— Я буду, как ты, дядя, — решительно сказал Родерик, — раз ты убедил меня не идти за Равенной, хорошо, я не вернусь в герцогский замок. Но я тоже не возьму себе другой жены.

Каспар резко развернулся и, схватив за шею племянника, столкнул его лоб со своим. Родерик глухо охнул от неожиданности.

— Даже думать о таком не смей, — грубее, чем обычно, сказал Каспар, — я любил Энциан так сильно, что тебе пока и не снилось. Ты лишь думаешь, что смог бы полюбить герцогскую дочь. Спасибо ей за твое спасение, но ты не должен говорить такое из-за нее. Ты найдешь жену. У будущего вождя должны быть наследники, а наша кровь должна продолжать течь в жилах сильнейших людей. Ты один можешь дать ей новую жизнь и надежного защитника для потомков Последышей и Детей Сестры.

Родерик испугался тому, что в глазах Каспара, как ему показалось, мелькнуло безумие, которое он прежде видел лишь в глазах герцога Фридриха. Поэтому он поспешно взял свои слова назад. Но, когда оба язычника успокоились, Родерик подумал, что останется при своем: «Я имею право поступать так, как считаю нужным, как и ты, дядя».

— Скажи, Каспар, ты действительно думаешь, что я стану вождем? — решив сменить грустный предмет разговора, спросил Родерик.

Каспар кивнул.

— Ты поможешь мне? — немного тише спросил парень.

Мужчина поправил упавший на землю плащ:

— Я буду с тобой каждый отведенный мне Богами день. Если придется, я буду убивать ради тебя, дитя. Если придется, я отдам жизнь ради тебя.

— А если я попрошу тебя убить… его, ты убьешь?

Каспар посмотрел на племянника:

— Ты ведь не попросишь. А если бы и так, то… нет. А ты убил бы его?

— Да, — твёрдо сказал Родерик, готовясь к новому спору, но Каспар лишь покачал головой.

— Не давай таких клятв, дитя. Ты ведь теперь знаешь, как это больно — нарушить слово.

Родерик хотел что-то возразить, но слова застряли в глотке. Слишком часто в тот вечер был прав его дядя.

— А помнишь деревья, которые вы посадили в детстве? — внезапно спросил его Каспар, — это были… липа и тополь?

— Липа и клён, — поправил его Родерик, — помню, конечно. Давно я их не проведывал. Теперь уж и не придется.

— Ты еще вернешься, и они будут высокими и крепкими, как и вы сами.

— Почему ты думаешь, что я вернусь к Эксерским камням? — хмуро спросил Родерик.

— Потому что я знаю, что сам вернусь. Почему бы и тебе не последовать моему примеру? Ты, кажется, уже хотел сегодня это сделать, а, неугомонный плющ?

Вероятно, устав грустить и переживать, Родерик почему-то засмеялся. Начал тихо смеяться и Каспар. И только тогда они услышали громкие радостные песни язычников и вспомнили, что не одни.

***

Грезэ всё это время проговорила с Сиком, Сыном Сестры, который перепрыгнул с ней через костёр.

— Что это за птицы? — каштановолосый парень кивнул в сторону сына и брата Стина, вновь усевшихся поближе к костру, но всё же чуть в стороне от остальных.

Грезэ подняла голову и перехватила взгляд Каспара. Он улыбнулся, но всегда спокойные глаза смотрели на неё непривычно сурово. Девушка вздрогнула и, не задумываясь, начала сплетать в косу длинные сочные травинки рядом с собой. Это всегда её успокаивало.

— Дядя и племянник, Каспар и Родерик из рода Хайде. Лучшие из нас… из тех, кто остался с нами. — голос Грезэ дрогнул, она заговорила быстрее, чтобы это скрыть, — Отец Родерика погиб много лунных жизней назад. Дочери Земли уготовили ему страшную смерть, но он… он точно пирует с Богами. А его второй сын, Герард, предал нас в тот же день, когда и… — Грезэ отвернула голову от нового знакомого.

— Я понял, — тихо сказал Сик, который водил сухой веткой по земле, будто что-то чертил. Он слишком сильно надавил на прутик, который с хрустом переломился надвое. Парень вздохнул, — прости, я хотел тебя отвлечь, но не очень-то вышло.

Грезэ посмотрела на него и неуверенно улыбнулась:

— Ничего. Это не так-то просто. Что ещё тебе интересно?

— Старейшина говорил, что в их жилах течёт сильная кровь, — Сика не оставляли в покое мысли о молчаливых темноволосых Последышах, — чем был славен их предок Хайде?

Сик подумал о первом в его роде, Эше, и о единственном его поступке, хранившемся до сих пор в памяти потомков. Бесстрашный муж вступил в схватку с медведем, чей покой нарушила дочь его сестры. Бой был выигран страшной ценой: Эше больше не мог ходить. Но, пролив кровь друг друга, медведь и пращур Сика связали свои семьи навсегда. С той поры пути свирепого хранителя Леса и рода Эше больше не пересекались.

Грезэ прервала размышления Сика тем, что пододвинулась к нему чуть ближе и случайно коснулась рукой его бедра. Жесткие волосы Сына Сестры будто на мгновение вытянулись вверх. Он смущенно кашлянул, и Грезэ, тихо ойкнув, убрала руку.

— Прости, — прошептала она, — я не хочу, чтобы кто-то услышал, что я тебе рассказываю. Я-то знаю: тебе можно доверять, но обычно мы даже между собой не обсуждаем их род, чтобы не гневить их духов-хранителей.

— Я никому не расскажу, — так же тихо ответил Сик.

— Хорошо. Дело в том, что их кровь действительно сильна: в бою им нет равных, как говорят, и даже зрелые мужи идут за ними на смерть, потому что их смелость, их добрые сердца не могут обмануть… так мы думали про каждого потомка Хайде, — Грезэ снова посмотрела в сторону Каспара и Родерика, и в младшем отпрыске рода она увидела того, в ком все ошиблись, — но их род носит имя отца Каспара и Стина, его старшего брата.

— Как? Такой молодой род? — изумился Сик, с недовольством почувствовавший, что зависть к Родерику, которого прилюдно назвали будущим вождём, усиливается. Ему никогда не пророчили наследство Эфоя.

— Их дед сбежал в Лес из деревни, когда он был ещё ребёнком. Он никогда не говорил, почему ушёл из дома, почему искал погибели в месте, которое его родные назвали проклятым… но от хорошей жизни не делают таких вещей. Его нашли Последыши, привели к Старейшине, и тот сказал, что Боги прислали к нам этого ребёнка не просто так. Его приняли в род, он отказался от прежнего имени, хотя все до сих пор знают, как его нарекли родители. Его звали Родериком, как и моего друга, — Грезэ улыбнулась, — но он просил, чтобы его звали Эспе. Эспе взял жену, Вету, у них родился сын Хайде, он мирно отправился за черту, и его душа нашла своё дерево. Хайде уже был не чужим по крови, а своим, вскормленным Лесом с самого первого вздоха, поэтому род и носит его имя. — Грезэ, устав говорить, немного помолчала. Праздник не прекращался, смех не затихал, — Хотя та сила начала проявляться только в сыновьях Хайде. Они оба удивительные… хотя Стин не был лучшим человеком из тех, кого я знаю. Но он отдал жизнь за наши жизни, и я этого не забуду. Я думаю, что вы подружитесь с Родериком, — внезапно добавила Грезэ.

Сик недоверчиво посмотрел на девушку:

— Не думаю, что ваш герой захочет якшаться с простым охотником.

— Ты несправедлив к нему! — красивое лицо Грезэ исказилось от обиды и тут же избавилось от паутины грусти, уже долго не сходившей с него, — Что он сделал тебе? Ведь ты его совсем не знаешь.

— Мне показалось, что он смотрит на всех свысока. Не хочет ни с кем знаться. И вот сейчас он вдалеке от всех сидит с Каспаром. Это странно.

— Я думала, что ты понял, через что нам пришлось пройти, — тихо сказала Грезэ и быстро поднялась с земли. На лице девушки засияло выражение горького разочарования, — но если бы ты действительно понял, ты бы иначе смотрел на Родерика, как и на то, что я тоже сижу вдалеке ото всех. Видимо, я ошиблась в тебе.

Девушка стремительно ушла и скрылась среди танцующих и смеющихся соплеменников. Сик остался сидеть на прежнем месте. Он не мог оторвать взгляда от травяных кос, сплетенных руками Грезэ, и мысленно проклинал себя за глупость и самовлюбленность. Конечно, она права. Он за свои восемнадцать лет ни разу не участвовал в бою. Он не терял родных так, как теряли они. Глупо ждать всех от Лесных Последышей приветливости, ведь каждый по-своему справляется с горем. Сик тихо выругался и, почувствовав, что на него смотрят, поднял голову. Этот взгляд ожидаемо принадлежал Родерику, и в нем не было надменности или озлобленности, какую можно было заметить во время разговора со Старейшиной. Глаза Родерика, в которых блестели отражения игр языков пламени, смотрели понимающе, даже с доброй насмешкой. Сын Стина переглянулся с дядей. Тот пожал плечами и кивнул, и Родерик призывно помахал Сику рукой. Тот удивленно встал и медленно подошёл к ним, как никогда раньше ощущая свой невысокий рост, узковатые глаза и маленькие руки.