И действительно, фашистские самолеты группами по 6-10 «юнкерсов» пикировали на крейсер, а также на линкор «Октябрьская революция» и эсминцы, стоявшие у Васильевского острова. Сильные взрывы следовали подряд один за другим через ровные промежутки времени. В разрывы бомб вклинивались резкие звуки разрывов тяжелых снарядов противника. Шесть наших батарей уже вели ответный огонь по врагу.

Грохот канонады заглушал слова. Бомбы начали рваться и у левого берега. Это не смущало мальчишек, словно воробьи усеявших набережные. Ко многому привыкли они в тяжелые дни блокады. Без них не обходилось ни одно городское происшествие.

Оглянувшись в сторону Адмиралтейства, я увидел новую группу вражеских самолетов. Друг за другом они пикировали на плавбазу «Полярная звезда» и на подводные лодки, стоявшие вдоль левого берега. Снова сильные взрывы один за другим, под ногами дрожит земля, с крыш полетели ледяные сосульки.

Плохо бомбили фашисты. Большинство бомб падало на берег.

Более часа продолжался налет фашистской авиации. Отбой воздушной тревоги был дан по городу лишь после 20 часов. Но в воздухе еще долго носились наши патрульные истребители.

Я помчался к себе на командный пункт. Через час-другой во всем разобрались. Досталось больше всего городу. На набережной Невы в ряде мест пылали пожары, разрушены были многоэтажные дома. Но корабли — линкор, крейсер «Максим Горький», эсминцы, подводные лодки, вспомогательный флот — имели только незначительные повреждения от осколков близко разорвавшихся бомб и снарядов и полностью сохранили боеспособность.

Крейсер «Киров» — наш общий любимец, флагман эскадры — получил одну бомбу. Пробив верхнюю палубу и наружный борт у ватерлинии, она разорвалась в воде подо льдом, и крейсер остался боеспособным.

Много мелких бомб попало в западное крыло Адмиралтейства.

Противник, по существу, не добился никакого боевого успеха. Наши летчики сбили еще на подходах к Неве и к кораблям 18 самолетов из 40 налетавших. До глубокой ночи шли переговоры по телефону, уточнялись все обстоятельства налета, его последствия.

Провал вражеской операции заставлял нас ожидать ее повторения. Об этом по телефону всех предупреждал командующий флотом вице-адмирал Трибуц. А всегда спокойный, командующий авиацией генерал Самохин, прощаясь со мной, посоветовал:

— Сегодня, адмирал, лучше спи на командном пункте.

И действительно, многие флагманы не спали в ту ночь. Все ждали налета…

Опасения наши оправдались.

В два часа ночи 5 апреля прозвучала воздушная тревога. Темноту прорезали лучи прожекторов, ночное безмолвие прервали береговые зенитки. Долго фашисты держали нас в напряжении. В, течение двух часов ухали бомбы, падавшие главным образом на лед Невы. На этот раз корабли даже не были задеты осколками. Никакие военные объекты не пострадали. Ни раненых, ни убитых не было.

А утром, как только рассеялась мгла, вновь начался усиленный обстрел заводов и Невы. Немецкие разведчики, прилетевшие днем посмотреть на результаты налета, были отогнаны нашими зенитчиками и истребителями.

Обстрелы города продолжались каждый день с неослабевающей интенсивностью. Мы, конечно, энергично отвечали. Немцы замолкали на 15–20 минут, видимо пережидая, чтобы жители вышли из своих убежищ, после чего огонь открывался вновь с прежней силой. И так бывало в течение 18 часов подряд. Снаряды все чаще стали попадать в объекты базы и корабли. Так, 14 апреля при очередном обстреле научно-исследовательского морского артиллерийского полигона в Ржевке разрушен был командный пункт ПВО. Одновременно фашисты обстреливали и Кронштадтскую крепость. Сильные разрушения были причинены Кронштадту 19 апреля. Много домов тогда было разрушено в городе, пострадал Морской судоремонтный завод. Повреждения имели корабли в гаванях и батареи на фортах. Все это, конечно, не обходилось без жертв.

20 апреля при очередном обстреле флота в Ленинграде один 152-миллиметровый снаряд попал в минный заградитель «Ока», пробил три палубы, частично разрушил жилые помещения. За смелую боевую деятельность этому кораблю всего за несколько дней до того было присвоено звание гвардейского. Много осколочных пробоин надводного борта и надстроек получили тогда эсминцы «Страшный» и «Сердитый». Наши истребители днем прикрывали флот от воздушных налетов противника, но, конечно, они не могли ничего сделать против артиллерийских обстрелов. К тому же почти все флотские аэродромы к 10 апреля растаяли, и самолеты не могли подняться для нанесения ударов по вражеским батареям.

Наступил тяжелый весенний период. Прекратилось движение лыжных дозоров. На Неве и на заливе было уже много воды. Генерал Самохин ворчал: «Вот когда перестали летать, так всем сразу потребовалась авиация… И разведку подай, и за каналом смотри, и по батареям ударь, и флот прикрой… Будете теперь знать, что значит без авиации жить…»

И действительно, без авиации было как без рук…

Только 20 апреля началась долгожданная общая подвижка льда. Все ледяные дороги на Кронштадт закрыты. 23 апреля Нева очистилась ото льда, и мы сразу же распределили буксиры по боевым кораблям, чтобы на следующий день начать перестановку кораблей. Делать это было не так просто, ибо береговой припай льда еще был очень силен и цепко держал корабли, словно не желая с ними расстаться. Уплывая в море на запад, льдины устроили нам неожиданный прощальный «салют». Утром 23 апреля телефонный звонок из штаба флота:

— Командующий приказал немедленно доложить, что это за взрывы на заливе. Вы слышите их?

На командном пункте не слышно взрывов. В чем дело? Авиации фашистов в воздухе нет, обстрела города тоже пока нет… И только с батареи Гребного порта доложили, что на льду ничего не видят, но отчетливо слышат беспорядочные взрывы вот уже целый час в направлении Канонерского острова. Будто иногда и лед взлетает…

Начались звонки по всем направлениям… Кто стреляет? Кто взрывает лед?

Оказалось, это салютовал нам ледовый фронт, уплывавший на запад! В течение дня из-за подвижки льда взорвалось более 250 мин армейского полевого образца, установленных саперами на льду еще осенью. Взрывы продолжались весь день…

Переставить корабли мы все же не успели. Сразу после обеда раздался сигнал воздушной тревоги.

День был пасмурный, сырой, над Невою низко нависали облака. Трудно нашим летчикам в такую погоду. Вся надежда на зенитчиков. И действительно, 9-й зенитный полк ПВО Ленинградской военно-морской базы опять показал высокое боевое мастерство своих расчетов. Этот полк, которым командовал майор Мухаметов, прикрывал своим огнем корабли и мосты на Неве. Мы еще в небе ничего не видели, а зенитки уже открыли огонь. Гитлеровцы с присущим им шаблоном почти в точности повторили прежнюю схему налета. Видимо, они торопились, понимая, что вот-вот флот уплывет. По данным ПВО города, на этот раз налетело 159 «юнкерсов» и «мессершмиттов». Но прорвалось к флоту только 18 бомбардировщиков. На подходах к городу сбито было 24 самолета, остальные куда-то отвернули. Налет продолжался на этот раз три часа, конечно, под аккомпанемент артобстрела. Парами и поодиночке пикировали из облаков фашистские бомбардировщики. Десятки осколочных пробоин бортов, как и раньше, получили очень многие корабли, были убитые и раненые. Командир крейсера «Максим Горький» капитан 1 ранга А. Н. Петров рассказывал после налета, что вблизи корабля разорвалось 15 бомб и 100 тяжелых снарядов. После насчитали 300 осколочных пробоин. Убито четыре матроса, ранено восемь.

Опять не повезло нашему гвардейскому минзагу «Ока». В корабль попало на этот раз три 203-миллиметровых снаряда. Разрушена была система подачи мин, разбито одно орудие, возникли большие пожары. Как и в начале месяца, особое внимание немцы уделили крейсеру «Киров». Им удалось попасть в кормовую часть корабля двумя 100-килограммовыми бомбами. Уничтожены были две зенитные батареи крейсера со всеми орудийными расчетами.

Вскоре после начала налета нам донесли: «Горит штаб флота!..» С другого места доложили: «Штаб флота разрушен!..»