Они присели на песок. Мозговик изучал собаку. Такой возможности у него до сих пор не было, тем более, что собака была наиболее крупным потенциальным хозяином из животных, встреченных им.

Стало быть, Бак может стать его хозяином, если возникнет необходимость. Или другая собака, которая окажется спящей поблизости.

Бак, утомленный пробежкой, заснул. Мозговик раздумывал, выжидая. Вселившись в Бака, он вынужден будет обходиться органами чувств пса.

— Я все пытаюсь понять, почему он сюда пришел, — сказал Хоффман.

— Кто же это поймет, Гус? Он был не в своем уме, вот и все. Наверное, нашел эту пещеру еще мальчишкой, а теперь вспомнил про нее и пришел. Может, спрятаться от чего-нибудь… Никогда ты не поймешь, что думает человек, когда у него мозги не в порядке.

— Может быть, он и в самом деле хотел спрятаться. А что, если он пришел сюда не прятаться, а прятать что-нибудь? Или выкопать то, что зарыл раньше? Здесь такой мягкий песок, что его руками можно рыть…

— Что он мог здесь прятать? Или выкапывать?

— Не знаю. Но если мы здесь что-нибудь найдем…

В данном случае борьба оказалась чуть более заметной, чем в случае с полевой мышью, но так или иначе мозговик почти мгновенно вселился в Бака. Бак поднял голову.

Мозговик лихорадочно обдумывал ситуацию. По всей видимости, он не сможет убить обоих, но может наброситься на них и покусать, прежде чем они усмирят или прикончат его. Это, разумеется, отвлечет их от раскопок, по крайней мере, сейчас. Им придется возвратиться в город и показаться врачу. Если не из-за самих укусов, то хотя бы из боязни бешенства.

Гарнер возразил:

— Не сейчас, Гус. Видишь ли, хоть я и уверен, что мы тут ни черта не найдем, однако готов поработать вместе с тобой — только завтра. Здесь слишком темно, и без фонарей мы ничего не сделаем. Кроме того, лучше бы иметь лопаты и грабли. У нас теперь слишком мало времени: надо заскочить домой, перекусить, переодеться и идти на дознание.

— Пожалуй, ты прав, — согласился Гус. — Сейчас нам действительно пора идти. Но, по крайней мере, мы узнали одну вещь, которую можем сообщить на дознании. Мы знаем, куда ушел Томми и где оставался, пока не увидел свет наших фонарей.

Бак вновь опустил голову. Когда мужчины выбрались из пещеры, он последовал за ними, держась радом с Хоффманом совсем, как настоящий Бак.

Пробежав возле них пару миль, он вдруг резко повернул на восток и понесся вдоль дороги в направлении, противоположном тому, куда следовали двое мужчин. Бак не сразу рванул через лес к пещере — он не хотел вызвать у них подозрений. Хоффман кричал, призывая его, но пес не обращал внимания на крики хозяина.

Повернув за угол и скрывшись из их поля зрения, он резко изменил направление и углубился в лес. Мозговику не требовались органы чувств Бака, чтобы в считанные минуты домчаться до пещеры.

Вбежав внутрь, Бак вырыл ямку в песке, извлек оттуда зубами панцирь мозговика, затем вынес его из пещеры и аккуратно опустил на землю. После этого он вернулся внутрь, засыпал вырытую ямку и стал кататься по песку, чтобы ликвидировать всякие следы раскопок. Выбежав наружу, Бак снова схватил зубами тело мозговика. Оно было не тяжелее куропатки, и пес держал его в пасти так же нежно, как раненую птицу.

Бак побежал в лес и начал искать совершенно уединенное, нетронутое место. В густой высокой траве, прикрытой со всех сторон кустами, он нашел ствол дерева с большим дуплом. На время это могло послужить укрытием. Наклонив голову, он опустил мозговика в дупло и подтолкнул лапой, чтобы того совсем не было видно.

Затем Бак побежал дальше — чтобы любопытная собака, почуяв его след, пробежала мимо ствола, прикрытого травой и кустами. Через несколько сотен ярдов пес остановился и сел, а мозговик принялся размышлять.

Итак, ему удалось ликвидировать опасность. Если мужчины все-таки вернутся и начнут искать, то теперь уж наверняка ничего не найдут. Есть ли, однако, смысл использовать Бака в качестве хозяина? Он тщательно обдумал этот вопрос и ответил на него отрицательно. Бак выполнил свою задачу. Если мозговик останется в Баке, то вынужден будет ограничиться сенсорными возможностями пса, что не позволит ему изучать других потенциальных хозяев и опробовать их. А между тем мозговику хотелось по своему желанию вселяться в ястреба, сову, оленя и других животных. Пес в качестве хозяина не давал ему обучаться, тормозил реализацию его планов.

Бак неторопливо бежал по направлению к дороге.

У края дороги он подождал приближавшийся автомобиль. В последнюю секунду, когда водителю не хватило бы времени даже прикоснуться к тормозам, пес бросился вперед, прямо под колеса.

Вернувшись в собственное тело примерно через минуту (именно столько времени прожил раздавленный колесами Бак), мозговик обдумал собственные действия в сложившейся ситуации и пришел к выводу, что на этот раз ему удалось избежать ошибок.

Так оно и было, за одним-единственным исключением. Напрасно он не подождал следующую машину. Дело в том, что за рулем автомобиля, сбившего Бака, сидел Ральф С. Стаунтон, профессор физики из Массачусетского технологического института.

Внешность доктора Стаунтона была ничем не примечательна. Он был маленького роста, примерно 158 сантиметров, и весил не больше 50 килограммов. Лет ему тоже было около пятидесяти, коротко остриженные волосы начали седеть, но выносливое крепкое тело и живой ум делали его моложе. И прежде всего молодым его делали глаза. Когда что-то вызывало в нем сильное любопытство, глаза не просто начинали блестеть — они сверкали, как алмазы.

Сейчас, на отдыхе, он был одет свободно и даже несколько небрежно. Стаунтон уже пару дней не брился, и трудно было поверить, что перед вами — один из умнейших людей страны.

Бормоча проклятья, Стаунтон резко ударил по тормозам. Его вины в случившемся не было: избежать столкновения с собакой было невозможно. И все равно происшествие крайне огорчило его. Что случилось с собакой? Она слепая? Бешеная? Она совершенно неожиданно выскочила из кустов. Даже если она не смотрела на дорогу, то все равно не могла не услышать шум мотора — единственный звук в тиши сельской местности. Этот громоздкий фургон, старый и дребезжащий, он приобрел в Грин-Бее две недели тому назад, после того как прилетел в здешние края. Фургон обошелся так дешево, что даже если он в конце отпуска продаст его просто как лом, все равно это окажется дешевле, чем шестинедельный прокат автомобиля.

Он выключил зажигание, вылез из машины и пошел назад, надеясь, что собака уже мертва. Вряд ли она могла выжить после того, как по ней проехали оба левых колеса — переднее и заднее. Так или иначе, ей суждено было умереть, поэтому профессору не хотелось стать свидетелем мучений несчастного животного. Собака лежала примерно в двадцати шагах позади его машины. Ни звука, ни движения. Не дойдя нескольких метров, он увидел, что псина еще жива — бок подрагивал в конвульсиях.

Стаунтон выругался и вернулся к машине. Он не захватил с собой ружья; придется обойтись монтировкой. Взяв ее, он поспешил к собаке, но та была уже мертва: остекленевшие открытые глаза смотрели в никуда. Кровь вытекала изо рта, дыхание прекратилось.

— Прости, старина, — тихо произнес Стаунтон. — Наверное, надо найти твоего хозяина и сообщить ему.

Он наклонился, чтобы поднять пса за ноги, но затем, передумав, выпрямился. Собаку следует похоронить, так или иначе, а после того, как над ней поработают муравьи и мухи, эта процедура станет куда менее приятной. Нельзя оставлять ее здесь, поскольку дела в Бартлесвилле потребуют несколько часов. Лопаты в фургоне не было, но зато был брезент, слишком старый, чтобы беречь его. Он вытащил брезент, расстелил на дороге, затем положил на него труп собаки и, завернув в несколько слоев, убрал в фургон.

В городке Стаунтон сделал необходимые покупки, в каждом магазине сообщая о собаке — хаунд, кобель, коричневый с белыми пятнами — и на третьей попытке ему повезло: ему сказали, что, по всей видимости, это пес Гуса Хоффмана, и что сам Хоффман сейчас находится в городе на происходящей в местном морге процедуре дознания по поводу самоубийства его сына.