Дойдя до раскидистого дерева, стоящего у неприметной тропы, уходящей вглубь леса, эльф, сложив руки лодочкой, издал крик лесного филина. В ту же минуту перед квенди, словно из воздуха, появился его сородич, который молча принял бумаги из рук юноши и будто бы растворился в глубине леса. Путник зябко поежился от холодного ветра, никак не желавшего отпускать Священный лес из объятий затянувшейся в этом году зимы. Свистящий порыв, словно хлыст, обрушился на эльфа, срывая с его головы капюшон, точно желая поиграть с рыжими прядями, развевающимися словно пламя. Эльф же, не обращая внимания на ветер, быстрым шагом направился прочь.

Фаэливрин спешил изо всех сил, торопясь появиться в своей комнате до того момента, как обнаружится его отсутствие. Петляя окольными тропами, эльф, наконец, очутился у восточного крыла дворца, куда выходили окна его покоев. Хорошенько затаившись, квенди подождал, пока стражники сделают очередной обход и, ловко вскарабкавшись по стене, одним прыжком перемахнул через окно. Пытаясь унять сбившееся дыхание, Фаэливрин впопыхах начал снимать с себя одежду. Едва только юноша успел натянуть на голову ночную сорочку, в дверь застучали так яростно, как будто хотели сорвать ее с петель.

Фэй, закинув свои вещи под кровать, поторопился открывать, изображая на лице сонливость. Эльф прекрасно знал, кто стоит за порогом, и от мыслей о предстоящем его привычно передернуло.

- Сколько можно возиться?! – послышался грозный бас снаружи.

Фаэливрин отодвинул щеколду, потирая глаза и демонстративно зевая.

- Я же просил тебя, мерзкая сучка, никогда не запирать дверей! Придется постараться как следует, чтобы вдолбить в твою глупую голову мысль о том, что мои приказы нужно выполнять безоговорочно!

Шуграт полыхал яростью, и даже самый отважный смельчак испугался бы в этот момент его гнева. Фаэливрин же спокойно смотрел на полуорка, не вызывавшего в душе ничего, кроме омерзения. Эльф давно уже не испытывал страха, смирившись с тем, что его дни сочтены.

- Мне было страшно ложиться спать с незапертой дверью, – притворно – испуганным голосом оправдывался Фаэливрин. – Твои сородичи так на меня смотрят… А один даже позволил себе распускать руки!

- Кто это был?! – грозно закричал орк, глаза которого наливались кровью.

- Нэхмар, – не колеблясь, ответил Фаэливрин.

Этот орк был предан Шуграту, как собака. В последнее время он начал что-то подозревать и следил за каждым шагом Фэя. Не желая подвергать себя лишней опасности, квенди подстроил орку хитрую ловушку, спровоцировав его на приставания. Теперь Фаэливрин мог быть уверен, что Нэхмар больше не будет стоять на его пути, потому что Шуграт, не задумываясь, прикончит любого, кто покусится на его собственность.

- Хватит болтать! – злобно гаркнул орк, плохо скрывая недовольство от услышанного имени. – Снимай с себя свои тряпки, пока я не порвал их прямо на тебе.

Фаэливрин без лишних слов разделся и стал на четвереньки.

- Твоя кожа холодна, как снег! – подозрительно отметил орк.

Квенди, не успев согреться после ночных похождений, невозмутимо пожал плечами:

- Я спал с открытым окном.

- Теперь я вынужден трахать ледяную глыбу! – возмущался Шуграт, прижимая к себе безучастного эльфа.

Фаэливрин рассматривал ночное небо за окном в то время, пока полуорк пыхтел, вдалбливаясь в его тело. Эльф думал о том, каким омерзительно привычным для него стало это действо. Тело понемногу приспособилось к жутким размерам орка и перестало разрываться от боли при каждом проникновении. Еженочная пытка превратилась в нудную процедуру, которую Фэй брезгливо исполнял. Когда эльф впервые услышал в Вольсинии о борделях, то ужаснулся при одной только мысли о том, что должны были чувствовать те люди, которых сородичи называли «шлюхами». Теперь Фаэливрин, сам очутившись в подобной роли, с уверенностью мог сказать, что он ощущал. Пустоту. Все чувства словно замерзали, превращая эльфа в ледяную глыбу не только снаружи, но и внутри.

Шуграт сегодня быстро закончил и, не пожелав остаться на всю ночь, оставил Фаэливрина в покое. И только когда эльф остался один, он смог позволить своей боли выплеснуться наружу. Ни одна живая душа не знала, что ему пришлось вынести после рискованного побега Ленриссиля.

На следующее утро, после отъезда кунду, Фаэливрин, причитая, бросился на колени перед растерянным Хальдаром, и захлебываясь от слез, рассказал о трагедии, произошедшей с принцем. Глаза короля потемнели от гнева, когда поисковый отряд принес немногочисленные останки, среди которых сияли несколько золотистых прядей. Обряд Кровных Уз не дал никаких результатов, и король вынужден был признать сына погибшим.

Фаэливрин рыдал так горько и надрывно, что ни у кого не возникло ни малейших сомнений в его искренности. На самом деле, Фэй так устал держать всю свою боль в себе, что был рад появившейся причине не скрывать своих чувств. Никто не мог и предположить, что эльф оплакивает вовсе не погибшего друга, а свою умершую душу, которая ушла вслед за мужем, оставив по эту сторону Грани лишь бренную оболочку.

Шуграт продолжал брать эльфа каждую ночь, не обращая внимания на его рыдания. Лишь однажды орк раздраженно бросил:

- Прекрати выть, сучка. Я весь промок от твоих слез, как от проливного дождя.

Однажды Фаэливрин прекратил плакать так же внезапно, как и начал. На место боли пришло равнодушие. Квенди чувствовал, что начинает угасать, не видя больше смысла жить дальше. В ночных снах Фаэливрин видел родителей, улыбающихся ему из-за невидимой черты, разделяющей мир живых и мертвых. Когда сын пытался перейти тонкую границу, его мать хмурилась и делала шаг назад. «Даже родители не хотят забрать меня с собой в Вечность», – грустно отмечал эльф, проснувшись. Квенди говорили, что когда эльф уходит за Грань, он видит там души всех тех, кому был дорог при жизни. Фаэливрин ловил себя на том, что надеялся хоть раз увидеть во сне Кая, дожидающегося его вместе с родителями. Но муж ни разу не посещал его сновидения, и Фэй лишний раз убедился в том, что ничего не значил для Кеанмайра.

Тоскливые зимние дни Фаэливрин проводил в состоянии отрешенности от внешнего мира. Его поведение начало пугать даже Шуграта, не знавшего сострадания к кому-либо из живых существ. В один из серых пасмурных дней эльфа разбудил шум, доносившийся из окна. Квенди успел увидеть, как его сородича, закованного в цепи, ведут на поляну, где свершались все значимые действия в жизни лесного народа. К ужасу Фаэливрина, оказалось, что эльфа ведут на казнь, приговаривая к смерти за мятеж. Хладнокровное убийство совсем молодого эльфа снова заставило Фэя внимательно прислушиваться и присматриваться ко всему, что происходит вокруг.

Недовольство лесного народа росло и крепчало. Обозленные активным сопротивлением людей, орки срывали свой гнев на мирных поселениях квенди. Король сначала отмахивался от жалоб своего народа, как от назойливых мух, но вскоре и сам вынужден был признать, что орки зашли слишком далеко в своих забавах.

- Найди управу на своих воинов, Ингрокх! – грозно скомандовал Хальдар орочьему вождю, вольготно развалившемуся в кресле.

- Мои бойцы устали и заслужили немного развлечений! – рыкнул в ответ орк.- В то время, как мой народ жертвует своими жизнями, воюя с мерзкими людишками, эльфы не высовывают из леса даже носа!

Хальдар понял, что загнал себя в ловушку, пустив врага в самое сердце своих земель. Король почувствовал, что союзник, которого он считал легкой марионеткой для управления, становится слишком опасным. Священный лес кишел орками, и им ничего не стоило обернуть свои силы против Айра-Таэри.

Фаэливрин усердно принялся учить орочий язык, чтобы понимать как можно больше из того, о чем толкуют между собой враги. Сначала практически все их речи сливались для эльфа в непонятную тарабарщину, из которой он с трудом вычленял несколько слов, но постепенно рокочущие, словно камнепад, фразы приобретали смысл. Орки оказались не столь глупы, как думал о них правитель Айра-Таэри. После захвата Вольсинии Ингрокх и Шуграт собирались обеспечить себе вечную жизнь, сочетавшись браком с эльфами, и через пару столетий, скопив достаточно сил, свергнуть Хальдара, поработив лесной народ.