Всю зиму и весну размышлял над произошедшим и решил - нужно что-то делать! Летом, ближе к осени, нашел концы и напросился в компаньоны к местному браконьеру в Архангельской губернии. Вместе с ним посетил один из притоков Мезени. Речка оказалась один в один с рекой из Нового мира. Ну, может чуть меньше.

В результате вояжа на Мезень стало понятно, что все две недели, голодая, шел рядом с необъятной бочкой с едой… Достаточно было нарезать ивовых прутьев, сплести за пару часов вершу, воткнуть ее на подъем на перекате на ночь - и все проблемы с диетическим мясом решены. Причем, оставить на перекате нужно не на всю ночь, а максимум на часок. Если держать на перекате до утра, то вершу придется не вынимать, а выкатывать на берег.

На следующий год отправился на юг в Астрахань. Добрался до Главного Банка в низовьях Волги и 'постоял' с недельку рядом на берегу. Половил рыбку на Раскатах. Красота. И отдохнул от души, и квалификация осталась. Дальше, больше.

Внедрение произошло на втором курсе института, во время производственной практики. Начался второй этап. Снова перед сном почувствовал на себе тяжелый давящий взгляд и… проснулся на старом месте в Новом Мире там, где закончил в прошлый раз пятнадцатидневный голодный поход.

В этот раз я осмотрел окрестности уже другими глазами, - не как проситель и испуганный мальчик, а как Завоеватель, расправив плечи. Наметанным глазом отметил не только избушку, но и лодку у берега, явно рукотворный заборчик у притока, чтобы удобнее ставить вершу, сеть, развешанную для просушки, и другие милые сердцу мелочи. Судя по травам и состоянию листвы, здесь в самом разгаре лето. Спать я лег в шерстяном тренировочном костюме и шерстяных носках: практика у нас полевая, а под Москвой в мае, нередко случаются ночные заморозки, когда в кружках с водой, оставленных за стенами палатки, поутру можно обнаружить толстую корку льда. Здесь же было тепло и я расстегнул молнию на костюме. Затем подумал и снял носки, запихнув их в боковые кармашки. Пошевелил пальцами ног в мягкой траве - нормально. Вдохнул полной грудью пронзительно чистый воздух и направился в обход озера к дому.

По дороге пришлось форсировать три, впадающих в водоем, ручья. Первый оказался глубиной метра два. Я разделся до трусов, переплыл водную преграду и пошел дальше, неся одежонку упакованную в один сверток.

Рядом с домом, на берегу третьего по счету ручья, стояла маленькая избенка. Почерневшая от времени древесина, вросшие в землю и покрытые мхом стены - все говорило, что лет ей немало. Осторожно приоткрыв массивную низкую дверь, висящую на кожаных петлях, заглянул внутрь. Это оказалась банька и топилась она по-черному. В углу присоседились две деревянных кадушки, скамья, на которой стоял черпак, закопченные стены и горка каменных булыжников. Прикрыв дверь, решил одеться и направился дальше, осторожно переступая босыми ногами по еле заметной тропке.

Сам хутор обретался на возвышенности. От баньки до него шагов двести не более. Дом представлял собой, объединенный под одной крышей по форме буквы 'Г' - жилой и хозяйственных блок. Все строения сделаны из массивных бревен. Почерневшая от времени древесина, свидетельствовала, что стоят постройки не менее ста лет.

Остановившись в центре двора, огляделся и прислушался. В пристройке всхрапнула лошадь, а в доме, кто-то уронил тяжелый предмет. Через пару секунд дверь распахнулась и в проеме показался мужик. Босой, в холщовой рубахе и портах, перепоясанный ремнем, на котором висел приличный тесак в ножнах. Косматая шевелюра, окладистая борода и крепкое сложение. Прислонившись к косяку двери, он несколько минут исподлобья сверлил меня взглядом. Затем отлепился от подпорки, огляделся по сторонам, спустился с крыльца и направился ко мне. Остановился в двух шагах и, продолжая сверлить взглядом, то ли сказал, то ли спросил, как плюнул.

– Благородный?

Я никогда не считал себя полиглотом, но его хриплое карканье понял без переводчика, а затем без напряжения, мысленно, добавил к его фразе, свою, но еще короче. - Мля! - Как выяснилось гораздо позже, этот диалог у нас состоялся на подгорном диалекте синегорских племен.

Затем хуторянин медленно вытянул свой тесак, шагнул ко мне и ткнул ножом в живот. Удар оказался бесхитростный и небрежный. Я на автомате взял его на прием, завернул руку за спину и вынул из ослабевшей ладони нож. Слегка отодвинувшись, пинком под зад отправил хозяина обратно к крыльцу. Когда мужик повернулся ко мне снова, я махнул рукой и вогнал нож в косяк двери у него за спиной. Хозяин проводил тесак взглядом, хмыкнул, поднялся на крыльцо, вытащил нож и вложил в ножны. Бросив на меня косой взгляд, кивнул.

– Заходи.

В помещении мы сели за стол друг против друга. Минут пять хозяин молча продолжал рассматривать меня. Затем вытянув свою левую корявую клешню ладонью вверх, приказал.

– Дай руку!

Я вложил в его руку свою кисть. Посмотрев на ладонь, мужик мозолистым пальцем правой руки с глубоким трауром под ногтем провел по моей мягкой ладошке и уже твердо констатировал.

– Благородный! - Выпустил руку и задал неожиданный вопрос.

– Учиться будешь? - Не очень представляя, что это означает, я, в первый момент, споткнувшись из-за непривычной артикуляции на вроде бы хорошо знакомом и простом слове, прорычал ему в ответ на синегорском языке.

– Да.

Хозяином хутора оказался варнак Биун. В его доме, я прожил почти три месяца и каждый день этот старый и тертый шатун, молча, заколачивал в меня, как гвозди, все премудрости средневекового военного дела, начиная с верховой езды и заканчивая форсированными способами пыток пленных. Причем, методы его обучения не отличались гуманизмом и могли нормального человека очень быстро сделать инвалидом. Временами, смахивая соленый пот с лица, я думал, что если бы ему кто сказал о таких понятиях: как права человека, восьмичасовой рабочий день и о прочих 'достижениях' земной цивилизации, то этот матерый бандит веселился бы целый день… а может и поболее.

В основном же меня спасала молодость, быстрая реакция, хорошая физическая форма и неплохая предварительная подготовка. И тем не менее, к концу срока от усталости я спал на ходу, но квалификация оставалась.

Выпал я обратно, также неожиданно, как попал. Задремал на ходу, ткнулся головой в стенку, прошел ее насквозь и рухнул лицом вниз в густую траву на поляне в ближнем Подмосковье выжатый как лимон. За кустами, примерно в километре, послышался скрип тормозов электрички. Через минуту электропоезд закончил торможение, остановился и снова тронулся с места. Станция.

Собравшись с духом поднялся на ноги, оглядел себя - типичный бич из страны с тропическим климатом. А преодолев преграду из кустов, увидел стандартный транспарант-указатель и разглядел с тыла название станции. Покопался в памяти и с облегчением вздохнул. До дома можно добраться даже пешком. Что с успехом и проделал в ночное время, временами шлепая по асфальту босыми ногами и, радуясь, что вернулся не зимой.

И, как и в первый раз, основной проблемой оказалось поиск разумных объяснений, где был и почему пропустил практику. Не вылететь из института помогли только серьезные успехи в спорте.

После всех приключений, наученный горьким опытом, в надежном месте оборудовал захоронку со всем самым необходимым на первый случай. Мало ли…

Если после первого посещения Нового Мира я активно решал вопросы выживания в дикой природе и добился серьезных успехов в этом архиважном деле, то второй заход показал, - требуется дальнейшее совершенствование, но уже в благородном деле средневекового мордобоя и поножовщины.

Наука Биуна нуждалась в осмыслении и творческом развитии. Посему, не бросая занятий спортом, приступил к выработке собственного метода ведения боя. Имеющий некоторое представление о 'достижениях' человечества в этом виде деятельности, я решил, - нужно лишь взять из традиционных стилей рукопашного боя то, что дает преимущество в реальной схватке с применением холодного оружия. А поскольку натура я творческая и увлекающаяся, то и результаты целенаправленной работы оказались очень впечатляющие. Конечно, обучение у классного учителя это здорово. Но никто пока что не отменял свободу воли и самовыражения, в соответствии с чем, человек в основном делает себя сам.