Враг наступал, наши сухопутные войска с боями отходили, а за ними, оставляя наши базы, отходили и мы. Таким образом, с первых дней войны мы производили беспрерывное переразвертывание и переформирование соединений флота. Либава — Рига — Таллин — Кронштадт. Пришли в движение десятки тысяч людей и сотни кораблей, лишенных своих постоянных мест базирования. Высший орган управления флотом — его штаб должен был возглавить весь этот динамичный, сложный и противоречивый процесс, не будучи сам к этому подготовлен. Теперь уже с полной очевидностью можно утверждать, что, если бы командованию и штабу флота после потери Либавы предоставили свободу инициативы, наши дела на море сложились бы куда лучше. Но над нами довлела общая система руководства войной: ждать решения Ставки, несмотря на то что жизнь настойчиво диктовала свои требования.

Таков был железный закон времени.

Почти беспрерывное в течение первых месяцев войны переразвертывание флота на новые базирования, расформирование одних и срочная организация других частей, первые потери не могли не создавать порою нервозной обстановки во всех звеньях управления флотом. Всем хотелось отыскать реального виновника наших неудач, провала всех наших победных планов и расчетов. Даже большие люди еще не сознавали, что мы переживаем крах некоторых положений нашей довоенной доктрины, не до этого было! Нужен живой виновник! Я помню длительные ночные беседы c прокурорами и следователями. Мы старались честно и объективно осветить им боевую деятельность некоторых наших подчиненных, на которых незаслуженно возводилась вина в военных неудачах. Запомнились мне неприятные разговоры с одним высокопоставленным начальником.

— Товарищ начальник штаба! — наседал он на меня. — Почему наш флот не наступает? Почему фашисты могут наступать, а мы нет? — Я пытался разъяснить сложность обстановки, но он не слушал. — Нет, нет, я с вами не согласен. Штаб занимается не тем делом. Надо разрабатывать активные операции и действовать, наступать…

Это говорилось в те трагические дни, когда мы оставили Ригу и фашисты угрожали всей Эстонии. Нужно было срочно создавать систему сухопутной обороны Главной базы флота — Таллина. Мы с начальником оперативного отдела часами докладывали генералу о взаимосвязи всех операций, которые мы проводили на море, с действиями армии в Прибалтике. Речь шла уже не о морской войне в чистом виде, а о взаимодействии с отступающей армией, об обороне столицы Эстонии — Таллина. Это становилось для нас главным… Но рассуждения наши всерьез не принимались, и штаб флота в глазах беседовавшего с нами большого начальника был близок к положению виновника всех бед. А между тем легкие силы и авиация по плану штаба флота удачно и весьма активно ставили в финских шхерах мины заграждения, подводные лодки по всей Балтике угрожали фашистским коммуникациям, наши летчики топили вражеские корабли, хотя, разумеется, все это никак не могло решительным и быстрым образом изменить положение на сухопутном фронте, проходившем уже в Эстонии.

Эти строки пишутся не с целью представить штаб флота в непогрешимом виде. Непогрешимых на войне не бывает. В те памятные дни и недели не только наша пехота, танкисты, летчики и моряки учились воевать. Тяжелую и горькую школу проходили также штабы, штабные работники и командиры всех степеней.

На первых порах войны одним из наших досадных упущений было отсутствие четкого взаимодействия авиации с кораблями, особенно с подводными лодками. Чаще всего причиной тому была плохая организация тактической авиационной разведки. Летчики не всегда умели правильно определить класс кораблей противника и их скорость. Баржу, буксир, лайбу, сейнер принимали за транспорт, а любой небольшой боевой корабль, если это не торпедный катер, относили к классу эскадренных миноносцев, более крупный же корабль обязательно считали легким крейсером.

Не трудно догадаться, к чему приводили такие ошибки: для удара по эсминцам и крейсерам требуется совсем другая организация сил, чем для удара по транспортам и самоходным баржам. Эти просчеты обходились нам дорого, особенно когда развернулась борьба в Ирбенском проливе.

Практика показала, что вовремя получить данные и быстро нанести их на карту оперативной обстановки— это еще далеко не все. Главное для оператора — тут же сопоставить полученные сведения с прежними данными обстановки и сделать нужные оперативно-тактические выводы. Этому до войны мы, видимо, недостаточно учили командиров в академии и на флоте. С этими пробелами в своей подготовке они и вступили в войну.

Когда теперь, спустя много лет после победы, изучаешь оперативные документы того времени, становится ясно, что, пользуясь боевыми донесениями, штаб мог делать более основательные и далеко идущие выводы, чем те, что мы докладывали комфлоту.

Конечно, невозможно себе представить, чтобы с первых дней войны в ней участвовали только опытные, уже умудренные прошлыми боями начальники. Так не бывает. Тем ценнее опыт Отечественной войны, который принесет огромную пользу при подготовке наших нынешних офицерских кадров. Лелею себя надеждой донести до читателей хотя бы крупицу этого опыта, добытого дорогой ценой.

31 августа поздно вечером был получен приказ главнокомандующего Северо-Западным направлением. Это был его, пожалуй, последний приказ. Постановлением ГКО от 29 августа главнокомандование Северо-Западного направления и его штаб расформировывались. Ленинградский и Карельский фронты переходили в непосредственное подчинение Ставке. Краснознаменный Балтийский флот оперативно подчинялся командующему Ленинградским фронтом.

В приказе флоту ставилась задача: оборонять Ленинград с моря, не допускать обхода флангов наших армий морским путем. От нас требовалось укрепление морских флангов армий постановкой минных заграждений, выделением артиллерийских кораблей, постоянной огневой поддержкой сухопутных частей. Нашей обязанностью оставалась разведка противника на морском направлении, действия на его морских коммуникациях, оборона Моонзундских островов и базы Ханко.

Ночью в штабе никто не отдыхал. Прежде всего, надо было определить место минных постановок. Вдоль обоих берегов Финского залива сухопутные части с упорными боями отходили на восток, и было нелегко выяснить, где именно находятся сейчас их фланги. Для постановки мин выделили отряд кораблей в составе минного заградителя, миноносца, тральщиков и катеров-охотников.

Командира минного заградителя капитана 1 ранга Н. И. Мещерского, назначенного командиром отряда, вызвали в штаб. Комфлот разъяснил ему обстановку, приказал немедленно принимать мины и готовиться к походу. Всегда спокойный, уравновешенный, Мещерский ответил: «Есть!» — и, выйдя из кабинета комфлота, сейчас же позвонил по телефону на корабли, отдал необходимые распоряжения.

Я подписал ряд предварительных распоряжений: начальнику тыла о срочной подаче мин на корабли, командиру охраны водного района — о производстве предварительной тральной разведки мест минных постановок.

В комнате с затемненными окнами за большим столом склонились над картой офицеры-операторы. Обдумывают порядок действий. Уже много часов работают, производят расчеты.

Устал флот. Устала армия. Но время не ждет, надо торопиться, напрягать все силы. Об этом властно напоминает неумолкающий гул канонады, от которого дрожат и звенят оконные стекла. Канонада гудела под стенами города, ее с тревогой слушали все ленинградцы, от мала до велика, верили нам, надеялись на нас.

Наконец планы минных постановок утверждены командующим флотом, и исполнительные документы вручены командирам кораблей.

С рассветом 1 сентября корабли начали ставить мины в Копорском заливе, у острова Сескар, где уже была обнаружена вражеская подводная лодка, под южным берегом, в районе Шепелевского маяка, и под северным, у маяка Стирсудден. Постановки были произведены успешно, без особых помех со стороны противника. Неоднократно появлявшаяся подводная лодка была отогнана глубинными бомбами. Тем временем наши канонерские лодки вели артиллерийский огонь по наступавшей вражеской пехоте в районах Копорского залива и в окрестностях Сестрорецка. Стрельба их пушек перекрывалась мощными залпами 180-миллиметровых орудий железнодорожной артиллерии на южном берегу и 10-дюймовых пушек северных Кронштадтских фортов, бивших по крупным целям в глубине расположения фашистов.