- Помоги мне, пожалуйста, – просил эльф, цепляясь за мужа, как утопающий за соломинку. – Заставь меня забыть о войне, о тревогах, о сомнениях, обо всем… Хочу чувствовать только тебя и ничего больше!

Дилвин не в силах больше сопротивляться искушению, прижал к себе хрупкое тело мужа, успевшего скинуть с себя одежду, стискивая похудевшего эльфа до хруста в ребрах.

Ленриссиль недовольно пресекал все попытки нежности со стороны Дилвина, вынуждая человека действовать грубо и неистово. Король жадно гладил, распростертое перед ним, подрагивающее от желания тело, терзая шею и грудь поцелуями, больше походившими на укусы. Никакой смазки, чтобы облегчить проникновение, у Дилвина не было и в помине, поэтому он приставил к губам Ленриссиля собственные пальцы, которые эльф, сообразив, что от него требуется, жадно втянул в рот.

- Не хочу причинять тебе боль, – тихо сказал Дилвин, помня о том, что обладал мужем лишь однажды.

- Ты причинил мне боль только раз… Когда не поверил в мою любовь.

Дилвин, не желая больше видеть страдание в прекрасных глазах, жадно набросился на полные губы, лишая Ленриссиля возможности вздохнуть, одновременно проникая пальцами в узкий проход. Ласки были быстрыми и жаркими, а прелюдия короткой и неуклюжей. Дилвин одним толчком вошел в напряженное тело, чувствуя, как мышцы любимого туго сжимают его напряженную плоть. Из глаз принца брызнули слезы, но вместо того, чтобы попросить Дилвина остановиться, он обвился вокруг тела мужа, как змея, словно хотел слиться с ним в единое целое. Человек хотел дать эльфу время, чтобы привыкнуть к его присутствию внутри, но Ленриссиль снова удивил его, прося срывающимся голосом:

- Прошу, не медли!

Дилвин пытался быть осторожным, но эльф, словно обезумев, подстегивал его к самым решительным действиям. Король, забыв обо всем на свете, двигался в бешеном ритме, заставляя Ленриссиля только беспомощно вскрикивать, подаваясь напору его движений.

Эльф испытывал совсем другие ощущения, чем от первой своей близости. Тогда она казалась ему тягучей и сладкой словно мед, от переполнявшей обоих нежности, сейчас же жгучая, словно горький перец, боль опаляла своей остротой. При этом возбуждение принца не спадало, словно подливая масло в огонь испытываемых эмоций. В какой-то момент Ленриссиль почувствовал, что к боли примешивается наслаждение, сплетаясь с ней чудным узором. Перед глазами эльфа все поплыло то ли от пота, перемешанного со слезами, то ли от избытка ощущений и, вцепившись в плечо Дилвина зубами, Ленриссиль излился, ощущая внутри себя семя мужа.

Супруги молча лежали рядом, приходя в себя от случившегося.

- Прости меня за грубость, – прошептал Дилвин, обеспокоенный состоянием любимого.

- Так значит вот что такое «страсть»… – отстраненно проговорил Ленриссиль, словно и не он только что метался в агонии возбуждения.

- Нежность и страсть – две стороны одной медали, имя которой любовь, – сказал Дилвин, крепко обнимая мужа.

В эту ночь Ленриссиль впервые после разлуки с любимым заснул спокойно и глубоко.

Чем ближе воины подъезжали к Священному лесу, тем тяжелее становилось на сердце Дилвина и Ленриссиля. Постояв в нерешительности у кромки леса, люди первыми вошли в его полог. Гномы двинулись вслед с явной неохотой, не желая, однако, выглядеть в глазах союзников трусами. Казалось, даже деревья выражают враждебность по отношению к чужеземцам, посмевшим нарушить их покой. В каждом шорохе или хрусте ветвей солдатам чудилась засада. Люди и гномы настороженно оглядывались по сторонам, не выпуская из рук оружие. Два дня пути прошли спокойно. Лес был тих и, казалось, безжизнен. Воины заметно расслабились, уверовав, что смогут незаметно перейти границы леса.

- Может все и обойдется? – с надеждой спрашивали они друг друга. –Не так уж и страшен этот лес, как о нем рассказывали.

Беспокойство Ленриссиля, наоборот, возрастало с каждым часом. Он внимательно всматривался и вслушивался в окружающее пространство, весь превращаясь в зрение и слух.

- Как ты думаешь, почему нас до сих пор не обнаружили? – спросил Дивлин у мужа.

- Нас не могли не обнаружить, – уверенно отрезал Ленриссиль. – Воины ходят так громко, что их топот слышен даже на другом краю леса. Меня пугает это мнимое затишье. Сегодня ночью нам нельзя смыкать глаз.

- Но, Ри, воины устали и нуждаются в отдыхе. Если не дать им поспать хотя бы несколько часов, они не смогут двигаться дальше.

- Сегодня спать нельзя. Прошу тебя, Дилвин, послушай моего совета, – отрывисто ответил эльф.

Ночью люди зажгли множество костров, чтобы хоть как-то разогнать ночную мглу. Весь лагерь был в боевой готовности. Люди и гномы нервничали, не зная, откуда ожидать опасности. Неизвестность пугала похуже боев с орками. Эти твари, по крайней мере, были понятны и предсказуемы, а неведомые эльфы вселяли в грубых воинов суеверный страх.

Ленриссиль неожиданно громко вскрикнул, давая сигнал тревоги. Из темноты начали показываться грациозные тени, вооруженные луками. Воины вскочили со своих мест, приготовившись сражаться. Вот-вот должен быть затрубить гномий рог – символ боя.

- Ава!!! – закричал что было мочи Ленриссиль.

Дилвин знал, что по-эльфийски это означает «не делайте этого».

Сердце эльфа не могло принять бессмысленного убийства. Эта война была большой ошибкой, и его народ не должен в ней участвовать. И лучше уж умереть от руки сородича, чем молча наблюдать, как два дорогих сердцу народа лишают друг друга жизней.

Молодой эльф, которому не исполнилось еще и пятисот циклов, вышел на свет, пристально рассматривая Ленриссиля. Глаза квенди наполнились ужасом, когда он увидел коротко остриженные пряди.

- Кунду? – неверяще спросил эльф. – Совсем недавно весь лес пел Песню Печали, оплакивая вашу гибель.

- Я жив и стою перед вами безоружным, всецело вручая вам свою судьбу. Прежде чем распоряжаться моей жизнью, позвольте мне сказать своему народу все, что лежит у меня на сердце.

- Мы выслушаем Вас, принц, – решил эльф, и дал знак сородичам опустить оружие.

Люди и гномы не понимали речи Ленриссиля, которую он с жаром произносил перед застывшими в молчании эльфами, однако, было видно, что она произвела на воинов большое впечатление.

- Наш народ всегда гордился своей добродетелью и порядочностью. Король Хальдар от имени всех эльфов Айра-Таэри поклялся в верности людям. Вся Ирима прославляла этот союз на моей свадьбе с королем Вольсинии, которому я обязан быть предан до конца своих дней. Что же случилось с моими сородичами, которые преступили Нерушимый закон, объявляя войну тем, кому поклялись в дружбе? Что стало с нашим родным лесом, который оскверняют и вырубают своими мерзкими топорами орки?! Какой расой мы предстанем перед глазами будущих потомков? Коварными обманщиками, чьему слову нельзя верить?!

Эльф устало вздохнул, с тоской посмотрев на своего принца.

- Мой род всегда был предан Священному лесу, и я с рождения чтил волю короля. Но после того зла, которое причинили орки нашей деревне, я, отомстив врагам, избрал участь изгнанника.

- Так значит, вы не воины королевства? – растеряно спросил Ленриссиль.

- Король объявил нас мятежниками, – признался юноша. – Если мы будем обнаружены кем-то из сородичей, нас ждет Дерево Позора.

Кунду мог предположить все что угодно, но никак не ожидал такого поворота событий. Квенди восстали против своего короля?! Теперь он припоминал, что еще во время его пленения искры недовольства от засилья орков вспыхивали в поселениях эльфов, грозясь разгореться в жаркое пламя. Ленриссиль мысленно восхвалял всех богов Священного леса, которые вместо кровопролития на родных землях подарили им неожиданных союзников.

====== Глава 24 ======

Одинокая фигура, тщательно закутанная в темный плащ, крадучись передвигалась среди деревьев, сжимая в руках, перевязанные кожаным ремешком измятые листы пергамента. Эти несколько бумаг, исписанные рваным, неровным почерком, могли стоить путнику жизни.