Я почти всё пропустила мимо ушей, запомнив только отдельные слова: похищение, офицер, «не твоя забота», «выиграть время».

— Ты понимаешь, зачем я это сделала? — спросила меня Дзэниба. Я кивнула, хотя ничего не поняла.

— Бабушка, — просипела я, — вы поможете ему? Вы спасёте его?

Да, ничего больше меня и не интересовало. Всё остальное было неважно. Весь мир казался неважным и ненужным.

Дзэниба поднялась с кровати, и я увидела, что она покачала головой.

— Я не знаю, можно ли ему помочь, милая. Но я думаю, если что-то и спасёт его, то только любовь к тебе. А теперь спи, девочка, тебе нужен отдых.

Она щёлкнула пальцами, и я почувствовала усталость и сладкую истому, предшественницу крепкого сна. Я ни на секунду не забывала о Хаку, но всё же не смогла противиться чарам Дзэнибы и уснула, не видя снов до самого утра.

***

Утро было немногим лучше ночи. Пробуждение принесло с собой бесчисленных врачей и медсестёр, плачущих родителей (папа в слезах — особое пыточное орудие) и серую после бессонной ночи Тамако. Когда меня оставили наедине с семьёй, они путано начали мне объяснять то, что я уже знала. Я не вернулась к ужину. Я не отвечала на звонки. Они собирались меня искать, но тут позвонил офицер полиции и сообщил, что я в больнице, что со мной почти всё в порядке (мне наложили шов на лоб: тот камень неплохо припечатал меня) и что мой парень пропал. Да, мой парень. Об этом говорила мама, которая умудрилась хитро и с некоторой обидой посмотреть на меня, даже всхлипывая. Я удивилась, что вытерпела и не сорвалась. Проскочила мысль о том, что Дзэниба всё же наложила на меня одно из своих треклятых заклинаний: я больше не добавила ни слезинки в океан, выплаканный семьёй Огино.

— Ты отлично держишься, доченька, — сказал мне папа, обнимая и целуя в макушку. Он в жизни меня так не называл.

— Когда я могу вернуться домой? — спросила я у мамы. Она переглянулась с папой, поэтому я тут же уточнила, — Я хорошо себя чувствую.

— Тихиро, тебя готовы отпустить уже сегодня, после разговоров с офицером Като и Абэ-саном, но тебе нужен покой, поэтому про школу пока не думай.

— Я хочу пойти в школу завтра, — как можно настойчивее сказала я.

— Милая, но завтра ещё рано…

— Я. Сойду. С ума. Дома, — отчеканила я, почувствовав внезапную волну злости к собственной матери, смотрящей на меня с неприкрытым беспокойством. Боги, как я испугалась этого чувства. Я впервые задумалась о том, как легко бросала их в своих снах, зная, что больше никогда не увижу. Мне снова захотелось, чтобы меня забросали камнями.

— Ты не будешь дома одна, — мягко сказала мама, — я посижу с тобой.

— Мне не десять лет, чтобы со мной кто-то сидел! Я просто не хочу торчать дома, чтобы вспоминать обо всём, что…

Я осеклась, потому что была близка к тому, чтобы упомянуть дракона, который спас мне жизнь. Семья истолковала это по-своему.

— Мы сейчас спросим у доктора, можешь ли ты, по его мнению, вернуться в школу. Милый, пойди, пожалуйста, — мама похлопала папу по руке. Тот, кивнув, быстро встал со стула около моей кровати (слишком маленького для моего большого папы) и вышел из палаты.

— В любом случае теперь вы обе не будете ходить одни в школу и из школы, раз здесь объявился… похититель, — мама бросила на меня очередной испуганный взгляд, явно не желая меня расстроить. Как меня может расстроить несуществующий преступник? — Мы будем отвозить вас в школу, а возвращаться…

— Меня может провожать Вада, он живёт на соседней улице, — бесцветным голосом сказала я.

— Сын одного из полицейских, которые с нами говорили? — спросила мама. Я пожала плечами: я почти ничего не знала о семье Тоси. Всё же мой неуверенный жест её убедил, и она кивнула, — Хорошо. А ты, Тамако, обязательно ходи с Ичиро.

Сестра поморщилась. Соседский сын был в неё давно влюблён, что умиляло родителей обеих сторон. Я вспомнила это как что-то давно прошедшее и уже малознакомое. «Я не должна быть здесь», — внезапно подумала я.

Вернулся папа, который сказал, что врачи разрешили мне пойти в школу во вторник. Через неделю меня будут ждать, чтобы снять швы. И нас уверили обращаться в любое время дня и ночи, если я почувствую недомогание. Я кивнула, прекрасно понимая, что в школе ли, дома я буду думать об одном. Но я смутно надеялась, что Хаку пробьёт эту чёртову защиту Дзэнибы и найдёт меня. Я не думала, что со мной будет, если я попаду в лапы дракону. Я просто…

Я просто хотела попросить прощения и сказать то, что не успела. «Пусть он не поймёт меня, но я должна это сказать».

Тамако впервые заговорила, сказав, что останется завтра со мной дома. Она произнесла это таким тусклым, но уверенным голосом, что родители не нашли что ей возразить.

— Мы забрали твои вещи, — обратилась сестра ко мне, — офицер отдал нам личные вещи, медсестра — одежду.

— Там был подарочный пакет? — быстро спросила я. Тамако кивнула и опустила голову.

Мне стало очень её жалко. Я знала, что она относится ко мне лучше, чем часто показывает, но мой «несчастный случай» явно ударил по ней слишком сильно. Я снова подумала о Хаку и о том, какая я отвратительная: беспокоюсь всё об одном и том же, в то время как моя семья сходит с ума из-за меня. А Хаку… я очень подвела его.

Этими мыслями я жонглировала во время двух очень забавных встреч после того, как моя семья снова отправилась в приемные покои, чтобы заполнять кипу никому не нужных документов. Первым ко мне зашёл молодой офицер, умные глаза которого остекленели, стоило ему присесть на стул рядом со мной. В гробовом молчании мы провели целый час, за который я заново успела подумать обо всём произошедшем. Когда офицер пришёл в себя, он явно был доволен прошедшей беседой, поблагодарил меня, уверил в том, что найдёт того, кто напал на нас с Кохакунуси, и заставит его ответить за это.

— Прошу прощение, что так сбивчиво говорила, офицер, мне ещё трудно формулировать мысли, — с готовностью ответила я.

— Огино-кун, ваши показания очень помогут расследованию! Особенно то, что вы обратили внимание на особые приметы преступника и успели увидеть его сообщников!

И все-то я увидела… какая я молодец. Но я мысленно поблагодарила Дзэнибу хотя бы за то, что моя семья начала бояться говорить со мной. Меньше всего на свете мне хотелось открывать рот.

Под этим девизом прошёл мой сеанс с психологом. Бедная молодая женщина, чем-то похожая на маму Хироко, целый час пыталась выдавить из меня хоть словечко, кроме ответа на приветствие. Она что-то говорила и о Хаку. Мол, «он не хочет, чтобы ты себя так изводила, я уверена». «Конечно. Он хочет крови. Он не отказался бы разорвать тебя в клочья», — почти спокойно думала я, глядя в окно. Был такой славный солнечный день. Какие разные события способно осветить солнце: Ханами, полное любви, и бесполезный сеанс с психологом.

Любовь. Вот только в таком контексте я и смогла произнести про себя это слово. Я снова и снова прокручивала то, что сказала Дзэниба: «Но я думаю, если что-то и спасёт его, то только любовь к тебе». Накануне я не смогла как следует подумать об этой фразе, но в молчании с психологом было что-то стимулирующее размышления. Неужели он действительно любит меня? Но откуда Дзэнибе знать об этом? Наверняка она сказала это, лишь чтобы успокоить меня. Да, это самое разумное объяснение. Она знала всё о драконе Хаку, но она не могла знать всё о моём Нигихаями. Он не из тех, кто делится сокровенным с бабушкой.

Одно я знала точно. Даже если Хаку не любил меня, он всё равно был готов пожертвовать собой, лишь бы спасти мою никчемную жизнь. Снова, не помня о том, что уже делал это раньше, нисколько не сомневаясь в своей правоте. Он был готов на всё, а я своей никому не нужной бравадой подвела, — нет, хуже — предала его. Я знала, что нет слов, чтобы попросить за это прощения.

По прошествии часа мне очень хотелось извиниться перед несчастной разочарованной в своих способностях женщиной, но я так привыкла молчать, что меня не хватило на большее, чем просто «до свидания».