Тревожная, напряженная ночь… Немцы в десяти километрах от Таллина. Все на фронте. Даже милиция… Город опустел. Наши держатся только благодаря артиллерии кораблей и береговых батарей. Стоило крейсеру «Киров» сделать перерыв в стрельбе, как на наш КП позвонил генерал Николаев:

— В чем дело? Почему замолчали корабли?! Фашисты поднимаются в атаку. Скорее давайте огонь!

И вновь бил крейсер «Киров» и другие корабли, прижимая противника к земле.

Я вышел на мостик «Виронии» и взглянул на рейд: кораблям было тесно. В замкнутом прямоугольнике от берега до берега медленно двигался крейсер «Киров», его окружали ловкие, более подвижные эсминцы; мористее встречными курсами двигались длинные низкие лидеры «Минск» и «Ленинград». И все эти мощные корабли беспрерывно били из своих пушек.

Наступило утро 25 августа. Весело светит солнце. Слабый свежий ветерок от норд-оста. Жарко в прямом и переносном смысле. Ежеминутно поступают донесения с фронта или от командиров кораблей, со всех сторон сыплются запросы. Одни просят буксир для переправы на берег раненых, другие — подать боезапас для зениток. С моря вернулась с победой — потопила фашистский транспорт — подводная лодка «С-4», ей надо указать безопасное место стоянки…

Фашистские самолеты производят обычную утреннюю разведку рейда, и вслед за тем налетают бомбардировщики. Они сбрасывают бомбы на корабли и тяжелую батарею острова Аэгна. Бомбят фашисты беспорядочно. Корабли на ходу не имеют попаданий.

К сожалению, зенитные пушки на эсминцах и лидерах— с низким потолком и малой скорострельностью. Впрочем, хоть таких пушек было бы побольше… В лучшем положении крейсер «Киров», у него кроме зенитных орудий есть еще зенитные автоматы, а также современные приборы управления огнем. Искусно руководят действиями зенитчиков старшие лейтенанты Александровский и Кравцов.

Обстановка предельно напряженная. Однако сохраняется привычный на флоте распорядок дня. Пьем чай в кают-компании посыльного корабля «Пиккер», где теперь разместился Военный совет флота.

И вдруг корпус корабля вздрогнул. Через открытые большие квадратные иллюминаторы слышны мягкие всплески, будто группа пловцов бросилась с мостика корабля в воду. Выбегаем на палубу и видим медленно опадающие белоснежные столбы на глади Минной гавани рейда. Огонь ведет полевая артиллерия противника с полуострова Вимси. Корабли маневрируют, уклоняются от снарядов.

Оперативный отдел штаба срочно разрабатывает новую дислокацию всей массы кораблей, стоящих в различных гаванях. Катера-охотники, торпедные катера, буксиры, баржи, гидросамолеты МБР-2 переводятся к западу от полуострова Пальясар. Противник туда еще не достает. Ряд больших транспортов выводятся из Купеческой гавани.

Комфлот приказывает определить расположение полевых батарей, обстреливающих гавани и рейд, и огнем флота уничтожить их. А пока в гавани появляются катера-дымзавесчики. Руководит ими начальник боевой подготовки флота капитан 1 ранга Сергей Валентинович Кудрявцев. За катерами вырастает густое плотное облако, окутывающее весь рейд. Огонь противника становится беспорядочным и скоро вовсе прекращается. А это нам на руку, сумеем хоть погрузить раненых на транспорты…

В десяти километрах от города идет ожесточенная борьба за каждую пядь земли. Все работники политического управления посланы Военным советом в гущу событий, в роты и батальоны, сражающиеся на последних рубежах.

Никогда не забыть профессора Ленинградского университета О. В. Цехновицера. Он заменил убитого комиссара отряда и не раз поднимал в атаку морских пехотинцев, идя впереди с гранатами в руках…

Меня срочно вызывает оперативный дежурный. У карты уже стоят начальник оперативного отдела капитан 1 ранга Г. Е. Пилиповский и комиссар штаба Л. В. Серебренников.

— Получено срочное донесение от командира конвоя, — докладывает капитан-лейтенант Овечкин и показывает точку на карте.

Пробегаю глазами условные знаки, нанесенные на карте по пути следования конвоя. Все тут отмечено — и атаки и обстрел, но крестиков не вижу.

— Значит, все живы! — невольно вырывается вздох облегчения. — Ну, докладывайте…

Выясняется, что из Таллина в Кронштадт сегодня ночью шел конвой в составе девяти транспортов с ранеными, имея достаточно сильное охранение. Утром конвой обстреляла фашистская батарея с мыса Юминда. Некоторые корабли получили незначительные повреждения, но остались на ходу. Позже конвой подвергался воздушным атакам. На транспорт «Даугава» совершено тридцать налетов. Ходовой мостик снесен, разбиты шлюпки, перебит паропровод. И все же экипаж спас судно.

У Гогланда конвой вошел в оперативную зону Кронштадтской военно-морской базы; его прикрыла наша авиация.

На этом переходе мужество и доблесть проявили многие латыши — члены экипажа «Даугава»: механик Куц, машинист Берзин, кочегар Пинксис. Поистине сказочно сложилась судьба буфетчицы Альмы Хорст. Она и под вражескими бомбежками ухаживала за ранеными. Взрывной волной ее сбросило в воду. «Даугава» ушла вперед. Наш сторожевик подобрал девушку и передал ее на другое судно, но через несколько часов это судно погибло. Альма вновь оказалась в воде и снова ее подобрал проходивший мимо корабль. К общей радости всего экипажа, Альма Хорст добралась живой и здоровой до Ленинграда и вернулась на свой пароход.

Переход двух последних конвоев показал, что многие участки нашей важнейшей коммуникации опять сильно заминированы и, что хуже всего, минные поля после нашего траления непрерывно обновляются противником. Основное же минное поле прикрывается огнем тяжелой немецкой батареи.

Начальник оперативного отдела, докладывая обстановку, предлагает: батарею уничтожить, а фарватеры вновь протралить. Что же, правильное предложение. Но возникали вопросы: чем разрушить батарею? Чем тралить минные поля? Чем прикрыть с воздуха наши корабли?

С тяжелым чувством иду к командующему докладывать обстановку. Он принимает решение: для контрольного траления фарватера послать 12-й дивизион малых тральщиков под охраной сторожевых кораблей.

Сразу же на КП прибыл начальник минной обороны контр-адмирал Ралль. Быстро составили план траления. Но, видимо, Нептун на нас прогневался. С полудня на море начался шторм. Ветер северо-восточный, восемь-девять баллов, на рейде разгулялись огромные волны. Попытка тральщиков выйти из бухты не увенчалась успехом, они не могли «выгребать» против штормового ветра даже без тралов. Посылать же в такую погоду последние десять базовых тральщиков — это значит рисковать потерей крайне важных кораблей, без которых противнику легко закупорить нас в таллинских гаванях.

Звонок с КП сухопутной обороны. Узнаю голос генерала Николаева. Он просит, чтобы Военный совет срочно прибыл к нему. Командующий флотом и дивизионный комиссар Смирнов тут же уезжают. Меня обступили офицеры штаба:

— Что случилось?!

— Не знаю, — отвечаю им, а сам предчувствую что-то недоброе…

Трибуц и Смирнов вернулись быстро. Комфлот на ходу приказал немедленно вызвать всех командиров соединений. Случилось самое худшее, что могло быть: фашисты прорвали наш фронт в восточном и южном секторах обороны…

На наш новый флагманский командный пункт, организованный в Минной гавани, прибывают командиры соединений. Чувствуется общее возбуждение. Спокойнее других контр-адмирал Ралль и генерал Москаленко.

Заслушивается мой доклад об обстановке на суше и на море. Командующий предлагает каждому командиру соединения подробно доложить состояние подчиненных кораблей и частей. Помню, все доклады были точными, лаконичными. Предлагались меры по улучшению управления огнем флота. Тут же подсчитывалось, сколько людей еще смогут дать корабли на сухопутье.

Все в один голос заявляли, что бойцы прекрасно понимают сложность положения и готовы выполнить любое задание командования. Военный совет решил произвести некоторую перестановку кораблей на рейде с тем, чтобы вывести их из-под огня противника и усилить помощь сухопутным частям. В частности, все катера-охотники и сторожевые корабли должны были подойти к берегу и, если потребуется, стрелять прямой наводкой по врагу.