга, хотя и следовало признать, что квартира действительно оказалась весьма удачной находкой.

— И какая арендная плата?

— Пятьсот сорок тысяч. Сразу за три года вперед из расчета по пятнадцать тысяч франков в месяц.

— Дороговато. Больше четырехсот тысяч я не могу себе позволить.

— Это уже не ко мне. Обговорите это с хозяином. — Очередное подмигивание. — Идите, поговорите с ним. Он живет как раз этажом ниже, так что далеко идти не придется. А мне пора возвращаться — но не забудьте, что я вам сказала. Это ваш шанс, так что постарайтесь не упустить его.

Трелковский проводил ее вниз до дверей квартиры хозяина и нажал кнопку звонка. Открыла ему какая-то старуха, окинувшая его подозрительным взглядом.

— Слепым не подаем, — отрезала она прежде, чем он успел произнести хотя бы слово.

— Я насчет квартиры…

Она хитро прищурилась.

— Какой квартиры?

— Той, что наверху. Могу я увидеть месье Зая?

Старуха оставила Трелковского у дверей. До него донеслось какое-то бормотание, после чего женщина появилась снова и сказала, что месье Зай примет его. Она проводила его в столовую, где за столом сидел этот самый месье Зай, сосредоточенно ковырявший в зубах заостренным концом спички. Коротким жестом он дал понять вошедшему, что сильно занят, после чего опять принялся скрупулезно ковыряться в зубах. Через несколько секунд он извлек оттуда зацепившийся за кончик зубочистки крохотный кусочек мяса, внимательно рассмотрел его, а затем снова сунул в рот и, пожевав, проглотил. Лишь после этого он перевел взгляд на Трелковского.

— Вы уже видели квартиру? — спросил он.

Трелковский кивнул.

— Да. Именно поэтому я и хотел поговорить с вами — обговорить условия аренды.

— Пятьсот сорок тысяч — пятнадцать тысяч в месяц.

— Консьержка так и сказала. Но мне хотелось спросить, это ваша окончательная цена? Дело в том, что я не могу заплатить больше четырехсот тысяч.

Домовладелец нахмурился. Несколько секунд он сидел молча, следя глазами за движениями старухи, убиравшей со стола. Казалось, он мысленным взором окидывал все только что им съеденное, иногда при этом кивая, словно выражая свое одобрение. Наконец он решил вернуться к обсуждаемому вопросу.

— Консьержка сказала вам насчет воды?

— Да.

— В наше время чертовски трудно найти квартиру. Студент платит мне половину этой суммы всего лишь за одну комнату, а живет на шестом этаже. И воды у него нет.

Трелковский откашлялся, желая немного прочистить горло и чувствуя, что все это начинает его раздражать.

— Пожалуйста, поймите меня, — проговорил он, — мне не хотелось бы умалять достоинства вашей квартиры, но, согласитесь, ведь в ней нет даже кухни. Да и с туалетом тоже проблема… Представьте себе, например, что мне станет плохо — хотя такое, правда, случается нечасто, уверяю вас… но вдруг мне посреди ночи понадобится встать и сходить… Согласитесь, это все же не очень-то удобно. С другой стороны, даже если я заплачу вам всего четыреста тысяч, вы ведь получите их наличными.

Хозяин поднял руку, перебивая его.

— Речь не идет о деньгах, и я хотел бы сказать вам об этом прямо, месье…

— Трелковский.

— Месье Трелковский. Я не в таком уж сложном финансовом положении, и мне не нужны ваши деньги, чтобы заработать себе на кусок хлеба. Нет, я сдаю квартиры, потому что у меня есть пустующая жилплощадь, а я знаю, какая это редкость в наши дни.

— Разумеется.

— Однако я человек принципиальный. Я не скряга, но и не филантроп. Пятьсот сорок тысяч — вполне приемлемая цена. Я знаю других домовладельцев, которые потребовали бы за такое же жилье все семьсот тысяч и имели бы на это полное право. Что же до меня, то я прошу всего пятьсот сорок и не вижу никаких оснований снижать цену.

Трелковский слушал эту тираду, чуть кивая головой, словно в знак согласия, и с понимающей улыбкой на устах.

— Разумеется, месье Зай, — проговорил он, — я прекрасно понимаю вашу точку зрения, она вполне разумна. Но… Я могу предложить вам сигарету?

Домовладелец отказался, и Трелковский продолжил:

— В конце концов, мы же не дикари. Мы можем спорить по каким-то вопросам, но в то же время всегда в состоянии попытаться понять друг друга. Вы хотите пятьсот сорок тысяч. Хорошо. Но если придет кто-то, кто согласится на эти пятьсот сорок тысяч, но с условием выплаты денег частями через каждые три месяца, эти три месяца могут потом растянуться на три года. Вы не находите, что гораздо лучше было бы получить четыреста тысяч, но, как говорится, разом?

— Нет, не нахожу. Я лучше вашего знаю, что самое лучшее — это наличными и сразу. Однако я предпочитаю пятьсот сорок тысяч наличными четыремстам тысячам наличных.

Трелковский прикурил сигарету.

— Естественно. И у меня нет ни малейшего желания утверждать, что вы неправы. Но задумайтесь хотя бы на минуту — ведь прошлая жиличка еще не умерла. Возможно, эта женщина потом вернется обратно сюда же. Но даже если она проболеет довольно долго, или не сможет больше взбираться по ступеням лестницы на третий этаж, то ведь всегда сможет поменять квартиру на другую. И вам известно, что по закону вы не имеете права запретить ей подобный обмен. В таком случае вы не получите уже эти четыреста тысяч — вы не получите ничего. Но со мной — со мной вы получите именно эту сумму, у вас не возникнет никаких проблем, и все будет базироваться исключительно на дружеской основе. Никаких проблем для вас, никаких проблем для меня. Ну что, вы могли бы предложить более приемлемый вариант решения?

— Вы исходите из крайне маловероятного развития событий.

— Пожалуй, но ведь такое вполне возможно. А с четырьмястами тысячами наличных у вас не будет никаких проблем, никаких осложнений…

— Так, хорошо — давайте на минуту посмотрим на это дело с другой точки зрения, месье… Трелковский. Я уже сказал вам, что для меня главное заключается не в деньгах. Вы женаты? Извините, что интересуюсь подобными вещами, но речь идет о детях. Это очень тихий и спокойный дом, а я и моя жена — старые люди…