Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Хлопанье двери было слышно, крик девчонки сделался слабее, но не исчез полностью, не растворился в других звуках.

– Что же, мы получили что хотели. Они не могли не слышать.

Не обращавшие внимания на следственный эксперимент мужики увлеченно тюкали молоточками по мраморной доске.

Глава 9. Новый визит Минкиной

Надо сказать правду, что он был искренно предан Павлу, чрезвычайно усерден к службе и заботился о личной безопасности Императора. У него был большой организаторский талант, и во всякое дело он вносил строгий метод и порядок, которые он старался поддерживать строгостью, доходившею до тиранства.

Таков был Аракчеев.

Н. А. Саблуков[59]. «Записки»

Когда следователи вернулись к себе, Аракчеева там уже не было. Граф появился перед обедом и, отозвав Псковитинова, предложил ему пройти в его кабинет.

Резной наборный паркет под ногами представлял собой сложный геометрический узор, составленный из разных оттенков красного дерева, стены были обиты шелком кирпичного оттенка, почему-то подумалось, в цвет казарм, что у деревни Сельцы. Псковитинов недавно вернулся из тех мест, куда ездил по долгу службы. В глубине огромного кабинета напротив массивного стола красного дерева, за которым, по всей видимости, обычно трудился Аракчеев, красовался массивный мраморный камин, по обеим сторонам которого возвышались ионические полуколонны. На самом камине стояли неожиданно для этой красной комнаты эффектно смотрящиеся малахитовые часы с золотым Прометеем, несущим зажженный факел.

Александр Иванович отметил несколько шкафов с книгами. Вот бы подойти поближе да полистать… Вряд ли граф Аракчеев держит в своем доме какую-нибудь сентиментальную пошлятину. Тут могли обнаружиться словари, исторические труды, может быть, даже переписанные и переплетенные в современные переплеты старинные летописи. Большой друг Аракчеева Великий магистр Мальтийского ордена государь император Павел I отлично знал, насколько Алексей Андреевич не жалует дорогие монаршему сердцу заграничные веянья, ратуя за возрождение древних обычаев. Безусловно, при иных обстоятельствах поработать в библиотеке Аракчеева было бы более чем полезно.

Ансамбль, состоящий из маленького уютного столика со стоящими рядом с ним креслицами, располагался у окошечка, должно быть, здесь всесильный граф разговаривал на неофициальные темы, принимал гостей, а не отдавал приказания подчиненным. Отличительной особенностью кабинета Аракчеева было то, что вся деревянная мебель и пол были выполнены из дорогого и эффектно смотрящегося красного дерева.

Не мешая гостю разглядывать окружающую его обстановку, Аракчеев прошел к рабочему столу и сел на свое место, так что Псковитинову волей-неволей пришлось занять стул напротив. Судя по выбору места, разговор предстоял официальный.

– Я чувствую, что вас, Александр Иванович, мне Бог послал. – Несомненно, вы разберетесь во всем этом подлом заговоре, – с надрывом заговорил Алексей Андреевич. – Очевидно, что злоумышленники покушались не столько на несравненного ангела Анастасию Федоровну, сколько метили в меня. Двадцать пять лет верной дружбы чего-то да стоят? Как вы считаете? Враги мои, что много раз покушались на жизнь мою, на этот раз рассчитали удар с пугающей точностью. Они понимали, меня можно отравить, можно зарезать, застрелить, но я сильный мужчина и, даже оставшись без охраны, вполне способен дать отпор. Бросившийся на меня с ножом или со шпагой вряд ли вернется с этого предприятия живым и здоровым. Кушанья, которые подают мне, пробуют мои люди, так что покончить со мной не так-то просто. Другое дело… – Его руки рефлекторно сжались в кулаки, голос дрогнул, в глазах блеснули слезы. – Другое дело – убить близкого мне человека. Вы понимаете, с момента, когда мне сообщили об убийстве Настеньки, ведь я не сплю уже без снотворного. Я не могу нормально трудиться. Не могу думать и принимать решения. Случись что в военных поселениях, я… Иными словами, вчера я написал письмо государю, он знавал Анастасию Федоровну и для него это тоже, если и не удар, то известие из ряда крайне неприятных. Так вот, я писал… – Он приложил платок к глазам и держал его какое-то время, собираясь с силами. – Вот, послушайте: «Легко может быть сделано сие происшествие и от постороннего влияния, дабы сделать меня неспособным служить Вам и исполнять свято Вашу волю…».

Аракчеев высморкался.

– Я имел в виду, что ее убили с целью ослабить меня, деморализовать, вывести из строя. Чтобы я не мог уже служить его императорскому величеству, как служил все эти годы. Я говорю все это вам, чтобы вы ведали ход моих мыслей и делали соответствующие выводы. – Он хлопнул об стол письмом, припечатав его сверху ладонью с растопыренными пальцами.

– Все. Более не смею задерживать вас. Назавтра жду на церемонии погребения.

Поняв, что все, что хотел граф, он сказал, Псковитинов с достоинством поклонился и вышел из кабинета.

Остальные допросы челяди в тот день не сдвинули расследование с мертвой точки, только староста Шишкин припомнил, как года три назад на постоялом дворе, что у рынка, подрались каретник с помощником землемера. Да так, что помощник землемера вскоре скончался от побоев. Надо было арестовать каретника, но прогулочная коляска госпожи Шумской нуждалась в ремонте, так что она сначала попросила явившихся за убивцей служивых маленько обождать, а потом и вовсе приказала Шишкину изыскать в Грузино какого-нибудь другого преступника, менее ценного и необходимого в хозяйстве. Каретник был действительно отменным мастером, и заказы на него сыпались от всех соседей, так что староста, поразмыслив так и сяк, собрал односельчан, и всем миром они порешили назвать убийцей калеку-пастуха. Пасти коров и подросток сможет, а каретника расточительно – под суд отдавать, от него прок в хозяйстве великий.

Пастуху же за его добровольную помощь общине починили крышу в доме, взяли старшую дочь Федосью в горничные к госпоже, а также со временем обещали пристроить к делу ребят поменьше. В общем, все остались таким решением довольны.

Псковитинов старательно подчеркнул имя Федосьи Ивановой в своем блокноте, до рассказа Шишкина он полагал, что, возможно, девушка вообще непричастна, теперь же пришлось отдавать распоряжение заключить ее под стражу.

На ночь глядя в Грузино приехал архимандрит Юрьевского монастыря Фотий, и уже готовому ложиться Псковитинову сообщили, что утром его ждут на церемонии погребения.

Корытников устроился в соседней от Псковитинова спальне. И это было удобно. В комнатке для слуги теперь как-то ютились камергер Александра Ивановича, Селифан, и личный слуга и кучер Петра Петровича – Яков.

– Надоели мне эти допросы с Аракчеевым. С одной стороны, его сиятельство вроде как со мной согласен, а с другой, это ведь пока мы с ним мыслим сходно, а стоит в сторону дать – так он, пожалуй, и нас с тобой, как того юного попика, кнутом из имения прогонит. А захочет, так и в эдикюль местный вместе с нашими же подследственными запрет, – вздыхал Псковитинов.

– Ага, с него станется, – согласился Корытников.

Сегодня оба следователя обнаружили на своих столах по бутылке мадеры. Аракчеев знал их пристрастия, стало быть, собирал сведения. Но мадера – ерунда. А вот что он раскопал еще?!

– Я вот что думаю, пока его сиятельство занят похоронами, отправлю-ка я его людишек в более надежную тюрьму – новгородскую. А то как бы он, устав ждать правосудия, сам за палаческое ремесло не взялся. И что самое поскудное, случись ему, да хоть этой ночью, выпустить кишки поваренку Ваське за то, что тот его зазнобу зарезал, так нам с тобой останется либо писать рапорт о самоубийстве последнего, либо врать, де сбежал подследственный и следов не оставил.

– Ну да, самим под суд.

– А что, прикажешь двадцать четыре человека вынуть из темницы и разместить в наших с тобой покоях? Дабы жестокий мститель до них не добрался?

вернуться

59

Саблуков Николай Александрович (1 мая 1776 – 20 июня 1848) – генерал-майор, автор «Записок» о времени императора Павла I и его кончине.

20
{"b":"638755","o":1}