После этого я начал допрос с пристрастием, стараясь вывернуть Биуна наизнанку и выбрать, из того, что просыпалось, любые крохи информации. На следующий день, продолжил расспросы выясняя: цены на рынке и в трактире; как и с кем можно знакомиться в пути; что говорить при встрече и на прощание; как действовать в различных ситуациях…

К концу дня замучил Биуна до такой степени, что он сбежал ловить рыбу на озеро, а это делать, в отличии от охоты, он очень не любил, считая, как бы бабским делом.

Вернувшись с озера, Биун, наконец, выдавил из себя самое главное - как, кому и сколько следует передавать золота и что нужно получить взамен.

Сказать, что варнак уж совсем не любил говорить, я не могу. Как и всякому нормальному человеку, ему временами требовалось высказаться. Но жизнь, а точнее ее суровые проявления, научили старого шатуна держать язык за зубами, а длительные периоды одиночества лишь усугубили дело. Однако, подобно гейзеру с кипящей водой, он мог терпеть пытку молчанием до определенного предела. Обычно период 'извержения' у него составлял две недели. Раз в десять - пятнадцать дней происходил 'прорыв' и на сон грядущий Биун рассказывал какую-нибудь страшную байку. В основном из своей прошлой, непростой жизни, говоря о себе в третьем лице.

Так, в один из вечеров он выдал историю морского похода на восток, на край континента. Тогда, по молодости лет и соответственно не от большого ума, он напросился и был принят юнгой на корабль купцов, которые промышляли добычей звериного зуба и шкур. Чем эти 'купцы' отличались от пиратов, для меня было не совсем ясно. Те же методы и цели. Но маршрут корабля действительно имел особенность.

Несколько десятков человек на паруснике поплыли вниз по течению реки Ола. Это путешествие в один конец заняло у них несколько месяцев. И они добрались-таки до устья. А это крайняя точка на северо-востоке континента. Обратно же смогли вернуться только трое. Пешком. Биун в том числе. Что называется - торговали веселились, подсчитали прослезились… Там, на Дальнем востоке, в устье реки круглый год плавали льдины, а на берегах лежал снег. Но самым страшным испытанием являлся ветер. Он дул постоянно и в одном направлении - с запада на восток. Причем, ветер мог быть только трех видов - сильный, очень сильный и ураган. Наряду с минусовой температурой это создавало жуткий коктейль, его мог выдержать только один человек из десяти. Варнак оказался из их числа.

Ветер проникал на равнину с полночи через ущелье Демонов. Через этот разлом в горной гряде протекало одно из двух ответвлений реки Ола. На относительно коротком отрезке речка, которую местные называли Дьяволка, преодолевала большой перепад высот и как следствие имела значительное количество водопадов. Некоторые из них достигали высоты в тридцать метров. И, тем не менее, река являлась нерестовой семужной. Семга, не в силах преодолеть водопады стандартными методами, все-таки наловчилась подниматься по ней с севера, используя весьма оригинальный способ. Перед водопадом она выпрыгивала из воды, расправляла перья, поворачивалась боком и позволяла ветру подхватить себя. Достигнув верхнего бьефа, изворачивалась, резко уменьшала мидель и благополучно плюхалась в воду далеко от кромки. Что называется, высший рыбий пилотаж.

Но полную версию приключений на востоке и что пришлось перенести моему наставнику, чтобы вернуться, я так и не узнал. Биун резко оборвал рассказ на полуслове, насупился, помрачнел и молча отправился спать. Фонтан слов в очередной раз иссяк.

А на следующее утро мы, не торопясь, приступили к сборам. Варнак внимательно проследил затем, как я нацепил на себя широкий пояс с золотым песком и самородками. Еще раз напомнил, потыкав пальцем в кармашки, кому, что и сколько. Проверил снаряжение и, оглядев с ног до головы, с удовлетворением кивнул. Далее, мы уселись на коней и направились по тропинке вниз по течению речки. Биун собирался проводить меня до впадения притоки в реку Ула.

До устья притоки добирались неделю, уж больно дрянной оказалась дорога, сплошные буреломы и топи. Всю дорогу, как только появлялась возможность, я цеплял Биуна вопросами и к концу пути достал его окончательно. Выскочив на берег Улы, варнак с остервенением махнул рукой, показывая куда я должен двигать, смачно сплюнул и, повернув коня, поскакал обратно даже не попрощавшись.

Форсировав речку, я обнаружил на противоположном берегу вполне приличную тропку. И в отличном настроении двинулся дальше вниз по течению, навстречу новым приключениям в качестве курьера золотого трафика.

Через пять дней вышел к тракту и первый раз в своей жизни остановился на постоялом дворе. В тот же вечер, спустившись из комнаты вниз выпить дрянного пива и закусить, а затем, вернувшись, понял, что все мои вещички тщательно обыскали, но не взяли даже комочка грязи. Кому-то мой внешний вид показался подозрительным.

Вся моя 'расслабуха' последних дней испарилась в момент. Пришло четкое понимание - я живу в реальном мире, где гуманистические идеалы и любовь к ближнему не в чести и пустой звук. Если я хочу остаться в живых, то предстоит играть по-взрослому и по жестоким правилами этого мира.

В соответствии с легендой мне нужно было примкнуть к одному из купеческих караванов из Синегорья. Я отлично понимал, что чем быстрее удастся оказаться за границами страны, тем больше шансов не встретить кого-то, кто знаком с семьей барона и следовательно избежать разоблачения. Но и торопливость в таких делах до добра не доведет.

Посему, пропустив два местных, чисто синегорских, напросился в третий, иностранный. Таких караванов, идущих вдоль реки вверх по течению, встречалось много. В основном из-за того, что вниз по реке спуститься легче легкого и стоит дешево, а вот подняться, выгребая против течения, проблема. Во многом, это еще зависело от превалирующих ветров, а они все, как на грех, задували с западного направления по течению реки. Нанять же команду гребцов, купцам средней руки обычно не по карману. Так что стоимость билетов на речной трамвайчик, плывущий вниз и вверх по течению, разнилась в десятки раз.

Вследствие этого в нужном мне направлении движение по тракту являлось очень оживленным. Я как раз вышел по малой нужде, когда услышал шум во дворе. Во многом недержание мочи являлось следствием отвратного пива, которым я за неимением другого заправлялся уже несколько часов, сидя в одиночестве в уголке зала.

Оказалось, шум и суету создали нужные мне попутчики. Услышав характёрную с присвистом речь, понял, что прибыл кентонийский караван. Он возвращался в Грас-Харо - столицу королевства Кенто.

Здесь я решил сымпровизировать и блеснуть новыми талантами. Говорят же, что знание - сила, а вот от себя могу добавить, что знание языков - это страшная сила. Поэтому, чуть подождал пока караванщики зайдут в трактир, настроился бутафорить и направился за ними.

Ругаться начал еще во дворе и для своего монолога вытащил из глубин памяти один из лучших, многоколенных и многоэтажных перлов, созданных русским народным творчеством. Ввалившись в обеденную залу, я, не прерываясь, поминал 'добрым' матёрным словом всё - непролазную грязь на дорогах, отвратную погоду, тупых и жуликоватых синегорцев, гадостное пиво в трактире… и всё это в вольном переводе с русского на кентонийский. Получился, конечно, не Шекспир, но в целом очень даже ничего.

По крайней мере, команда купцов, уже было усевшаяся за стол, дружно замерла соляными столбами. У них широко раскрылись варежки и они провожали меня взглядами все время, пока я, не обращая на них внимания, направлялся в угол зала к своей одинокой кружке пива. Усевшись за стол и для виду, сделав могучий глоток и прервав тем самым естественным путем свое словоизвержение, краем глаза посмотрел на купцов. Мой спектакль и сольное выступление прошло на бис, а ожидания оправдались на все сто. Караванщики сдвинули головы и о чем-то тихо совещались. Через минуту приняли решение и главный двинулся в мою сторону.

Он остановился напротив, окинул взглядом стол, оценил скромность ужина, поклонился и на чистом кентонийском с особо утонченным и пронзительным присвистом, предложил господину выпить и закусить вместе с ними. После минутного 'колебания', я согласился.