К 24 часам «Вирония» занимает свое место на рейде.

Капитан 1 ранга С. В. Кудрявцев докладывает, что все химсклады опустошены и охвачены пожаром, а на катерах-дымзавесчиках мало дымсмеси. «Всю потратили на вашу любимую „Виронию“», — ворчит Сергей Валентинович.

Да, тут мы недосмотрели. Дымовой смеси теперь, действительно, уже не достать.

К нам подходит группа товарищей. С ними командующий флотом. Здороваюсь с Председателем Совнаркома ЭССР Лауристином. Здесь наркомы и члены ЦК компартии республики. Обмениваемся впечатлениями дня. Командующий флотом сообщает Лауристину, что войска оторвались от противника и посадка на транспорты идет нормально.

Разрывы мин приближаются к причалу. Ускорив прощание, разводим наших пассажиров по катерам, которые доставят их на корабли, стоящие на рейде. Чуть позднее, в сумерках, проводили на рейд Председателя Президиума Верховного Совета республики, известного эстонского поэта И. Вареса.

Как только заканчивалась погрузка, мы «выталкивали» транспорты на рейд в назначенные им места стоянки у островов Нейсар и Аэгна.

Погода не улучшалась. Шторм ревел, ветер крепко прижимал корабли к стенкам. Крупные транспорты приходилось оттаскивать от причалов буксирами. Сейчас очень много зависело от этих маленьких юрких суденышек, неутомимых тружеников моря.

На причале появился начальник тыла флота генерал-майор Москаленко. Могучим басом, кажется способным заглушить выстрелы зенитного орудия, он кого-то разносил, требуя немедленно вывести буксиры из-под огня минометов и артиллерии противника.

Сыро, временами налетает мелкий противный дождь. Пустеют причалы, все меньше и меньше людей в гавани, стихает шум разноголосой толпы, а взрывы мин и снарядов кажутся особенно гулкими. В сумерках у морских ворот гавани, дергаясь на швартовых, мрачной громадой высится старый русский боевой корабль, бывший минный заградитель «Амур». Ни огонька на нем. На палубе не видно команды, на мачтах не развеваются флаги, а из двух высоких труб не вьется дымок. Ветеран Балтийского флота, на чьих минах в первую мировую войну погиб не один вражеский корабль, уже больше не покинет старую гавань. Он должен выполнить последний свой долг перед Родиной — после нашего ухода затонуть в воротах гавани с тем, чтобы надолго запереть их для врага…

Пришли эскадренные миноносцы и сторожевые корабли из Моонзунда, а два транспорта с героическим гарнизоном Палдиски, следующие под охраной боевых кораблей, явно задерживаются. Телефонной связи с Палдиски давно нет, там с утра шли бои.

Боевые корабли не могли больше находиться в Моонзунде: после нашего ухода из Таллина их некому было бы питать ни топливом, ни водой, ни боеприпасами.

Эти корабли сделали свое дело. Они многое успели за два с половиной месяца войны.

Пока флот был в Моонзунде, противник не рискнул что-либо предпринять против островов. Наши корабли произвели семь крупных набегов на коммуникации противника, потопив и повредив пять эсминцев, четыре торпедных катера и десять транспортов. Наконец, в Моонзунде и в Рижском заливе проведено под охраной боевых кораблей тридцать конвоев, причем был потерян всего лишь один транспорт.

Большое значение имела постановка в Ирбенском проливе и в Рижском заливе активных минных заграждений. Более тысячи двухсот мин и минных защитников выставили наши моряки на коммуникациях противника.

Совсем темно… Гавань опустела, остались только два катера и посыльное судно «Пиккер» — оно должно доставить Военный совет флота с походным штабом на крейсер «Киров».

Бои идут уже вблизи гавани. В грохот пулеметной и артиллерийской стрельбы врываются оглушительные раскаты взрывов. За домами полыхает зарево, то ярко-красное, то оранжевое, то почти белое, и повсюду к небу поднимается густой черный дым. На фоне раскаленных облаков четко вырисовываются контуры кирок, столь характерные для таллинского пейзажа.

На западе послышался гром, и вдруг там возникает феерическая картина. Тысячи разноцветных звезд летят к небу, рассыпаются яркими искрами. Это горят флотские склады сигнальных ракет…

В землянках штаба собираем имущество, документы. Обхожу еще раз все помещения, в них воцаряется неприятная мертвая тишина. Машинки больше не стучат, офицеры не диктуют срочных документов.

Ворота в Минную гавань со стороны города закрыты. Их охраняет небольшая команда матросов с пулеметами. За решеткой ворот все реже мелькают фигуры бойцов.

Прибыл с рейда контр-адмирал Юрий Федорович Ралль. На переходе он будет командовать арьергардом, то есть силами, прикрывающими всю армаду кораблей с тыла.

Юрий Федорович пришел на своем катере, отряхнулся от воды, спокойно, как всегда, доложил, что в море свежо, не меньше семи-восьми баллов, а рейд интенсивно обстреливается артогнем противника. Гитлеровцы стреляют не целясь по площади. Снаряды гуще всего ложатся у ворот гавани. По-видимому, гитлеровцы ждут, когда начнут выходить наши корабли. Не заметили, что почти все они уже покинули гавань.

Ралль уточнил в штабе все, что связано с минированием гаваней и рейдов после нашего ухода.

Военный совет решил переходить на крейсер в 4 часа утра 28 августа. Я со вторым эшелоном походного штаба должен прибыть на лидер «Минск» в 7.00. Последним в 8.00 покинет таллинскую землю начальник тыла генерал Москаленко после разрушения и заблокирования гавани.

Время тянулось медленно, да к тому же ночь была темной, сырой. Из Копли вернулся капитан 1 ранга Г. Е. Пилиповский, посланный на розыск очередной «пропажи» — самого большого транспорта в десять тысяч тонн, без которого тысячи бойцов рисковали остаться на берегу. Все обошлось благополучно. Транспорт стоял в бухте на якоре без огней и из-за шторма не решался своим ходом подойти к стенке. Ожидал буксиры, а те в темноте долго не могли его найти. Вот и все «происшествие».

Обратно Пилиповский возвращался через весь город под свист пуль, сквозь дым и гарь. Враг был почти у ворот Минной гавани… Закопченный, весь в саже, Григорий Ефимович спокойно доложил:

— Все в порядке, погрузка заканчивается. А вот вернуться в гавань я уж совсем было потерял надежду: улицы перегорожены баррикадами. Не поймешь, откуда стреляют…

Ночью огонь по Минной гавани прекратился, фашистам так и не удалось сбить наши части прикрытия. Теперь мы их оттягиваем к причалам и грузим на суда.

Посадка везде прошла хорошо, корабли приняли с берега более двадцати трех тысяч человек, а также около шестидесяти шести тысяч тонн разных грузов. К рассвету весь флот был на рейде. Ни одного взвода солдат или матросов не оставили мы на произвол судьбы.

В 4.00 получены последние указания комфлота на переход. Мы проводили Военный совет флота на крейсер «Киров». В гавани осталось два катера: малый охотник — для моего походного штаба и торпедный катер для начальника тыла генерала Москаленко и офицеров его группы.

В гавани пусто и тихо, у пирса сиротливо покачиваются наши катера, команда стоит по своим местам в готовности к выходу. Из города больше никто не возвращается.

Медленно светает. В 7.00 дружески прощаемся с генералом Москаленко. Катер доставляет нас на лидер «Минск». По плану похода я — первый заместитель комфлота и командир отряда прикрытия. Походный штаб возглавляет мой заместитель капитан 1 ранга Н. А. Питерский. С нами комиссар штаба флота бригадный комиссар Л. В. Серебренников.

На рейде свежо. Прежде чем добраться до теплых уютных кают «Минска», мы все изрядно промокли, так как катер сильно зарывался и его часто накрывало волной. То тут, то там вставали водяные «свечки» — падали снаряды фашистской артиллерии. Но корабли стояли мористее, вне обстрела.

Через несколько минут после прихода на корабль походного штаба был развернут флагманский командный пункт, и Н. А. Питерский доложил обстановку. Прежде всего о погоде: шторм как будто начал стихать, редеют низкие серые облака, мягче стала волна, но все же свежо, и малым кораблям выходить рискованно. Из-за вынужденной задержки нам предстоит форсировать основное минное поле у Юминды уже в темное время. Это плохо, но ничего не поделать.