Фашистская разведка, особенно воздушная, стала явно наглеть, вылазки ее все более учащались. И мы страшно жалели, что не имеем права вести зенитный огонь по немецким самолетам-разведчикам, появлявшимся над территорией Латвии и Эстонии. Стрелять по ним разрешалось лишь в пределах старой границы СССР, то есть только к востоку от Нарвского залива.

Профашистская политика буржуазии встречала все более резкое сопротивление трудящихся Прибалтийских стран. Они настойчиво требовали создания правительств Народного фронта. Под этим лозунгом проходили массовые политические демонстрации и стачки. Движение народных масс возглавляли коммунисты, вышедшие из подполья; в защиту кровных национальных интересов выступали левые социалисты и прогрессивные общественные организации.

Но наглели местные фашисты. Окрыленные двуличной, вероломной по отношению к СССР тактикой Гитлера, они ждали ввода германских солдат в Прибалтику, рвались к власти. Правящие круги Эстонии, Латвии, Литвы потворствовали им. Становилось очевидным, что наша северо-западная граница все еще ненадежно прикрыта. Это переполнило чашу терпения Советского правительства. 14 июня 1940 года Литве, а через два дня Эстонии и Латвии были предъявлены требования сформировать такие правительства, которые могли бы обеспечить выполнение всех пунктов договора о взаимной помощи. Кроме того, мы потребовали пропустить на территорию Прибалтийских государств достаточное количество наших войск, чтобы пресечь все фашистские происки против национальной независимости прибалтийских народов и боеспособности советских гарнизонов.

Профашистские главари бежали в Германию. В республиках Прибалтики, в том числе и в Эстонии, созданы были правительства Народного фронта.

Теперь стало возможным осуществить передислоцирование командования Балтийского флота из Кронштадта в Таллин. Начиная с весны 1940 года этого настойчиво требовал от нас Нарком Военно-Морского Флота адмирал Н. Г. Кузнецов. И в самом деле, крупные соединения подводных и надводных кораблей уже давно базировались на Таллин, Ригу, Либаву, а Военный совет и штаб флота оставались как бы в глубоком тылу, вдали от района, где развертывалось колоссальное строительство новых военно-морских баз, аэродромов и объектов береговой обороны.

Переход командования в столицу Эстонии требовалось осуществить так, чтобы ни на минуту не прерывалось управление флотом. Задача нелегкая! Много пришлось потрудиться начальнику оперативного отдела штаба капитану 1 ранга Г. Е. Пилиповскому и начальнику связи флота полковнику М. А. Зернову, чтобы справиться с ней.

Новый, советской постройки, пассажирский теплоход «Сибирь», ходивший на линии Ленинград — Лондон, был оборудован под штабной корабль и оснащен всеми необходимыми и возможными по тому времени средствами связи. В то же время в Кронштадте и в Таллине на береговых командных пунктах были организованы специальные оперативные дежурства, которые дублировали все приказания и донесения, передававшиеся флагманскому командному пункту на «Сибири».

20 июня «Сибирь» пришла в Таллин и стала у стенки Минной гавани. Штаб Краснознаменного Балтийского флота обосновался в одном из лучших зданий эстонской столицы, вблизи Вышгорода, рядом с помещениями ЦК Коммунистической партии и правительства республики.

Там же, в центре города, в небольшом доме находилось и военное министерство Эстонии, куда через несколько дней я отправился с официальным визитом к министру.

Узкая лестница, маленькие окна, всюду чистота и тишина, словно в частной жилой квартире, обитатели которой ушли на работу. В подъезде меня встретил юный белокурый лейтенант, молча провел в министерский кабинет — скромную, скупо меблированную комнату с низким потолком. Министр генерал-майор Тынес Ротберг, тучноватый, лысеющий, невысокого роста эстонец, был в армейской форме английского образца. Деланно улыбнувшись, он немногословно приветствовал меня подобающими к этому случаю фразами. Я отвечал в том же духе. Далее министр просил, если у штаба появятся какие-либо нужды и вопросы, выходящие за пределы, обусловленные договором, решать все эти вопросы через него, министра, или через его помощника, с тем чтобы не создавать на местах никаких конфликтов.

— Впрочем, господин адмирал, ведь скоро все изменится и вы сами будете здесь хозяевами, — грустно добавил генерал и с хитрецой вопросительно посмотрел на меня, прищурив и без того маленькие глазки.

Я не торопясь ответил, что командование флота и штаб, безусловно, будут точно соблюдать все пункты договора о нашем пребывании в Эстонии и ни о каком изменении или расширении рамок договора мне неизвестно.

Министр не стал развивать эту скользкую тему, а я тем более.

Визит был короткий и минорный…

Кажется, на второй или на третий день после него ко мне с ответным визитом явился командующий эстонским военно-морским флотом — высокий, стройный блондин с открытым приветливым лицом и мягкими манерами. Его чин капитан-майора, судя по трем нашивкам, видимо, соответствовал нашему званию капитана 3 ранга. Говорил эстонский комфлот проще и яснее, чем его военный министр. После официальных приветствий он прямо спросил меня:

— Господин адмирал, когда мы будем поднимать советские военно-морские флаги? Они нам кажутся очень красивыми. Да и в организационном отношении как-то сложно двум флотам стоять в одном порту… Мы к этому готовы.

После разговора с военным министром вопрос ком-флота уже не застал меня врасплох. Такого рода мысли, очевидно, были не случайными у эстонских военных руководителей. Как позднее я узнал от контр-адмирала П. А. Трайнина, который был в то время в Либаве, с подобным же вопросом к нему обратился и командующий латвийским флотом.

Я выразил своему собеседнику глубокое удовлетворение тем, что эстонским морякам нравится наш Военно-морской флаг, но будут ли они его поднимать на своих кораблях — это им виднее.

Капитан-майор словно пропустил мимо ушей мои слова и, прощаясь, убедительно просил предупредить его хотя бы за сутки, чтобы привести все корабли’ и Команды в «праздничный, парадный вид»…

Со стороны эстонских матросов и офицеров мы в ряде случаев видели, безусловно, доброжелательное отношение к нам. Но было бы наивно такое суждение распространять на всех местных жителей. И в этом мы скоро, к сожалению, убедились.

Однажды оконные стекла задребезжали от далеких, но сильных взрывов.

— В гавани, на нефтескладе, большой пожар! — сообщили нам.

Уже сидя в машине, мы с начальником Пубалта П. И. Бельским скоро увидели столбы густого черного дыма, высоко взметнувшиеся над небольшими домиками гаванского района. Сквозь дым временами пробивались яркие длинные языки пламени. Со всех улиц народ валил к гавани, звенели колокола, выли пожарные сирены. Люди, машины — все устремилось на пожар. Резко пахло нефтью, в воздухе носилась сажа.

С мостика штабного корабля «Сибирь», стоявшего в Минной гавани, ясно были видны большие серебристые цистерны, объятые со всех сторон пламенем. Горящая нефть уже растекалась за пределы складов, угрожала кораблям. День, к несчастью, был жаркий и почти штилевой. В дымном воздухе дышалось с трудом. Сложилась очень тяжелая обстановка.

Вызвав все буксиры, я приказал кораблям немедленно покинуть гавань.

Дав все нужные указания, мы отправились к горящим складам с наветренной стороны, где было не так душно’ и куда по тревоге прибывали наши команды. Склады одновременно взорвались в нескольких местах, а не в одном, как бывает при несчастном случае, Было очевидно, что мы имеем дело с явной диверсией. Об этом открыто говорили в толпе, кто с гневом, а кто и с плохо скрытым злорадством.

В борьбе с огнем участвовали все пожарные части города, рабочие с соседнего завода, солдаты и матросы эстонских кораблей. Все они, как и наши люди, действовали героически. Тушением грандиозного пожара энергично и дельно руководил командующий военно-морским флотом Эстонии.