- Мы немедленно проводим Вас до штаба армии – пришла на помощь растерявшейся эльфийке ее подруга – на что Майев лишь с каменным лицом кивнула, не демонстрируя никаких эмоций от этого известия. А затем отряд, в который включили и нас, тронулся в путь. Единственное, что я успел сделать перед отправлением – подсказать показавшимся на улице немногим выжившим жителям города уходить на запад Калимдора.
Мы вышли за стены города и в преддверии долгого перехода я решил воспользоваться возможностью обернуться в зверя. В голове скользнула обеспокоенная мысль, а удастся ли мне это? В памяти, доставшейся от Иллидана будущего, не было намеков на то, что он использовал оборот, а потому сомнения были вполне уместны. Однако не попробуешь – не узнаешь, а потому затягивать не стал и совершил обращение.
Спустя секунду моим воплощением уже стал белый тигр, твердо стоящий на земле, но едва я обвел взглядом окрестности, лапы задрожали и пасть оказалась потрясенно открыта. Потому, что мир играл яркими красками! Не столь яркими, как те, что сохранились в моей памяти, но они были! Пораженно распахнув пасть, я уставился на свою спутницу, что в настоящий момент сняла шлем и также удивленно смотрела на меня.
Майев во многом отличалась от встреченных прежде эльфиек. Сильное, тренированное тело, что легко несло тяжелые доспехи, я мог разглядеть и прежде, но теперь к этому добавились и другие черты. Лицо девушки было сотворено из прямых, острых черт, ничего мягкого и спокойного. Это было лицо воительницы, лицо той, что могла вести за собой калдораев, и никто бы не посмел усомниться в ее праве повелевать. Даже сейчас она была напряжена и готова вступить в бой – не важно, с оружием в руках или словом. А еще, пусть Майев и была удивлена, ее глаза смотрели вызывающе и смело, не ведая преград, не зная уступок. Интересная девушка с очень непростым характером, ставшая моей спутницей.
Первое замешательство прошло, и я обратил внимание на еще один важный факт – помимо зрения обычного, присутствовала возможность видеть и проявления магии, пусть не так хорошо, как в теле эльфа, но все же… Странно, почему вообще в теле тигра у меня сохранилось зрение?
- Иллидан, – осторожно, тщательно подбирая слова, прервала наступившую тишину Майев, – я не спрашиваю, почему у тебя горят зеленым светом глаза, но почему пасть?
Я издал растерянный рык, но сказанное жрицей торопливыми кивками подтвердили как она сама, так и окружавшие меня воительницы. Еще и свечение из пасти? А оно откуда взялось? Хотя постойте, вначале о зрении. Необходимо ответить на вопрос, как сохранилось оно, а уже затем на все остальные.
Итак, что мне известно об обращении в зверя? Память отозвалась с трудом. Я не слишком внимательно слушал Кенариуса и в очередной раз с раздражением понял, что делал это напрасно. Но гнев удалось подавить быстро, и далее настала очередь изучить то, что сохранилось в памяти. А сохранилось там на удивление много. Все же возможность обращения в тигра была мне действительно интересна.
Итак, если подытожить главные моменты, получается следующее – первое обращение является инстинктивным, оно не требует серьезных усилий на освоение, при этом разум выбирает то вместилище, что ближе всего душе. Так моим стал белый тигр – не слишком удобно в плане маскировки, но это лишь означало необходимость лучше прятаться. Как происходит выбор облика зверя Кенариус либо не знал, либо не захотел рассказывать, но это и не важно. Важно же то, что происходит с телом по результату обращения.
В древних легендах есть рассказы о спятивших друидах, что так стремились сблизиться с природой, что начали обрастать шерстью, отращивать когти и трансформировать конечности, а то и вовсе через болезненную трансформацию обращать все тело, превращаясь в полузверя – полуэльфа. Обращение, что доступно было мне и иным сородичам, являлось не таким. По сути своей, приобретая второй, звериный облик, калдорай становился обладателем двух тел. Одно хранилось в подпространстве, в то время как второе несло в себе разум и бегало по Азероту.
Что интересно, звериного разума просто не существовало, хотя, находясь в теле зверя, пребывающий в трансе эльф вполне мог забыть о своей природе. Впрочем, это сейчас не важно. А важно то, что пусть два тела крепко связаны друг с другом и ранение, нанесенное одному, неминуемо отражается на другом, между ними все же есть различие. Облик зверя не давал использовать магию, вместо этого он хранил ее в себе, намного лучше противостоя магическим атакам, лучше заживляя раны и имея шанс самостоятельно излечить то, что телу эльфа было неподвластно. И быть может глаза тигра смогли пережить то, что не смогли глаза калдорая? Логично? Нет.
Любая нанесенная рана передается второму облику, а потому лишение глаз должно было отразиться и на тигрином зрении. Осознав, что зашел в тупик, я посмотрел на небо, в котором после долгой разлуки смог увидеть звезды, затем вздохнул и попытался подойти к проблеме иначе. А почему собственно я вообще приобрел магическое зрение? Вообще, кажется странным, что я до сих пор не задумывался над этим. Все эльфы с выжженной скверной глазами получают такое зрение как компенсацию от Элуны? Что-то в этом сомневаюсь. А значит такой взор мне дали демоны. Но что он представляет, и с какого ракурса я вообще смотрю?
Обернувшись назад в эльфа, понял, что центр восприятия по-прежнему расположен в районе глаз, а значит, стоит говорить не о выжженном органе, а об измененном, приспособленном для иной цели. И вот на этой идее я вздохнул с облегчением. Просто у звериного облика есть одна важная особенность, которая может все объяснить. Если в теле эльфа отрастить рога, такая растительность не обзаведется на звериной ипостаси. Хотя было бы интересно посмотреть на воронов с рогами на голове. А ведь рога отращивали многие друиды, подхватив моду у Кенариуса. Вот и мой брат в будущем обзавелся густой растительностью. Или она выросла сама в тот момент, когда он спал и отлынивал от супружеских обязанностей?
Ах, да, проблема зрения… Изменение облика калдорая, в отличие от ран, почти не влияет на облик зверя, а потому и мои глаза, измененные Архимондом, остались в тигрином облике прежними.* Почти прежними, небольшой эффект в виде светящихся глаз и пасти в расчет можно не брать, тем более, что со стороны это может быть даже красивым зрелищем! Я на это надеюсь.
Теперь, когда вопрос о природе зрения был решен, можно было обратиться к проблеме свечения, но здесь все было просто. Я уже умел приглушать магическое зрение – научился, после пары недель без сна, а потому и в облике тигра с этим справиться не представляло сложности. Радостно вздохнув от осознания решенной задачи, решил оглядеться.
Эльфийки и даже беорны все также смотрели на меня, более того, уже несколько раз задавали вопросы, которые удавалось игнорировать. Они явно ждали объяснений, вот только могли ждать и дальше, удовлетворять их любопытство я был не намерен. А потому, сказав Майев нечто из разряда «потом объясню», я вновь обернулся в тигра и, убрав способность магического зрения, побежал в указанном направлении. Вскоре и жрица и наш эскорт присоединились ко мне, и дальнейший путь был проведен в стремительном и притом молчаливом беге, то, что нужно при таких неожиданных событиях.
Привал был сделан лишь спустя пять часов, но и он продлился не долго. И за этот короткий промежуток времени я лишь успел поблагодарить жрицу за превосходно проведенные переговоры, в нескольких словах поведать ей об обнаруженных в себе изменениях, да съесть часть заготовленной провизии. К слову похвала Майев была воспринята спокойно. Если я правильно понял ее характер – для нее безукоризненное исполнение обязанностей было естественным, а потому и не было нужды это отмечать. Впрочем, известие о том, что впредь я буду стараться прибегать к ее услугам в переговорах, жрице понравилось и это удалось уловить.
До намеченной цели мы добрались лишь спустя десять часов, и это был очень долгий переход, по напряженности сравнимый с путешествием с Хаккаром. Главным образом из-за того, что тело уже давно просило отдыха, но так и не могло его получить. Впрочем, меня наполняла магия Источника и скверна, а потому осилить его удалось без особых проблем. Жрице пришлось тяжелее. Пусть сила Богини и была с ней, но к долгим переходам она оказалась не приучена. Тем не менее ни единой жалобы с уст Майев не сорвалось, и даже достигнув лагеря армии она упрямо стояла на ногах, не позволяя себе присесть на землю.
