— Джинсы можно было бы заменить моими бордовыми брюками, но ты же в них не влезешь…

— Вот спасибо, дорогая, — возмущенно сказала я, — чего это я не влезу в твои брюки? Ну-ка тащи их сюда!

…Я поняла, что это уловка, только застёгивая ремень, но отступать было поздно.

От души поблагодарив Тамако, которая успела собрать мне целую корзину для пикника с пледом, чаем и почти полноценным обедом, я схватила сумку и выскочила из дома. Куда делось время? Я не могла так долго собираться! В отчаянии я поспешила взяться за руль велосипеда, а проказник-ками послал мне мысль, что я непременно не справлюсь с управлением и завалюсь на дорогу.

Путаные мысли, полные паники и лишенные логики, прервал тихий свист с дороги откуда-то слева. Я прислонила велосипед обратно к стене гаража, схватила корзинку и сделала несколько шагов вперёд, чтобы понять, кто свистел. Я посмотрела влево, и меня тут же бросило в жар. Нельзя постоянно так переживать, но я ничего не могла с собой поделать.

У фонарного столба между нашим домом и домом семьи Асахина был оставлен до боли знакомый мне велосипед. Рядом с ним стоял довольно ухмылявшийся Хаку, скрестивший руки на груди. Я мысленно поблагодарила мироздание за то, что он не нарядился в смокинг — всего лишь в чёрные джинсы и лёгкую куртку, под которой была просторная футболка мятного цвета с v-образным вырезом. Вряд ли кому-то известно, почему я всё же невольно окрестила его образ смокингом ХХI-го века.

И, чёрт, он прекрасно знал, как подчеркнуть свои невероятные глаза…

— Долго молчишь, Тихиро, — протянул Хаку, чуть прищурившись.

Даже не поздоровались…

— Не ожидала увидеть тебя здесь. Мы ведь должны были встретиться в самом парке.

— Я уже собирался уезжать. Подумал, что ты все же меня опередила, и начал сочинять извинения за опоздания.

— Погоди… как долго ты здесь? — непонимающе спросила я.

Хаку посмотрел на часы:

— Сорок минут, кажется.

Я улыбнулась:

— Ты псих.

— А ты хорошо выглядишь.

В голове будто взорвался фейерверк. Я еле нашла в себе силы театрально вздохнуть:

— И ты мог подумать, что я выйду из дома час назад? Больно надо.

— Да, ты всего-то нарядилась почти как на бал, сделала новую прическу и наготовила еды для целого пира. Конечно, больно тебе надо всё это, я понимаю.

Светлые глаза Хаку смеялись, и его тонкие губы тоже подрагивали, стараясь сдержать смех. Мне стало стыдно за то, что на свидание меня собирала младшая сестра. Но не могла же я ему в этом признаться!

— Ну, а ты всего лишь сорок минут охранял наш фонарь. Абсолютно несерьёзное отношение.

Хаку покачал головой и взял велосипед:

— Если мы продолжим пререкаться, то точно оба опоздаем.

Он подъехал ко мне, и я увидела рюкзак за его спиной. П о д а р о к. Я внезапно спохватилась:

— Я же могу поехать на своём велосипеде…

— Садись уже, — с улыбкой сказал Хаку, забирая у меня из рук корзинку и вешая её на руль.

Когда я все же уселась позади Хаку, он быстро обернулся ко мне, снова оглядел с головы до ног и легонько дёрнул за косичку:

— Мне нравится.

— Я вообще-то нечасто их делаю, — зачем-то ляпнула я, и тут же услышала тихий смешок.

— Значит, я особенный?

— Значит, ты придурок, — смущённо буркнула я.

— Приятно познакомиться, я всё же Нигихаями, а не Тоси. Думал, ты нас различаешь…

— Поехали уже, — я со смехом отвернула его от себя.

***

Мы таки немного опоздали на наше свидание, оставили велосипед внизу и начали подниматься вверх по каменным ступеням только в начале десятого. Хаку нёс мою корзинку, а я старалась идти с ним в ногу, хотя он часто перешагивал через несколько ступеней, явно этого не замечая. Обычно я любила изучать фигурки ками, стоявшие на каменных постаментах по обе стороны от лестницы, но в тот раз они вселяли в меня суеверный страх. Я невольно вспомнила тот памятный летний день, когда всё изменилось. Здешние каменные истуканы немного напоминали те пузатые статуи, и их глаза с выдолбленными пустыми зрачками смотрели на меня… угрожая? предупреждая? Я понимала, что моё воображение разыгралось из-за волнения и бессонной ночи, но тот страх был сильнее меня. Я съёжилась, вжимая голову в плечи, и пыталась думать о пяти сакурах, цветущих наверху холма.

Хаку как-то почувствовал моё состояние и остановился на ступеньку выше, чем я, заставив последовать его примеру.

— Всё нормально? — спросил он.

— Да… нет, — я замялась, но решила сказать правду, — они меня почему-то пугают.

Я повела подбородком в сторону скалящего каменные зубы круглолицего истукана. Хаку ободряюще улыбнулся:

— Будь спокойна, они нам ничего не сделают. Бабушка так всегда говорит.

Он спрятал правую руку в карман куртки и чуть отставил её в сторону:

— Держись, вдвоем не так страшно.

Я взяла его под руку, и с непривычки не сразу поняла, как лучше поправить пончо. Всё это выглядело очень неловко, но Хаку будто не обращал никакого внимания на мои конвульсивные движения. Мы продолжили медленно подниматься. Вскоре мы поравнялись с приятной пожилой парой, уже спускавшейся вниз, и почтительно поклонились старикам.

— Я раньше очень боялся любых изображений богов и духов, особенно вот таких, — негромко сказал Хаку, — но бабушка всегда заверяла меня, что никакие силы не могут навредить мне, и я почему-то знаю, что она права. Так что, — он покосился на меня и улыбнулся, — пользуйся моим покровительством.

— А что мне ещё остаётся? — я почувствовала, как Хаку ободряюще локтем прижал мою руку к своему боку, и действительно забыла о пугавших меня статуях.

Вот же Дзэниба… хочешь убедить человека — скажи ему правду, даже если она из разряда нереального и фантастического. «Знал бы ты, Хаку, почему на самом деле тебя не тронет никакой ками». Но я была рада, что он не знал.

Мы наконец поднялись на вершину холма и остановились. Я непроизвольно отцепилась от руки зеленоглазого парня и сделала шаг вперёд.

Никто не стремился проводить субботнее утро там: мы были одни. Я действительно очень любила этот небольшой парк, раскинутый на холме в честь юбилея основания города. Прямо напротив лестницы находилась обзорная площадка, огороженная невысоким забором: за ней оставалось несколько метров холма, который круто обрывался после масштабного оползня. Обычно я сразу бежала на эту площадку, чтобы посмотреть вниз, на реку и поле за ней, но в тот день главными героями для меня были прекрасные тонкие деревья с нежно-розовыми цветами на ветвях. Будто облака на заре опустились слишком близко к земле и решили больше не возвращаться на необъятные небеса. Другие деревья, уже проснувшиеся и готовые к наступлению лета, меркли перед красавицами-сакурами, но они, мудрые, знали: их скромная, но яркая красота быстротечна — и не думали обижаться. Земля уже была усыпана лепестками, а одна из пяти сакур и вовсе успела отцвести, устав раньше соседок. Моё сердце непроизвольно сжалось, и я обернулась к Хаку:

— Как жаль…

Я не договорила, потому что Хаку протягивал мне мятно-розовый подарочный пакет. Как он умудрился совсем не помять его в рюкзаке? Я непроизвольно открыла рот и тут же закрыла.

— Извини, что без цветов. Но тут и так достаточно ярко.

Он казался таким спокойным, а меня буквально трясло от нервного возбуждения. «Огино, — взмолилась я, — приди в себя, умоляю».

Я взяла пакет и неловко пробормотала:

— Спасибо… я могу посмотреть?

— Боги, конечно! — воскликнул Хаку, и только так я поняла, что и он переживал не меньше меня.

Я заглянула в пакет и обомлела. В бессонную ночь я успела додуматься даже до кольца, но не представляла, что Хаку подарит мне альбом с простой белой обложкой и огромный набор пастели. Сорок цветов. Я тут же почувствовала противный ком в горле. Я всегда считала себя неинтересной, глупой и малоэрудированной. Мои интересы долгое время замыкались на воспоминаниях о мире ками и бело-зеленом драконе. Рисование было единственным долгоиграющим хобби. И вот тот, кто расширял мои горизонты каждым разговором, тот, кто столькому меня научил, сделал мне подарок, касающийся моей самой большой слабости. Самой большой после него самого, конечно.